- Ну ты, Лёш, даешь (1/1)

Я возьму память земных верст,Буду плыть в спелом, густом льне.Там вдали, там, возле синих звездСолнце Земли будет светить мне.Роберт Рождественский. Им трудно поверить. Они говорят?— таких людей не бывает. А Лёша им?— да как же? Вот же он я, вот же он?— Павел Иванович. Смотрите, улыбается на фотографии, смеется, почти как живой. ?Паш?,?— и всегда как маленький ребёнок, с добродушной улыбкой говорил ему Леонов. А в ответ участливое: ?Лёш, ты пристегнулся??. Может быть и просто забота, но на деле самая настоящая, самая искренняя, невероятная мужская дружба. Когда оба дорожат друг другом, это уже не просто солдаты, это уже семья. Много экипажей после 18 марта 1965 года ещё посетили эту молчаливую холодную пустоту. Сколько героев среди них?— сколько доселе живых, сколько погибли. Но по психологической совместимости тандем ?Восхода-2? надежный номер один за всю историю космонавтики. Один спокойный, другой?— сорвиголова. Один горячий, другой?— рассудительный. Один?— давай, другой?— рано.*** Испытания у космонавтов были поистине космическими. С утра до четырех активные тренировки, потом отдых до ужина, а там и домой можно. Сегодня была тренировка основного экипажа. Восход-2. Беляев и Леонов должны были вместе провести в сурдобарокамере 10-13 суток полной изоляции. Что поделать?— психологические тесты. Ведь кто его знает, как там, в космосе? Корабль-то совсем небольшой, компактный, а человек, с которым лететь, должен быть ближе матери родной, чтобы на высоте сотен километров не переругаться, да не передраться в кабине. Ну и, конечно, задание выполнить слаженно, без заминок. Вообще, в сурдобарокамере проходили испытания по одному. Следили, замеряли. Но когда экипаж был уже сформирован, все как будто заново начиналось: центрифуги, спортивные тренировки, бег, силовые упражнения… Ну и так каждый день, снова до шестнадцати ноль-ноль, а потом свободны, отдыхать?— но тоже строго по режиму. Сон полноценный, питание… Не космонавтом, а сверхчеловеком себя можно было ощутить. Но в сущности?— разве ж была разница?.. Лязгнул замок с характерным звуком, закрутили люк, задраили?— тишина. Оба космонавта сели по своим местам. А комнатка совсем крошечная?— по принципу ?встань, я сяду?. Алексей расположился у иллюминатора?— крошечного совсем,?— и принялся рассматривать, что там снаружи, точно бы впервые был здесь, но на деле?— впервые не один. И это ощущение было странным. На лице Леонова нет-да-нет появлялась кроткая улыбка, точно не уверенная в своей уместности, потом пропадала. Он изредка поглядывал на Павла Ивановича, но тот был, как и всегда, погружен глубоко в себя. Алексей часто задумывался над тем, чем же напарнику так не угодил, что Паша с ним такой хмурый. Но потом понял?— что совсем не в нём дело. Лёша уселся на своем месте, провел рукой по столу, что находился совсем-совсем рядом. —?Новый,?— заметил он. Беляев поднял на него глаза, некоторое время непрерывно изучая лицо напарника, как будто читал оставшиеся невысказанными мысли Леонова. Павел глубоко вздохнул и уперся головой в стену, закрывая глаза. Он знал, что оба они с Лёшей сейчас думают об одном и том же. Если принюхаться даже, можно уловить слабые нотки едкой гари. А может, уже кажется. —?Валя-Валя… молодой же был совсем,?— негромко продолжил Алексей. Беляев не открывал глаза, но Лёша знал, что друг внимательно его слушает. —?Главное, чтобы он не напрасно погиб,?— спустя время вдруг добавил Беляев. Его характерный низкий голос обратил на себя внимание Алексея. Леонов застыл, теряя взгляд где-то на полпути до напарника, точно бы видел что-то в параллельном пространстве. Тяжело было входить сюда, даже страшно немного, жутко что ли. После того, как здесь погиб Бондаренко, прошло совсем немного времени. Валя-Валя… По глупости ведь! Протер приборы, выбросил ватку, да неудачно. Проспиртованная, она попала на электроплитку, а воздух?— чистый кислород?— вспыхнул как пух… Алексей закрыл глаза, глубоко вдохнул и выдохнул. Почувствовал, как давит?— значит, снижают давление. По ощущениям своего организма, точно по краскам на холсте, Леонов учился определять давление, уровень кислорода, перегрузки. Но воля к звездам хранила?— и он вытерпел бы все тренировки, будь даже среди них та самая задача выгрызть наперегонки со смертью дыру в люке. Паша не любил разговаривать, ещё меньше любил говорить о себе. А Алексею как ребенку?— хотелось узнать больше о своем коллеге, и он все время провоцировал Беляева на разговор. К тому же только подумать: 10 дней как минимум вдвоем, бок о бок в прямом смысле, что же делать, если не говорить? Алексею было трудновато, Павлу?— нет. Да и вообще, если составить рейтинг тех, кто лучше всего справился с задачей выдержать молчаливое одиночество в сурдобарокамере?— Павел Беляев уверенно взял бы золото. —?… на пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы,?— напевал Леонов негромко, в уме считая красные и черные цифры, что висели в рамочке напротив?— тест на интеллект и собранность космонавта. Павел негромко, но тоже подпевал, больше себе под нос. Шли пятые сутки. —?Паш? —?спросил Алексей, растягиваясь на своей лежанке после того, как песня была допета. —?Чего тебе? —?Расскажи, после чего тебя взяли в отряд? —?Леонов почти что ткнул наугад в небо. Столько времени прошло, как они знакомы, но об этом Алексей так ни разу и не спросил своего друга. Павел ожидаемо молчал. Леонов перевернулся на живот и ткнул рукой Павла в колено. —?Паш. —?Лёш, отстань,?— тоже ничего нового. —?Хочешь, я про себя расскажу? —?Ты уже рассказывал. —?Представляешь, у меня мотор из строя вышел. Загорелся прямо в воздухе… —?Лёша… —…меня приложило головой о стекло хорошенько. Отключился прямо за штурвалом. Сморило, представляешь? —?Не представляю. —?Система верещит, в наушниках ?Леонов, Леонов!..? только и крику. А я и отвечаю, что, мол, так и так, двигатель горит, прошу разрешения противопожарную систему задействовать. А мне?— нет. Снижайся и катапультируйся. Павел смиренно молчал, закрыв глаза как будто в полудреме. Но Леонов знал, что напарник не спит, и периодически задевал его рукой, то стуча по колену, то дергая за штанину, привлекая внимание. Беляев лениво приоткрывал глаза, наблюдал за Леоновым (иногда отпуская едкий комментарий), и снова принимался дремать. —?Я и говорю, так точно, снижаюсь. Приготовился, в кресло вжался, рычаг выжал?— и… ничего! Маркелов, лоботряс, чеку не вынул, представляешь? Ну и я принял решение: потушил двигатель и штопором вниз. —?Ты когда-нибудь приказы командования выполняешь вообще, Лёш? Пауза. —?Обижаешь, Павел Иванович,?— став серьезным за несколько мгновений, опустил руки Леонов, глядя Беляеву в лицо. Паша, ощутивший, как схлынула волна оптимизма, несколько встрепенулся. Леонов не сводил с него глаз, явно ожидая ответной реплики. Беляев опустил ноги с лежанки, отвел взгляд в сторону иллюминатора, чуть помолчал и начал: —?Мы тогда на ЛА-11 летали, патрулировали Японское море. Я в составе эскадрильи, почти в хвосте. Чувствую, мотор напрягся, булькнул и затих. А мои вперед летят, ждать права не имеют. Дальше?— сам. Понял я, что бензонасос сдох, а лететь ещё километров восемь-десять. И ведь в остальном машина-то исправная. Леонов замер, вытянулся как кот и стал внимательно слушать. Почти даже не двигался, потому что натурально боялся сказать или сделать чего не то, спугнуть что ли. Ведь чем более закрытый человек, тем ценнее его откровения. Алексей слушал своего командира как мальчишка рассказ фронтового героя. —?Можно было сесть на воду, но смысл? Кто меня там искать будет потом. Я тогда и решил, что надо вручную качать. —?И что, долетел?.. —?не удержался Леонов. —?Нет. Упал и разбился. Врачи по косточкам собирали,?— Паша чуть нахмурился, все ещё картинно глядя в иллюминатор сурдобарокамеры. Лёша тоже нахмурился, он приподнялся, в непонятках глядя на напарника. Тут Беляев перевел на него взгляд, замечая сосредоточенную угрюмую физиономию, и, прыснув, рассмеялся. —?Да ну тебя! —?Леонов дотянулся снова, чтобы ударить Беляева по колену, но тот увернулся и отвел руку Алексея ловким блоком, неслышно смеясь. —?Я уже испугался,?— ворчал Леонов. —?Да все в порядке было. Сел я на плавном ходу. Руку правую потом правда месяц не мог поднимать?— болела. Все-таки ручной насос… А экипаж уж чуть меня поминать не собрался. Но бутылку они вовремя откупорили. —?Да… надеюсь в космосе нам вручную не придется топливо качать,?— улыбнулся Леонов. —?А это, Лёша, как Родина прикажет.*** Алексей всегда так внимательно смотрел на строгого товарища, сдержанного Павла Ивановича, наблюдал за каждой его эмоцией. Как ему это удавалось? Почему он был совсем другим, таким отличным от него самого? Ведь две ноги, две руки?— все то же, а такие разные характеры и судьбы. Паша вырос сильным, собранным, будто всегда был настороже, каждую минуту, никогда не позволял себе расслабиться. Места, откуда он родом, не очень благополучные для жизни, но архитектура там мощная. Паша с юных лет охотился на пушного зверя, к разным трудностям был привычен. Отец у него был строгий, его слово?— закон, и всё тут, без возражений. Потому вот таким Паша и вырос: послушный, молчаливый, невероятный. В любой компании, даже самой близкой, он держался поодаль, а Лёше хотелось, чтобы подполковник был рядом, чтобы делился своими мыслями. А он нет?— в стороне, с краю. Молчит, если нужно где?— улыбается, не нужно?— задумчивый. Точно за стеклом всегда, ото всех отгороженный. Но Лёша бы ни за что все равно не сдался, Лёша Павла Ивановича очень ценил и уважал. Он ведь успел узнать, какой его командир в стрессовых ситуациях. Много о чем они успели поговорить, пока вьюга ладила им кров. —?Я бы не смог отстрелить шлюз,?— поделился Паша тогда, в тайге, под шепот метели,?— остался бы там, на орбите, с тобой. Не смог бы вернуться домой, и жить бы с этим не смог.*** Павла Ивановича не стало 10 января, через пять лет после полета. Но он так и остался другом и капитаном Алексея Леонова.