Вакуум. Представьте, что вокруг вас нет ничего, кроме вакуума... (1/1)
Вакуум. Представьте, что вокруг вас нет ничего, кроме вакуума, и вы тонете, словно в зыбучих песках, в этой всепоглощающей тишине.Сбитое дыхание.— Быстрее, Монди, быстрее! — звучит болезненным ударом по перепонкам.Ты кривишься. Тебе не нравится это прозвище, но он не понимает. Он в принципе мало, что в тебе понимает, но ему это отнюдь не мешает двигаться быстрее. И ты ускоряешь шаг, чувствуя, что, казалось бы, полностью иссохшее, горло ?обезвоживается? еще сильнее.Ведь он твой лучший друг, и это такая мелочь, и тебе должно быть все равно, не так ли? Ты не можешь ответить себе точно, да или нет. И стоит ли? Наверное,..Наверное. Правильно, наверное. Пожалуй, это будет самым стоящим ответом.На небе собирается дождь, и ты блаженно закрываешь глаза, предвкушая первые капли. В тот день, когда вы стали тандемом, чем-то большим, чем просто двумя мальчиками из гетто, тоже шел дождь.Память – жестокая штука.Ты задыхаешься, но не чувствуешь этого.Грязь была повсюду; Саймон отчетливо ощущал ее, застрявшую, где-то в дыхательных путях, не говоря уже о том, что она прилипла к лицу, местами въевшись, словно вторая кожа, а остальной частью унизительно стекала с подбородка. Впрочем, это был вполне закономерный шарж на того, кого минутой назад ткнули носом в асфальт. Едва парень успел сплюнуть микробы, как за спиной раздался смех. Он знал, что они скажут, но все равно по привычке зажмурился. Вполне возможно, чтобы просто не видеть свое отражение в рябящей луже.— Слабак, — зычный, глубокий голос, красивый, как у талантливого тенора, принадлежал двухметровому верзиле—переростку с отсутствующим как здравым, так и смыслом в принципе. Саймон смежил веки сильнее, стараясь не дрожать от ощущения дождевой воды за пазухой. Почему судьба одаривает таких идиотов?Надо было срочно отключить сознание, чтобы не натворить глупостей.— Слабак Салас, — снова горделиво щерится гигант на радость окружившей его толпе. Остальная же ее, менее заметная часть, очевидно, не столь приверженная насильственным методам, равнодушно стояла где-то в сторонке, изредка конвульсивно вздрагивая.Саймон никогда не был настроен против общества (по крайней мере, не выделялся своей ненавистью на фоне остальных), но в этот момент ему пришлось приложить массу усилий, чтобы балансировать на грани ?несправедливо? и ?держи себя в руках?. Если бы можно продемонстрировать ситуацию на шарике с гелием, его промышленные стенки уже истощились бы настолько, чтобы с секунды на секунду оглушительно лопнуть, взорвавшись мириадами лоскутков. Подошва сорок пятого размера плюхается в его импровизированное зеркало.?Держи себя в руках?, — напоминает себе парень. Когда окатывает с ног до головы, перехватывает дыхание.?Задыхаешься, но не чувствуешь этого.?Саймон отчетливо понимал, что у него есть секунд десять, чтобы выпрямиться во весь свой немалый, но очевидно недостаточный для этого мира рост, и избежать дальнейшего унижения, но парень даже не дернулся. Зачем в очередной раз проверять то, что твои колени омерзительно прилипли к мокрому асфальту. Смириться со своим будущим, согласитесь, гораздо проще, чем пытаться его переломить. Да, он выбирал путь слабых сам, поэтому не обижался на оскорбления.Но ведь конкуренция всегда так поднимает жизненный тонус.И едва мысль о смирении ядовитой змеей скользнула в его мозг, как что-то изменилось. Что-то треснуло, скрипнуло, завизжав. Смех затих.И Саймон был готов поклясться, что у него выросли крылья.Ты видел это каждый день: миллионы унижений. И видишь сейчас. Каждый день в этом райончике кого-то ломали, кого-то убивали, но чаще и усилий прикладывать не требовалось – не выдержав очередного повышения налогов, люди погибали сами. Очевидно, за последующее тысячелетие все просто привыкли к тому, что трупы иногда разлагались прямо на улицах, забытые, как выпуск вчерашней газеты в Нью Гринвиче с вырванной страницей по биржевым сводкам. Ты никогда не понимал, зачем они это делают – вырывают страницы – ведь акции – слишком расходный материал, чтобы жить долее пары секунд. Но, вероятно, именно поэтому ты родился в гетто, а они – в Нью Гринвиче. Ты сам похож на акцию. И, наверное, это абсурд – следить за собственным курсом.Новый кожаный плащ продувало. Где-то произносят твое имя.— Отстаньте от него, — спокойный, уравновешенный тон подействовал на всех так, словно их году был дан старт именно в эту секунду. Саймон почти физически чувствовал, как воздух вязко наполнялся прогорклой атмосферой дикого, уличного страха. Но он не знал, что всех так испугало. Он стоял к кошмару спиной.Очевидно, подавившись изначально бравадной слюной, верзила все—таки снова ощерился.— Что ты здесь забыл, святоша?Ты стараешься быть беспристрастным. Ты сейчас новичок, но уже со стремлением идти дальше. Дальше, но не до конца, потому что конец в любом случае будет на том свете. А они только дети. Только заучив определение системы, уже считают, что она их лучший друг, и можно творить все, что тебе заблагорассудиться, пока часы на твоей руке похожи на замороженный кусок мяса – тот?больше?не двигается, а эти –?пока.Absurdum ergo credo. Ведь на самом деле каждая ушедшая минута воцарившегося молчания – их страшнейший враг. Абсурдно, поэтому веруешь?— Лишу свободного времени каждого, кто отнял у парня хотя бы секунду, всем ясно?Кто-то когда-то сказал тебе, что твой голос похож на твои же глаза. Только в одних – лед, а в другом – сталь. Забавно.Ты чувствуешь удовлетворение от того, что парнишку за твоей спиной трясет не от благодарности, а от гнева. Ты не киваешь ему, не смотришь на него, не ждешь чего-либо большего, чем заскорузлой ненависти. Таких, как ты, многие ненавидят. Наверное, ты и пошел в хранителей оттого, что всегда боялся в жизни перемен.Ты разворачиваешься и уходишь, хлопает дверь не слишком новенькой машины.Может, в другой раз ты бы и остался творить если не историю, то хотя бы собственную судьбу.— Переведите суточные.Если бы у тебя была?свободная минутка.