Гореть (1/1)

Хината оказалась так красива – дух захватывало. Для этого нужно было посмотреть на неё пристальней и с пятнами крови на её бледных щеках. Это была краса не современности, но идеальность черт его матери и её сестёр: с кожей цветом лунного света и волосами, как зимние сумерки.Фарфор.Фарфоровая гейша.Кровь ей шла, пускай и не впервой Мадара сам убил её врагов, выкупавшись в алом. И теперь Хьюга дрожащими руками стирала следы с его шеи, лица и даже волос, раз за разом окуная обрывок обмотки в крохотное озерцо. Девушка даже не сопротивлялась, когда Учиха взял её на руки и перенёс в безопасное место, слова не сказала.Но это уже что-то значило.Или ничего не значило.Встретившись с мужчиной взглядами, Хината вспыхнула. Никогда её не разглядывали так пристально и долго. Никогда ей так сильно не хотелось остановить время.На минутку.Хьюга аккуратно провела по лбу с незаметными издали морщинами: ей казалось, что они больше от жизни, а не от возраста. Мадара расслабленно закрыл глаза, давая воде стечь. На его виске, который до этого скрывали волосы, оказалась небольшая царапина.- Да тебя задело… - пробормотала Хината.- Глупости.- А вдруг яд?Учиха хотел сказать, что никакого яда там нет и он не идиот, но в следующее мгновение девушка коснулась уже не тканью, а холодными пальцами. И мужчина замер, не боясь, но не желая лишний раз вдыхать.От волны шелковых волос пахло пеплом и лавандой. Совершенно невозможный аромат в его жизни, где интерес к женщинам умер где-то давным-давно и был похоронен за тысячью планами и печатями, а современная мода на ходячие скелеты не особо его воскресила. Но пахло сладко-сильно, дурнопьяно…Когда Мадара подался вперёд, прижался лицом к её шее и жадно вдохнул, крохотным восторженным взрывом ударило в голову – кожа тоже так пахла. А ещё хлопком, а ещё железом, а ещё кофе.А ещё гладкой кожей, молодой девушкой...А ещё Хинатой.Хьюга обмерла, когда сильные руки легли ей на талию, сжали чуть, провели до рёбер; мурашки побежали по коже, по рукам и по ногам, спрятались в ярёмной впадине и превратились в ком в горле. Девушка с трудом его сглотнула, а знакомо-незнакомый глухой голос спросил:- Отпустить?Хината не могла дышать от того, как жарко ей было от смущения и как тяжела была дрожь в пальцах.- Да… да не надо… - выдох.Вдох.Спокойней.Вдох… Хьюга еле слышно ахнула – Мадара жадно и с силой обнял её, впиваясь губами в шею и приподнимая на колени. Девушка вцепилась в его волосы, так как больше некуда было девать руки, и пальцы потонули в дегтевых прядях. Здорово-то как…Неправильно, да – но здорово.Аккуратный укус. Линия языком от ключицы до уха.Девушка закрыла глаза.Специально она это делала или нет? Специально ли водила тонкими пальцами по его загривку и покачивалась в такт севшему дыханию: вперёд-назад, вперёд-назад, на волнах словно? Мадаре было уже всё равно. Вкусно. Хмельно.Медово.И у неё щёки горели.- Я всё вижу, - довольно пророкотал он ей на ухо: укусить, потрепать.- Ну, не могу я так просто!.. – ещё сильнее вспыхнула, огнём, кровью…Нецелованная что ли?Учиха выдохнул ей в губы. Но навстречу подалась первой она.Хината не знала, что можно целоваться так. Её крохотные знания составлялись из книг, пары скучноватых фильмов и болтовни Ино, не верящей в первую любовь в качестве последней. И всё оказалось ошибочным перед тем, что происходило сейчас.Руки. Губы. Тело. Это всё вместе. То, что она лохматила Мадаре волосы и гладила бездумно скулы – такая же часть поцелуя, как сминающие её поясницу ладони. Учиха кусался, зализывал ласково, касался подбородка и шеи и терял голову.Уже потерял. Желание преломилось через похоть и вышибло ему рассудок и то мгновенное непонимание – ему в голову не пришло, что кому-то может захотеться его целовать. А вот ей захотелось.Хьюга вновь обмерла, услышав звук расстёгивающейся молнии; мужчина потянул за застёжку её толстовки.

- Боишься? – неожиданно спросил он, пока девушка расслабила вдоль тела руки, и кофта сама упала на траву. Хинату трясло, а Мадару не обманешь.- Очень, - еле слышно произнесла Хьюга и рефлекторно сжала его плечи: Учиха приобнял и ловко, в развороте, уложил её на траву. Толстовка была под головой и спиной – удобно.

Лучше думать об этом, а не о том, что у мужчины лихорадочно блестят глаза, а чернота не в радужке, а из-за расширившегося зрачка.К её белой коже подошло бы дорогое кимоно гейши, на которых Учиха никогда не тратил денег. В иссиня-чёрные волосы вплелись длинные травинки над её головой – лучше всякой ткани. Мужчина завёл Хинате руки над головой, и удивился: Хьюга была совершенно расслаблена, а ведь он мог переломить её хрупкие птичьи запястья в одно лёгкое движение.От осознания того, что она не может этого не знать, в животе скрутило пульсирующим жарким узлом. Не сдерживаясь, Мадара навалился и вжал её в холодную землю.Хината всхлипнула и зажмурилась; яркие звёзды над тёмной листвой шли по кругу и вызывали головокружение. Под волнами обжигающих касаний – Учиха был горячий, как печка – она мотала головой, уходя и подставляясь одновременно, желая и не желая испариться раз и навсегда с лица земли.Да что ж такое делается…Главное - чтобы никогда-никогда не прекращалось.

Мадара не был ни нежен, ни ласков. Его ладонь скользнула девушке под футболку с филигранной аккуратностью, но хриплые выдохи его выдавали. Ему быстро надоела неудобная поза, поэтому Учиха опёрся на локоть и провёл всей пятёрней в чужих волосах. Хината рвано-судорожно вздохнула и, чувствуя себя маслом под раскалённым ножом, закрыла предплечьями алеющее лицо.Хьюга оцарапала сама себя отросшими ногтями, когда Мадара, уже обеими руками задирая на ней футболку, влажно поцеловал в живот, выше, выше, у края белья, выше… Девушка застонала от мокрого языка, скользнувшего в ложбинке, и закусила губу.Стыд накатил и отхлынул. Снова накатил – и отхлынул… Ощущения переполняли её – кто мог думать, что кожа бывает так чувствительна? Новые ощущения переполняли всё тело; а мужчине нравилось терзать и сжимать в руке тяжёлую бархатистую грудь.Реакции на это нравились ещё больше. Почти.- Не смей сдерживаться, - хрипло произнёс он, готовый угрожать. – Я хочу это слышать.Если бы Мадара не расстегнул на ней лиф, обласкивая то, что было скрыто тканью, Хината бы сдержалась – попыталась бы сдержаться, хотя бы попробовала. Но влага и нега на разгорячённой коже…Ох.О-ох!..Девушка выгнулась. Учиха неохотно отстранился, спешно сбросив верх одежды, и обхватил её за талию, притягивая к себе теснее, ближе, без дистанции. И обвив его руками в ответ, Хьюга потеряла почти всё смущение.Зачем оно под накатывающими теплыми, как от огня, волнами? Чего ей стесняться, купаясь в запахе лохматой копны волос и растекаясь в жёстких, грубоватых от лихорадочной торопливости руках?Мадара замер, теперь уж точно удивившись. Хината улыбалась – неуместно, непонятно и странно, но искренне. Ему не хотелось делать ей больно или плохо; однако, поздновата мысль, ей стоило прийти в голову, когда он занимал своё время, вытаскивая её из передряг, наравне с вопросом «зачем».Случайно ли?Пусть случайно – а то так с ума сойти можно.

Чтобы лишний раз не думать, мужчина поставил ей яркий засос над ключицей. Хьюга настолько горячо всхлипнула, что ладони сами потянулись к её поясу. Раздевая её, Учиха грязно ругался от нетерпения и едва не застонал, коснувшись пальцами горячего, мокрого…Девушка снова резко вжала ладони в лицо. Стыд волнами мешался с пульсацией жара в бёдрах, а шероховатые, жёсткие пальцы гладили, давили, бесстыдно, но не грубо. Она вскрикнула: не от боли, ох как не от боли; он не выдержал.Это было плавно и не больно, или понятие боли у куноичи сместилось давным-давно; но странно, тягуче и сильно. Мадара аккуратничал, так как болезненные гримасы не ценил, да и не трудно было наслаждаться медленно каждым сантиметром, мокрым и тесным. Вдруг Хината вскинула руки и до красноты стиснула его плечи.Это было разрешение не медлить.Учиха подхватил девушку под колени, натягивая на себя и оглаживая голени и бёдра. Хьюга застонала, и на её щеках расцвёл румянец: мужчина уже видел его много раз, но теперь он разлился облаком по шее и ушам – Хината не притворялась. Девушка выгибалась охотно, стремясь быть ближе, в ушах шумело от ощущений и всё старое, наболевшее, внезапно слетело, словно хлопья сухой краски, а тело свело сладкой судорогой. Мадара впился в губы глубоким поцелуем и, когда она неумело ответила, Хинате показалось, что она теряет сознание.На некоторое время Хьюга в самом деле выпала из реальности.Обратно возвращаться не хотелось. Кокон неги в теле, дрожь в бёдрах и куча мягкой одежды были пределом её мечтаний, а смущению и разумным мыслям лучше б было остаться где-то далеко. Разлепив глаза, Хината обнаружила, что Учиха успел не только набросить на неё свой плащ, но и полуодеться и отсесть.

Притянув к себе края плаща, девушка прониклась к нему невольной благодарностью. Спонтанные безумства и без того не были ей свойственны.

Мадара казался спящим. Мужчина откинулся на дерево, глаза его были закрыты, а выдавали только пальцы, рассеянно перекручивающие кунай. Его блеск завораживал и позволял не смотреть на розовеющие полосы на чужих плечах.Хьюга знала, откуда они там.Вдруг Учиха открыл один глаз, сдувая отросшие волосы с лица; ещё немного и совсем длинные будут. Хината встретилась с ним взглядом и почувствовала, как скулы начинает печь. И как назло именно сейчас она обратила внимание на сетку шрамов и рубцов на его груди, совершенно Мадару не уродующую.Скорее наоборот.Хьюга сглотнула и поспешно отвернулась. Плотские мысли раньше слишком редко приходили ей в голову, зато теперь решили бунтовать. Хотя не поздновато ли сокрушаться?.. Тем более, что так повезло: с первого раза и хорошо.Учиха усмехнулся. За долгую жизнь женщин у него всё же хватало, но тут опыт ошибся – по нему Хината должна была быть стыдливо-скованной.Стыдливая – да, чудно.Скованная – о нет.

Настолько чувственных любовниц ещё поискать надо. Во всех смыслах чувственных.