Ночи становятся короче (Альзур/Идарран, Косимо Маласпина, Арнагад (27/30)) (1/1)

— Альзур!Дверь несколько раз вздрагивает от ударов.Идарран завёлся у Альзура вроде бы постепенно.Началось всё с самых важных вещей: смены чистого белья и нескольких свежих рубашек, которые вроде бы и не занимают много места в гардеробе. Потом — чистой зубной щётки, банки порошка, опасной бритвы, лосьона и бальзама для губ.Потом Альзур вдруг обнаружил, что книги, которые он сам предпочитал держать в рабочем кабинете, вдруг принялись неторопливо переезжать в спальню — потому что Идарран не может спать, не загрузив мозг перед этим. Потом пришлось завести у себя по паре дополнительных подушек и одеял — потому что Идарран всегда мёрзнет, когда спит. Особенно без одежды, которую Альзур в своей постели не приемлет.Окончательно его осеняет, что Дар с ним теперь, вроде как, живёт, когда тот под вечер притаскивает трое невероятно шумных часов и расставляет их по комнате, предварительно сообщив, что ему плохо спится в тишине.Альзуру, в свою очередь, в тишине прекрасно спится, но он не отпирается. Во-первых, часы на удивление хорошо вписываются в интерьер, как и сочетаются между собой. Во-вторых, ему слишком нравится просыпаться рядом с Даром. Пусть даже пространство-время вокруг него всё время прогибается в форме антикварной лавки, если не сказать — барахолки. Ограничивать его в расходах не помогает. Никогда не помогало. Во-первых, Идарран, как выходец первобытного общинного строя вызимской канализации, почти всегда находит способ присвоить какие-то вещи бесплатно или по бартеру. Во-вторых, узнав о концепции денег и сочтя её довольно занятной, хоть и неудобной, он быстро научился их сам добывать — ясно, каким образом. Странно было бы предполагать, что если закладываешь в своё создание инстинкт убивать (чудовищ), то ему не захочется рано или поздно убивать (тех, кого оно считает чудовищами). Альзур наказывал Дару, что людей убивать нехорошо, и он, вроде как, согласился с этой мыслью; но, зная его, чародей не удивится, что в ситуации, где пахнет жареным, этот парень вообще не будет разбираться, что нехорошо, а что неплохо.Если б только...— Альзур, мать твою, сколько можно дрыхнуть?!Альзур нехотя разлепляет один глаз. Кругом непривычно светло. И неудивительно. Одни из часов (те, что самые наглые) бьют двенадцать дня.— А? — осознав, наконец, что до него пытаются докричаться, чародей достаёт из ушей мягкие затычки. Идаррана нигде не видать. О его давешнем присутствии напоминает только акватический аккорд парфюма в воздухе, ненавязчивая боль в спине и подсохшая кровь, которую на постельном белье видно то тут, то там.Когда стук в дверь повторяется, Альзур кричит:— Сейчас, сейчас! Ох, чёрт… — и, стараясь не наступать на правую ногу, одевается. Одежду для него Идарран заблаговременно сложил в изножье кровати. Очень мило с его стороны.— Ну ты даёшь, — сообщает Альзур своему отражению в зеркале.На то, чтобы привести его в благопристойный вид, уходит полчаса, не меньше. Странное дело. Просыпаясь после попоек, с короткого и тревожного сна, он выглядел обычно лучше, чем сейчас — после долгого. — Стареем, что ли...Визитёра, в свою очередь, хватает минуты на две. Убедившись, что цели своей достиг, он оставляет разбираться с последствиями вечера самостоятельно.— У вас сегодня выходной, вы в курсе? — перехватив Альзура на улице, спрашивает Идарран.Арнагад, которого он только что опрокинул на лопатки, лежит в сугробе посреди тренировочной площадки и возбуждённо дёргает ногой.— Кто сказал?— Я сказал.— А Маласпина в курсе? — улыбается Дару Альзур.— Теперь — да.— И что мне делать теперь с этой бездной свободного времени? — почти искренне сокрушается чародей.— Могу и вас тоже в сугробе повалять. Хотите? — Идарран игриво щёлкает его по левой голени тренировочным тупым мечом.— Дар, — Альзур кладёт ему ладонь на шею, потом легонько треплет по волосам. — Кончай уже, а?— Что?— Мы, в конце концов, живём вместе уже...— Хорош там миндальничать! — капризно вопит Арнагад.— ...Сейчас.Уверенным и быстрым шагом Идарран подплывает к сугробу, намереваясь, видно, двинуть юному ведьмаку в живот; но тот проворно встаёт сначала на четвереньки, потом — на обе своих ноги, и отпрыгивает в сторону.Дар презрительно отбрасывает палку в сторону, но не в знак того, что сдался. Без неё он намного опаснее, чем с ней.Альзур предусмотрительно отходит подальше: в играх взрослых щенков нет правил, нет охотника и нет жертвы. Зато необоснованной жестокости, никогда, впрочем, не доходящей до крови — хоть отбавляй.— Можно бы уже и перестать “выкать”.Идарран, само собой, этого уже не слышит.