Офирские сладости (Эрланд из Ларвика, Идарран, Альзур (15/30)) (1/1)

— Эрланд, ну как? Что с носом? Эрланд молчит. — Эрланд, ты слышишь? Эрланд принимает взрослое, взвешенное решение игнорировать всякие расспросы доброго Брана и дальше. Только шмыгает тем самым носом, который немногим меньше месяца назад хорошенько так расквасили в портовой драке. Главный главнюк-начальник тогда заставил Эрланда выпить сто грамм водки для храбрости, а потом велел самостоятельно вправлять хрящи, стоя перед зеркалом. Сквозь боль и искры в глазах — но справился как-то. Вот только когда Эрланд попытался похвастаться этим Ванье (матерью её называть язык не поворачивается), как она тут же досыпала лещей от себя и ещё вдобавок отругала. За то, что он, как прирождённая сухопутная крыса, делает всё, лишь бы отлынивать от Настоящей Работы и торчать на суше. О том, что с того самого момента, как ему исполнилось десять, Эрланд больше времени провёл в море, чем на суше, она предпочитала молчать. Эрланд сдерживался, чтобы не ударить её в ответ. Всегда сдерживался. Как говорил добрый Бран, однажды настанет тот день, когда ты дашь сдачи — и это её убьёт. Незачем ему знать, что Ванья опять лупила сына. — Ты смотри, Эрланд! Корабель у вас стоит. И с большого света, видать. Вон, темерских флагов видно. — Наш это корабель, — смурно говорит Эрланд, — с Ард Скеллига. На нос посмотри. Вестимо, энскурсанты какие-нибудь богатенькие погонять взяли. — И впрямь. Зоркий ты. — Зоркий. И всё же подозрительно. Бран наверняка и сам прекрасно знает, что на Хиндарсфьялл, самый маленький остров Скеллигского архипелага, гости с континента заглядывают нечасто. Те, кто прибыл по своей воле, обычно плывут дальше, до Ард Скеллига. Остальные… ну, повезло им, если хоть куда доплывут. Как утверждала Ванья в моменты алкогольного полузабытья, отец Эрланда был одним из таких счастливцев. Вроде бы, он был реданчиком. Вроде бы, даже рыбаком. Эрланд хотел бы очень посмотреть ему в глаза и спросить, на кой выходить в море во время шторма; вот только отец его убёг тогда, одиннадцать с лишним лет назад, как только погода распогодилась, оставив мать разбираться с последствиями своей “доброты”. За размышлениями Эрланд даже не обращает внимания, как Бран пришвартовался у причала в Ларвике. — Спасибо, что подвёз, — осторожно улыбается Эрланд. — Да не за что, — Бран тоже улыбается в ответ своей полубеззубой улыбкой, лапая куцую борооду. — Приятно было тебя увидеть, наконец. — Ага. Едва только ступив на землю, Эрланд чувствует что-то нехорошее. Не как обычно нехорошее (возвращаться домой с работы он никогда не любил), а принципиально иначе. Отчасти это связано с тем, что там же, у причала, возвышается этот самый корабль с темерскими флагами. Скеллигийчики ненавидят чужаков. Это зашито у них под кожу. Вот только Эрланд чувствует почему-то страх. Вполне оправданный, как оказывается. Ещё издалека, подходя к своему дому, Эрланд замечает, что рядом с ним, на лавочке, кто-то сидит. Кто-то маленький, чуть меньше даже, чем он сам; но это ещё не значит, что младше.

Одет этот маленький мальчик в светло-серый полушубок с воротником, отороченным чернобурочьим мехом. Перчатки кожаные — явно с чужих, взрослых рук. Шапки, что по такой погоде неплохо бы заиметь, так и вовсе нет. Кожа у него сероватая и бледная, как весенний снег, а оттенок губ и теней под глазами напоминает о людях, которые умерли от обморожения. Или об утопленниках. — Тебя зовут Эрланд, — даже не спрашивает — утверждает этот подросток, глядя своими холодно-карими, почти чёрными глазами. — Да. Это я. — Тогда тебе, вероятно, совсем не хочется сейчас домой. — Это почему ещё? Я работал двое суток, у меня болит лицо и я страшно хочу спать. Положим, домой — и правда так себе мысль, но других подходящих мест для отдыха там и нет. Мальчик вздыхает и не отвечает ничего. Несколько неуклюже запускает руку в огромной перчатке под полушубок и достаёт из внутреннего кармана маленькую жестяную коробочку. Открывает и протягивает Эрланду. Он сначала смотритс непониманием. В коробочке, завёрнутые в тонкий лист бумаги, лежат кусочки чего-то явно вкусного. Каждый из них — идеальной кубической формы, розовый, полупрозрачный и как следует припорошен мельчайшей сахарной пудрой. — Ешь, — заметив, что Эрланд замешкался, говорит гость. Эрланд его не слушается. А вдруг там отрава какая-нибудь? И вообще, Ванья говорила, что не стоит брать еду у незнакомцев. Вздохнув, мальчик делает невесомый жест пальцами свободной руки. Один из кусочков взлетает и отправляется прямо тому в рот. — Теперь ты, — заметив, как округлились у Эрланда глаза, говорит молодой чародей. — Тебе надо восстановить силы. — А что это? — Офирские сладости. Ешь, говорю. Поколебавшись, Эрланд берёт кусочек пальцами и целиком заталкивает в рот. Очень вкусно. Сладко, совсем немного пряно. — Дело в том, — сунув ему в руки всю коробку, маг сцепляет пальцы в замок, — что сейчас внутри твоя мать изо всех сил пытается продать тебя моему учителю по наиболее выгодной цене. И поверь мне на слово, ты не хочешь слышать этот разговор. — То есть как — продать?! — отропев, Эрланд плюхается рядом на лавку. — То есть, обменять на деньги. Как любой другой товар. — Но я вообще-то живой! Гость вздыхает и тычет пальцем в сторону, где находится главная улица в Ларвике. Где-то там, куда тычет, должен бы находиться ларёк с табличкой “ЖИВАЙЯ РЪIБА”. — И что мне делать? — всплеснув руками, Эрланд засовывает в рот ещё пару кусочков офирских сладостей. — Рано или поздно они придут к какому-то решению. И тогда тебе лучше быть готовым. Вещи она тебе взять не даст, так что заранее спрячь под одежду то, что делает тебя тобой. Там, куда мы отправимся, тебе это пригодится. — Зачем я твоему учителю? Я же не умею делать все эти магические штуки. — Тебе и не надо. Пока. Но молись богам, если в них веришь, чтобы потенциал у тебя к этому делу был. Остальное потом сам расскажет. — А почему ты так уверен, что будет это самое “потом”? — Мне это обязательно озвучивать? Или сам себе ответишь? Потому что Ванья тебя не любит. Единственная причина, по которой она оставила у себя нежеланного ребёнка и не утопила его, как котёнка, в мешке, был страх перед богиней Фрейей. И сейчас, когда подвернулся шанс вынести из этой одиннадцатилетней авантюры хоть какую-то выгоду, она не преминет им воспользоваться. Или потому что учитель чёрнобуркового магика наверняка выискивает детей не просто так. И тем более не просто так таскает за собой другого ребёнка. Просто на этот раз не понадобилось даже на жалость или доверие давить. Тщательно запрятав под одежду самые хорошие крючки и лески, Эрланд всё оставшееся время молча дожёвывает офирские сладости. Молодой чародей смотрит на него с видимым удовлетворением.*** — Здоров, как бык, — нагло подцепив Эрланда за подбородок тёплыми ухоженными пальцами, бормочет себе под нос представительный чародей в сине-золотом. Альзур, как он представился. — Носовая перегородка искривлена… Идарран, напомни мне исправить, как вернёмся домой. А хотя... не надо, не напоминай. Есть у меня предчувствие, что всё равно переделывать придётся. Отступив так же быстро и резко, как подошёл, маг молнией срывается с места и идёт, не оглядываясь, в сторону берега. Или нет. Наверное. По его траектории сложно сказать наверняка, движется ли он к конкретной цели — или просто мечется без неё, пока не наткнётся случайно на какого ещё неприкаянного ребёнка. Следуя примеру Идаррана, Эрланд даже не пытается идти рядом и тащится сзади самой короткой дорогой. — Тут всегда так холодно? — спрашивает Альзур, остановившись под каким-то случайно выбранным деревом, и скрещивает руки на груди. Больше сам у себя, кажется Эрланду; но младший чародей почему-то вздрагивает и стягивает с рук перчатки. Пытается сунуть их учителю, но тот небрежно отмахивается: — Оставь, не пугай ребёнка. Видишь, какой впечатлительный попался. Эрланд, опять округлив глаза, разглядывает голые пальцы с длинными острыми когтищами. Младший чародей надевает перчатки назад. Кажется, заметно смутившись. — Никакой я не впечатлительный! — возмущается Эрланд. И, в подтверждение своих слов, порывисто хватает другого мальчика за руку. Тем, кажется, ломает его окончательно. Старший, впрочем, не обращает на это никакого внимания. Или делает вид, что не обращает. — Идарран. Тебя так зовут, да? — М?

Узкая ладонь, которую Эрланд сжимает, слегка вздрагивает. — Ты же этот… Пырь, да? — Я — кто?! — от удивления Идарран, кажется, забывает всё своё смущение и едва ли не шипит. — Вот, у тебя даже зубы острые есть. Я имею в виду — ты пьёшь, ну, кровь человечью? Это многое бы, думаю, в тебе объясняло. — Не пью, но с этого дня планирую начать, — крайне серьёзно заявляет Идарран. — Пощади детей и женщин, о чудище! — громко подаёт голос Альзур. — Начнёшь кроваво буйствовать — начинай с меня. — Ну ладно, — миролюбиво пожимает плечами младший чародей, — начинание отменяется. А ты, Эрланд — ты же со Скеллиге, так? Это многое в тебе объясняет. Вот скажи: мясо сирены на вкус как у человека или как у рыбы? Эти недолгие минуты — меньше часа — Эрланд с надеждой думает, что, быть может, новая жизнь у него сложится как надо. Потом, когда они окажутся на корабле, Альзур расскажет ему правду, и тем самым совсем немного убьёт. Ещё через неделю мальчик по имени Арнагад в драке сломает ему нос по второму кругу, и это станет началом замечательной дружбы. Но это — немного другая история.