Глава 11 (1/1)
Идёшь по двум лентам следов. Первую оставил тебе ребёнок, вторую медведь. Нет, больно лёгкие следы для медведя, да не под тем углом. Не медведь ими шёл?— кот в причудливых сапогах.Улыбаешься. Да, он любил оставлять чужие следы.Они исчезают в стоячей воде. Вонючей и мутной, склизкой зеленью покрывающей камни. Бесшумно ступать по ней не получается даже кошачьими лапами. А может, не получается, потому что совсем не до этого.Что-то скребётся внутри. Тонким слоем жмётся к стенкам лёгких, желудка, распирает, оставляет пространство в центре. Что-то старое, забытое прежде, из прошлой жизни. Страх? Он сухой, в отличие от камня и воздуха вокруг. Но не одинокий. В его засушливой пустоте бьётся сладкое предвкушение, колет хвостом обиды. Обиды, что ты опоздал. На представление, разумеется.Шлёп-шлёп?— вода из-под лап лижет камень. Блестит в густой темноте. Вязкий металлический запах поднимается из туннеля. Родной запах. От него тошнота давит в горле, а в груди ещё приятней, ещё сильней разрастается холод. Самое время облизнуться.Впереди никого, больше и давно никого, но в руке твоей сверкает серебро. Для успокоения.И правда, чего ты так нервничаешь? За поворотом всего лишь труп. Сколько трупов ты видел за жизнь?— этот очередной. Лежит на боку в луже грязи, крови, зацветшей воды.Здороваешься нервным смешком. Лет десять не виделись? Поделом. Он заслужил вырванных глаз, отрезанных рук и ног. Он всё это заслужил. Всё, кроме горящих в глотке рун.Они полыхают кровью на изогнутом серебре.Лишняя деталь в картине.На опухшей шее ещё виден укус. А на щеках царапины когтей, что рвали, ты уверен, любовно, иначе зачем так аккуратничать, глазные яблоки. Когти эти длиной в десять дюймов могли бы насквозь выйти из черепа, а предпочли ковырнуть глазницы.Они же прошлись по запястьям и голеням. Этим пламенеющим мечом так бы не вышло.Вот лужа крови, когда-то бывшая двумя. От руки раз, от ноги два.Принюхиваешься, вслушиваешься?— ничего, никого. Только кровь, гниль и крупицы парфюма. По этому следу ты не пойдёшь. Убираешь серебряный коготь.Сажаешь его, как сидел, как стёк бессильно по ребристой стенке пещеры. За ним из воды поднимается медальон, блестит цветными глазами на старой цепочке.Тело лежало ещё на двух лужах. От руки раз, от ноги два.Не смог истечь кровью, да?Сердце наполняется теплотой, противным щемящим кайфом, какой, ты думал, бывает только под фисштехом. Удовлетворением. Вот оно что. Сам вбил себе в глотку меч.Серебро?— как и подобает проблемному лиху.Лиху трусливому и слабому, раз оно не смогло смириться с новым ходом вещей.Его же пожалели. Жизнь ему оставили. Жалкую, конечно, но…Ты был лучшего о нём мнения. То есть… Ты был худшего, но…Чуть не подумал, что он этого не заслужил. Нет, всё впорядке, поделом, только…Мне всё равно жаль, Ыйан.Нет, он не трус. Пожалуй, он совершил подвиг. Ты бы не смог себя убить, его тем более. Хотя, если бы он попросил… Желательно умолял.Снимаешь морду кота с груди мертвеца?— глядишь в камни на месте глаз?— голубой как лёд, красный как вино.Им нечего сказать.Вешаешь на шею новый медальон, и он стукается о твой собственный, грязный, с пустыми глазницами. Кхрр-кхррр?— они начинают вибрировать.Тело опять завалилось на бок. Ладно, так удобнее. Кладёшь сапог на его лицо, как всегда мечтал. Чавк-чавк?— выходит из горла меч.Как он там его звал, упирая тебе в шею? Зунг? Пусть ещё служит.Сзади хлопают крылья.Оборачиваешься, но видишь только эльфку с глазами, залитыми кровью.Вы стоите и смотрите друг на друга, а твоя неприязнь, твой восторг, растворяются где-то в прошлом.—?Тебя здесь не было, Лайка.—?Разве?—?Да. Я видел этот сон много раз, тебя в нём никогда не было.—?А может, я была в жизни?—?Нет, Лайка. Уходи.—?Это ты уходи. Ты же понял, что спишь. Ты должен проснуться.—?Нет, Лайка. Я ещё не снял с него ботинки.И ты отворачиваешься от эльфки, потому что прежде, чем проснуться, нужно снять с трупа Ыйангыра ботинки. Больно они хороши.