Глава 2 - Расслабься, ведьмин (1/1)
Бух. Ведьмак проснулся от тяжёлого удара в затылок. В груди зудело. Марек разодрал глаз, но тут же зажмурился: острое солнце вмазало по лицу. Ворча неразборчивую матерщину, Яр закопался глубже в мягкие волосы, вжался в эльфку. Бух. Удар повторился, в этот раз по виску. Марек вскочил, запутавшись в каштановых локонах, потянув за них хозяйку. Свет снова впился в неготовый глаз, земля выскользнула из-под ног. Бух. Марек сел, шипя и потирая ушибы. Обернулся: всё это время он бился об какую-то деревяшку, торчащую посреди… повозки. Угрожающе шатались бочки, нависающие вертикально над ведьмаком и эльфийкой. Шатались, в такт едущей телеге. Эльфийка потянулась, мурлыча под нос. —?О! —?кто-то воскликнул низко. —?Спящие красавицы очухались! Марека с Лайкой окружил хохот. Весёлая мелодия засвистела из-за бочек. По обе стороны от воза появились краснолюды на пушистых мулах. —?Доброе утречко! —?поздоровался один из них. Марек заторможено махнул. Положил пальцы на саднящую под рубахой грудь. Это медальон расцарапал щеками кожу. Стилизованная под острые выступы, шерсть на морде кота выходила за пределы круга-основы и часто кололась, но до крови ещё не растирала. Сейчас кулон был спокоен. Лайка надела через плечо ремень гуслей. —?Как дрыхлось, сонное царство? —?поинтересовалась краснолюдка, весело блеснув янтарными глазами. Усы её уложены были в косички, заплетены с толстыми косами, идущими с баков, а в бороде поблёскивали разноцветные бусины. —?Пока,?— кх-х,?— колесо на кочку не нашло?— отлично дрыхлось. Краснолюды захихикали, возничий свистнул громче, через смех пробились урчания струн. ?Ну… Похитители так обычно не ржут…? —?А куда мы, собственно, едем? —?На Махакам, конечно! —?воскликнул краснолюд. Он был вылитая краснолюдка, с такими же задорными глазами, только тёмно-зелёными. И в отличие от её туго заплетённых, его виски были выбриты. —?Я-то думал, ведьмаки покрепче будут! —?Да, чо-та его даже эльфийка перепила… Лайка выдала победную партию, нелюди расхохотались. Ведьмак и правда чувствовал себя скверно: сердце стучало до боли учащённо, в голове скомкали лист железа, глотку давило. Пора выпить Белого Мёда. Марек обнаружил под собой и Лайкой все вещи. Бард уже вовсю наигрывала громкую мелодию в тандеме со свистуном за поводьями. Нелюди на мулах раскачивались и подвывали мычанием. Марек, ведомый нехорошим предчувствием и ошмётками припоминаний вчерашнего вечера, полез в карман штанов. Пальцы нашли на кусок пергамента.*** Страшный грохот разносится по двору. Звон. Звон. Звон: под окнами Новрогов завёлся пономарь. Жуткие крики присоединяются к шуму, будто отрыгивает драконид, пытаясь, судя по всему, орать похабные песни. К рыку добавляются девичьи верещания, хрюканья, чирикающий хохоток. Дунн вскакивает, чуть не падая с кровати, — треск дерева окончательно будит его. —?Лежать! —?командует он через сон жене, привставшей на перинах. Судя по звукам, во дворе дракон совокупляется с принцессой, и госпоже Новрог такое видеть не обязательно. Дунн распахивает окно и воет от ярости: первое, что он видит?— поваленный, поломанный в трёх местах новёхонький забор. —?Блядские черти! —?орёт краснолюд, захлёбываясь гневом. —?Что творится! Под домом его беснуется конь: бьет копытами воздух, гарцует, ржёт испуганно и хрипит. На нём еле держась скачет девица, путается в волосах, визжит и смеётся. Конь носится по участку, сшибая молодые яблоньки, топчет грядки. Звон. Звон. Звон: это человечья тень, почти невидимая на фоне земли, бьёт половником по кастрюле. —?Иду за топором, гады! —?кричит Дунн и скрывается в черноте окна. В дверях он появляется уже с топорищем в крепких кулаках. Три пары глаз домочадцев опасливо вырастают в окошках. —?Но! —?звон, звон, звон. —?Нам фольхо фпфофить! —?сипит тень, вооружённая кухонной утварью. Блестит в темноте рыжий глаз. —?Ведьмак! Сучий потрох, бухой припёрся что-ли! Наездница заливается смехом, но тут же пищит в панике. —?Хфо буфой, я?! Обфжаефь рыфаря! —?Я те щас покажу рыцаря, будешь знать, как заборы ломать! Краснолюд несётся с необычайной прытью на гогочущего ведьмака, но тот, даже пьяный в сапог, не уступает в ловкости: парирует кастрюлей. Краснолюдский топор застревает в мягком металле, и хозяин его тут же получает половником по лбу. —?Фпахойна! Дунн рычит обиженно и разъярённо, но в голове его вдруг разливается покой. Маслятся зелёным светом радужки глаз. Тело приятно, но напряжённо каменеет от головы до пят. —?Говофи, хахой дофогой шфли кфафнолюды на Мафакак… Махафак… Ты понял, хофочфе,?— ведьмак рыгает. —?Изфиняюсф. —?Да на… на северо-восток шли… По тракту на… на… на Разван… Тока не доходя свернут… у… у дуба горелого… Ведьмак замечает крохотную фигурку в дверном проёме. —?О! Булощка! Хренделёх! Дафай кафту нефи! —?Что?! —?мямлит Коржик. —?Кафту, бхя, дафай. Йовфа из Яфспофа! —?Но… —?ДАФАЙ, МАВОЙ, ПОХА Я ДОБФЫЙ. Звучит это так зловеще, будто рычит пенистой пастью волк, и Коржик с визгом исчезает в темноте. Вместо него из дома вылетает краснолюдка с клеймором и молодой краснолюд с метательным топором. —?Бхяха-хуха! Ведьмак ретируется, вскакивая на старого коня, спокойно стоящего всё это время в стороне. В окне второго этажа появляется Коржик. —?Дафай! —?кричит ему ведьмак. Карточка летит из окна, крутясь в воздухе так долго и медленно, что нарушитель спокойствия успевает отразить пару ударов меча и увернуться от свистящего по его шею топорика. Хватает карту, помяв в кулаке. —?Вайка, бефым! —?хрипит он девице, которая уже почти угомонила своего жеребца. Струящийся девичий хохот разливается по ночной дороге, накрывает гогот ведьмака, пока они несутся прочь на северо-восток.*** Два коня мирно шли на привязи за обозом. Марек узнал только одного?— своего чёрного Когтя. —?Лайка, это твой конь? —?указал на вторую, буланую лошадь. —?Со вчерашнего вечера мой,?— спела Лайка в такт музыке, невинно улыбаясь. —?Ага. Угнали, значит. —?Два конокрада?— ведьмак и эльфийка! —?заголосила вдруг Лайка. —?Ты чё, тихо! —?Два конокрада?— ведьмак и эльфийка! —?повторила краснолюдка. —?Встретили как-то обоз краснолюдов! —?И с тех пор идут вместе, песни поют! —?подхватил второй нелюдь. —?Два конокрада?— ведьмак и эльфийка, берегись, краснолюд?— мулов тоже крадут! —?закончила Лайка. Компания затеялась хохотом. Марек решил прилечь обратно.*** —?О! Флыфышь, Вайка! —?кричит Яр. —?Пешни! —?Я тебя не понимаю! —?смеётся Лайка, перекрикивая топот лошадей. Марек напрягается, разминает мышцы лица, которые ещё работают. —?Песни, Ва… Лайка! Из лесу! Всадники тормозят. Подлесок поёт краснолюдскими голосами: кто-то из них тщетно пытается тянуть высокие ноты, но звучит это скверно. Никого, впрочем, не смущает?— пошляцкие человечьи песни этим, как и чем-либо другим, не испортить. Ведьмак с эльфийкой выходят к костру: перед ним сидят три нелюдя, дерут глотки, качаются, стараются не разливать из кружек горячительное. Лайка ударяет по струнам, но гусли почти не слышны за крепкими голосами. Она надувает щёки и идёт на таран: подсаживается к огню прямо на землю. Затевается той же песней, вклиниваясь тоненьким голоском. Краснолюды, нисколько не удивлённые вылезшему из ниоткуда барду, встречают музыку хлопками и одобрительным свистом. Марек тут же обнаруживает в руках полную до краёв кружку, но она быстро пустеет, а ведьмак уже скачет с кем-то под локти перед костром.*** —?…Куда несёт река, туда плывёт конокрад,?— мурлыкала Лайка под хлопки краснолюдов. —?Предался ритму потока, забылась дорога назад… Марек смотрел на голубое небо в рваных облачках. Отчего-то он был совсем не против оказаться вдруг в скачущей на ухабинах телеге, в компании шумных краснолюдов, на поясе каждого из которых прыгает кружка. Главное не думать, что скоро зелень и жара вокруг сменятся снегом и холодом. —?Чёрт, Лайка, нам очень нужно в Махакам? Эльфка смерила его наигранно-серьёзным взглядом. —?Смертельно, ведьмин, смертельно. И Марек провалился в дрёму. От сражения Мёда с корнями спиртовых ядов тяжелело тело, голова просила отдыха от мелькающих пейзажей и нелюдей. Проснулся он уже на остановке?— видно, у краснолюдов не в чести будить спящих. Вся компания сидела на расстеленных по земле плащах и внимала Лайке. А она пела, отнимая иногда пальцы от струн и широко жестикулируя, ударяя по боку инструмента, будто в барабан. —?…С плеч голова! Хлещет кровью обрубок, яд льётся на кочки болот, Но не валится враг, слепо машет когтями, бульканьем воздух рвёт. Уворот и отскок. Точный в сердце укол: волк впивается когтем в лихо, А яге хоть бы хны, она бьётся и бьёт?— случай, каков не слыхан. Нечего делать?— волк готовится жечь, будто гнать беспокойную душу. Встал цепко на лапы, крепко вдохнул, столб огня на монстра обрушил. Только не рассчитал, умáлил таланты?— поджог вместе с лихом трясину: Спичкой вспыхнули тысячи акров болот, будто лыко сухой осины. Чудище странное пало тогда, но и топи с ним в пепел истлели. А на них и хозяйства обуглились все, что волка у печки пригрели. Глянул люд?— вот герой: волк выходит побитый из дыма. Благо народ оказался косой?— вилы летели мимо. —?А это точно был волк? —?Марек подкрался беззвучно. История до неприличия ему что-то напоминала. —?Хм. Не помню, может, и кот. Привет, ведьмин. —?Ху-ха! —?махнул светловолосый краснолюд, что сидел прежде за поводьями. Борода его гладкая была напомажена, и кончики её направлены вверх сосульками. На некоторых из них нанизаны деревянные бусины, такие же, как у его попутчиков. Волосы обгоревшие, но и до этого явно светлые, подстрижены были коротко и топорщились в разные стороны. —?День добрый, — кхм, — новым лицам. —?Держи лепёху,?— темнобородый краснолюд протянул Мареку хлеба. —?Нечего мне к столу прибавить. —?Без б, ведьмарик. Чёт мы погорячились с провизией, да не успеем всё до Махакама выжрать,?— отмахнулся краснолюд. —?Ага, конечно,?— хохотнула краснолюдка. —?Когда выходили, тоже думали: недели на две жрачки хватит… За три дня всё умяли?— не заметили. Но он прав, Марёк, жуй, не напрягайся. —?Я вот жую ваш хлеб, а имён что-то не припомню. —?Ха! Ещё бы припомнил… Мы вообще успели представиться? Нелюди задумчиво закачали головами. —?Пропустили формальности, и сразу к делу! —?хихикнул светлый. —?Откуда ж вы меня тогда по имени зовёте? —?Откуда-откуда… Пока ты дрых, мы тут столько песен про ваши похождения послушали. Хорошо, когда невеста?— бард,?— краснолюдка подмигнула ведьмаку. ?Эва какая у меня невеста фантазёрка, однако?,?— Марек смерил Лайку игривым взглядом. В ответ получил куда более изощрённый: хитренький с нотками снисхождения. Краснолюды загыгыкали, оказавшись меж ?любовных? переглядок. —?Меня Бессир зовут,?— представилась краснолюдка, пока все снова об этом не забыли. —?Бессир Борг. —?А я Торби Борг,?— присоединился темноволосый. —?А я Коген Грант,?— кивнул светлый. —?А я Лайка! ?— Ну, тогда и я Марек Яр. Нелюди закончили перекличку одобрительным смехом. —?Раз все собрались на свежие бошки,?— начала Бессир,?— давайте придумаем, как протащить длинных на Гору! —?Я уже начал конструировать перекладину под телегу,?— Коген указал за спину, где лежала кучка длинных палок. —?А я тебе говорю, что мы с ней спалимся, если стражи додумаются под колёса заглянуть! —?воскликнул Торби. —?Когда лучше придумаете, тогда я тебя послушаю… —?А как же бочки? —?Марек зевнул. —?Вино открывать не будут. —?Откуда ты знаешь, что там! —?Пахнет вкусно. —?Вот же точно, пёсий нюх ведьмачий! —?Но мы же их предкам везём,?— возразил Коген. —?Да, и если их простучат? —?А вы всё не выливайте, чтобы жижа осталась. А мы поплаваем. —?Ты грязный, как чёрт! —?Я умею мыться… Краснолюды переглянулись. —?Вообще-то, звучит… —?Забавно. —?Я тоже хочу искупаться в винишке… —?А ты не замёрзнешь? —?неуверенно спросил Коген. —?Температуры на Махакаме не плавательные… —?Смотря сколько сидеть. —?В тот раз мы перевал минут за двадцать прошли,?— протянул Торби. —?В этот наверняка будут досматривать ещё... —?Звучит не страшно. Послежу за температурой тела, помедитирую?— даже не замечу. —?Ух ты, ведьмаки и так умеют! —?Ещё б придумать, как бочки закрыть, когда вскроем. —?Хм. На пару часов я мог бы закупорить вход знаком. —?Чем? —?Ведьмачьим колдунством. —?Ва-ва-ва! —?Но только одну бочку. —?Мы и в одну влезем,?— встряла эльфка. —?Сомневаюсь. —?Да точно. Я маленькая, ты тоже не исполин?— валетом уместимся. —?Лайка, посмотри на них ещё раз, туда даже ты одна еле влезешь. Эльфка замялась. —?Ладно. Я превращусь в сороку и перелечу границу. —?Чего? —?Я не хотела в этом признаваться… Даже тебе, милый… Но я оборотень. Я могу превращаться в сороку. —?ЧО-О-О! —?Бессир аж подскочила. —?Извините, я не очень люблю об этом говорить. —?А покажешь? —?с надеждой спросил Торби. —?Показывать ещё больше не люблю. —?Поэтому у меня от твоих прикосновений медальон дрожит? —?спросил подозрительно Марек. —?Наверное, я не знаю. Ведьмак сощурился. От оборотней пахло по-другому. Но запах Лайки был… Какой у Лайки был запах? Слабый. Неподобающий такому милому барду. Пахло грязью и кровью. Нормально для волколака, но птицелака? Кажется, она слишком долго обнималась с ведьмаком. Перо в её волосах и правда намекало на оборотничество… —?Послушайте, я бы правда не хотела об этом говорить… —?И не будем! У всех свои тараканы по сусекам,?— кивнула Бессир. —?Но не думать об этом теперь мы не сможем,?— вздохнул Коген. —?Ваше право. Извините. Лайка заиграла с новым темпом. Марек пытался поймать её взгляд, но эльфка уткнулась носом в струны, закрылась ото всех волосами. —?Ну, позже тогда придумаем, как тебя в бочку засунуть, ведьмарик,?— Торби встал. —?Отдохнули, пожрали? Пора. Бочки в телеге уложили обратно на рёбра?— ведьмак и эльфийка оседлали коней, а краснолюды мулов. Воз вести пришла очередь Торби. Шли медленно, опять засвистели и запели песни под аккомпанемент гуслей. Лайка то и дело прерывалась гладко, чтобы нашептать коню нежностей. Он уже не бесился, но явно не был рад наезднице: ржал беспокойно и фыркал в её сторону, как и Коготь ведьмака. Мулы не разделяли лошадиных недовольств, хотя и поглядывали на старших пугливо. Вечером краснолюды не устраивали кутежа: объяснили попутчикам, что пьяная гулянка приходится в их путешествии на каждую вторую ночь, чередуясь со спокойным и трезвым обменом историями у костра. Рассказы краснолюдов все касались последнего года их путешествий по Северным Королевствам. Оказалось, что их троица идёт в родные края из годового странствия по свету, которое зовётся в Махакаме дректагом. Ходят в него все молодые краснолюды, а возвращаются не все. Коген поведал, как чуть не присоединился к культу Горячего Стекла в Зеррикании, как сверкал в ночи пятками от большущей и на самом деле чудесной шаманки, потому что думал: сердце его ребяческое (всего сорок пять лет нелюдю) не выдержит столько любви. Бессир поделилась историей, как её туристическая поездка на Скеллиге обернулась морским грабежом. Поделилась не без тоски, как ?дома? она ощущала себя там, где под ногами ни земли, ни камня, ни снега?— только слой досок, а дальше холодная бездна. Торби рассказал, как случайно помог со шпионажем каким-то эльфам под Гулетой. А через неделю осознал, что за ухом его болтается облезлый беличий хвост. Не снял?— честно и от души пошёл резать людей. Все в компании понимающе и без осуждения закивали на этом моменте. Когда очередь дошла до Марека, он решил поведать о своей двухлетней жизни в Туссенте, о тамошних чудаках-дураках. Рассказал про одну адекватную с виду бабулю по имени Мерино, что придумала разводить в саду не бархатцы, как подобает адекватным бабулям, а архиспоры. Объясняла она это тем, что ?несчастные травинки с соседкого участка кричали ей об одиночестве и нехватке ласки?. Имён и героев во всех этих рассказах было много, но слушатели их, конечно, не запоминали и ничего от этого не теряли, ведь были истории о другом. Лайка рассказала, как познакомилась с Аэлирэнн. Торби удивился, ведь выглядела эльфийка максимум лет на сто?— никак не на двести. Лайка приказала дальше слушать внимательно, и все навострили уши: с серьёзными лицами внимали, в какое время нужно ложиться, и какие листья прикладывать к глазам после попойки, чтобы выглядеть в двести на сто. Краснолюды посмеялись, но к сведению приняли, а ведьмак отмахнулся: —?Вот вам мой метод: миска кислоты в лицо. Спать разложились только после пары партий в гвинт. Марек от игры отказался, чем вызвал загадочную реакцию: Торби похлопал его по-братски по плечу, а Коген сказал: ?Зарастёт, затянется?. Марек их не понял, но уточнять ничего не стал. Лайка, с другой стороны, присоединилась к партии с удовольствием и играла с краснолюдами два на два. Действовали они совсем не по тем правилам, которые знал Марек, но ему даже наблюдать было не интересно?— не то, что вникать. Он и в человеческий-то гвинт еле вник несколько лет назад. Лайка подошла к Яру, когда тот шкрябал пером в маленькой толстой книжке. —?Ведьмин? —?прошептала она. Он оторвался, поставив на пол страницы размашистую кляксу. Это нисколько его не смутило?— видно, было не впервой. Яр перевернул дневник и принялся махать им, суша разворот. —?Можно я с тобой буду спать? —?так же шёпотом продолжила эльфка. —?Мёрзнешь? —?Нет. Просто… вещей-то у меня нет. Марек понял это только сейчас. Ни седельных сумок у угнанного коня, ни вьюка у Лайки за плечами не было. Только большие длинные гусли, с которыми она не расставалась даже сейчас, стоя между костром и ведьмаком, просясь к последнему под бок. —?Чёрт. Ты оставила всё в Бругге? Лайка закивала. —?Вот дурачьё. —?Плата за лошадь,?— пожала она плечами. —?Что-то теряешь?— что-то обретаешь. Ничего ценного, должно быть, эльфка не имела, раз так легко принимала потерю. Марек отложил в сумку книжку с принадлежностями и поднял край плаща. —?Залезай. Девушка сделала шаг. —?Бренчалку снять не хочешь? —?Ах да. Лайка устроила инструмент сверху ведьмачьих вещей, чтобы лежал он не на земле. Юркнула к ведьмаку. Вместо того, чтобы остаться на культурной дистанции, тут же улеглась Яру на грудь. Приобняла. Ведьмак от неожиданности издал звук, сложно поддающийся интерпретации, но более ясного возражения не изъявил. Принялся в замешательстве шевелить память о прошлой ночи, но никаких чёрных пятен, в которых они с эльфкой могли успеть сблизиться, не нашёл. Должно быть, ей просто понравились пьяные объятия в скочущей телеге. Ведьмачий медальон пришлось снять?— он снова начал тереть дыру. Лежали молча, слышали дыхания краснолюдов отчётливей, чем друг друга. Торби похрюкивал, Бессир храпела со свистом, а Коген изредка бормотал себе под нос. Отчего-то ни эльфийка, ни ведьмак не засыпали?— будто боролись, кто заснёт последним. —?Ты правда превращаешься в сороку? —?вдруг заскрипел Марек. Он чувствовал приближение сна и поражения?— медленное сердцебиение Лайки, еле слышное за храпами краснолюдов, убаюкивало. —?Да. Извини. —?За что? —?Я много вру. Я рассказала нашим новым друзьям, что мы с тобой любим друг друга уже много лет. —?Не страшно. Я тоже много вру. Да и потом, хоть кто-то будет меня любить. —?Не по-настоящему. —?А не важно,?— Марек поднял голову, и Лайка повернулась на этот жест. —?Зачем ты идёшь в Махакам? Эльфка долго и пусто смотрела ведьмаку в глаз. —?Пока я готова только соврать на этот вопрос. Марек уронил голову обратно на руки. —?Чёрт с тобой. Поверить не могу, что сам туда прусь. Хотя ещё не поздно отколоться. —?Поздно. После той душещипательной истории о задетом достоинстве… Нет, ведьмин, краснолюды готовы нести тебя до самого Гвинтуса на руках. Не отколешься. —?Я им разве… про карту растрепал вчера?.. Не про меч? —?Меч даже не упомянул. Только слёзную историю об оскорблённой чести и твёрдом намерении исправить вопиющую несправедливость. Ворваться в мастерскую Гвинтуса и всем доказать, какой ты хороший, и как все ошиблись, рисуя про тебя гадости. —?Пьяный дурак. Находка для нильфгаардца. —?Крепко ты обиделся на этот рисунок. Даже я поверила, что на карте клевета, а ты пушистый одуванчик. —?А ты ко всем незнакомым ведьмакам так жмёшься? —?Только к знакомым. Марек, к собственному удивлению, против не был. Редко к нему ластились эльфки, пускай и лгуньи. А может, дело было в обществе краснолюдов, так любящих физические контакты? Заразили. Лайка почесала ведьмака по рёбрам. —?Расслабься, ведьмин. Марек не расслабился. Бурлил тихими мыслями, пока не заснул, всё же проиграв.