3 (1/1)

– Осторожней, ваше величество, не надо так жадничать, а то захлебнетесь. Это будет крайне безответственно по отношению к вашему народу – бросить их и умереть.Почувствовав, что стебель с живительной влагой ускользает, король, все еще ведомый инстинктами, решительно потянул его на себя… и разом очнулся.В глазах у него двоилось, а иногда даже троилось. Но не так, как бывало, когда онперебирал лишку верескового меда.

Сейчас картинки множились, но они были разными. На одной по-прежнему колыхалась желтая стена, а с другой на него смотрела девушка с белоснежными волосами. Не хрупкая, бескрылая. И прекрасная. Иной непривычной глазу кьюпи красотой, но у короля перехватывало дыхание, и он проваливался в ее удивительные глаза: мерцающие, изменчивые, прозрачные как вода перед зимним солнцестоянием.

Иногда, и совершенно внезапно(!), картинка вспыхивала, и тогда король видел магический силуэт девушки, заставляющий морщиться от нестерпимого золотистого сияния.– Ты ошибаешься, Полумналавгуд. Ты не ведьма, ты – фейри. Могущественная фейри. Но к своему стыду, должен признаться, что не могу пробиться через наведенныйгламор и понять к какому роду эльфов ты принадлежишь.

Полумналавгуд слушала короля с совершенно безмятежным лицом, чуть склонив голову набок.

– Даже умеющие магичить человеки, делают это специально. Они прикладывают неимоверные усилия, чтобы что-то увидеть или сделать. А ты, Полумналавгуд, тратишь силы на то, чтобы не слишком видеть магию и ее создания.Под самый конец речи королю пришлось зажмуриться – Полумналавгудкивнула, и яркий золотой свет ударил по глазам.– Забавно. Мне всегда говорят, что я странная, но это ничего. Зовите меня Луни, ваше величество, – ответила она невпопад. Казалось, что одновременно с королем, девушка слушала и кого-то еще. У Геклина это вызвало некоторое раздражение, он ни с кем не желал ее делить.– С радостью, Луни. – Король немного поколебался: давать разрешение на личное имя – это очень… личное, но все же решился.– Тогда и ты называй меня Лин.Луни кивнула, будто ничего естественней, чем называть друг друга по имени, и быть не могло, и снова принялась рассматривать короля.Он же почувствовал неловкость. Несмотря на то, что Геклин не так давно купался в крови Луни буквальным образом, его снова стала мучить жажда. Король покосился на стебель, через который Луни его кормила, и вздрогнул. Тонкий, но прочный стебель лежал на полу, и с него успела набежать небольшая лужица… огня. Пляшущего, расплескивающегося, лопающегося красивыми золотыми всполохами огня. Будто во сне Геклин опустился на колени и зачерпнул немного из лужицы, сложив ладонь ковшиком.

Волшебный вкус обласкал небо и сладкой волной прокатился по всему телу. Геклина даже слегка встряхнуло.

Даже наверняка встряхнуло – разум очистился, словно эта волна промыла его. И тут же сильнейшая боль пронзила затылок короля. Не желая демонстрировать свою слабость, он прикусил губу и закрыл глаза.

И тогда пришли видения. Под сомкнутыми веками проносились странные образы, никогда не виденные им лица, события, о которых король не слышал даже в преданиях.

Геклин не просто видел то, что происходило давным-давно, он переживал это: рождался, жил, умирал и рождался вновь – в нем проснулась память рода.А когда все закончилось, король остро пожалел, что не может повернуть время назад, и снова стать пусть полуразумным, зато беспечным существом, для которого самая большая беда – проспав, остаться без завтрака.