Высшая привилегия (миди, омегаверс, Карбофос и Слуга) (2/2)

Рэйтан помолчал, обдумывая услышанное.— Почему ты решил, что я это буду делать? — наконец спросил он.— Потому что я позволю вступить тебе со мной в связь. У тебя появятся деньги, имя в обществе и омега, которую ты сможешь иметь, когда тебе захочется.— Скажи лучше: когда тебе захочется, — пробормотал Рэйтан. — С чего ты взял, что я тобой заинтересуюсь?Карбофос снова красноречиво покосился на использованные презервативы. Рэйтан с досадой повёл плечами.В комнате снова повисло молчание.— Хорошо... Дашь мне время на раздумье?Карбофос широко улыбнулся.— Три дня, не больше: орден Слона выставлен сейчас в городе Энске в России. Срок выставки подходит к концу.— Я позвоню, — кивнул Рэйтан. — А сейчас, — он взглянул на простыню, которой был обкручен Карбофос, и ворох одежды на полу, — я лучше вызову тебе такси.— Ухаживаешь за мной? — ухмыльнулся Карбофос. — Ведёшь себя как настоящая альфа?— Нет, — прищурился Рэйтан, — хочу спасти свой узел от одной похотливой омеги, которая затрахала меня за последние сутки до смерти.Карбофос был уверен, что Рэйтан позвонит вечером: по его мнению, лучших условий сделки было не найти. Но тот позвонил ровно через три дня, когда Карбофос уже начал испытывать некоторое сомнение, услышит ли он его вообще: эта альфа была непредсказуема.

— Я подумал, — раздался в трубке знакомый голос.

За три дня Карбофос уже стал забывать, насколько сексуально он звучит. Течка закончилась, но он не прочь был расслабиться. Его ладонь двинулась к паху.— И?..— Я согласен.

Пальцы Карбофоса потянули язычок замка на ширинке. Он улёгся в глубоком кресле поудобнее, приспустил брюки.— Это радует... — Он легко провёл рукой по члену. — Единственное, что печалит... — Он задел перстнем головку, дыхание его перехватило, и последнюю часть фразы он почти проглотил. — Ты немногословен...— Что ты там делаешь, старый извращенец? — в голосе Рэйтана чувствовалась насмешка. — Секс по телефону тоже теперь входит в мои обязанности?— В обязанности слуги... входит всё, что понадобится хозяину... ох, чёрт!.. Сейчас мне нужен твой голос... Только не молчи, дьявол тебя побери!..

— Хорошооо, — протянул Рэйтан. — Ты самая похотливая омега из тех, что я встречал, а встречал я их предостаточно...— В самом... деле?.. — Карбофос проводил по члену размеренными движениями, возвращаясь к самому основанию и сжимая в горсть яички.— Да. Но ни одна из них не начинала истекать смазкой спустя три минуты после начала телефонного разговора. У тебя ведь уже снова все брюки заляпаны?..— Удивительно... прозорлив... — Дыхание Карбофоса участилось в такт движениям.— Значит, ты вполне можешь одной из своих игрушек воспользоваться. Или пальцы поглубже протолкнуть... — Голос Рэйтана дрогнул, по-видимому, он и сам начал возбуждаться.

— Я бы... предпочёл твой член... — Карбофос скользнул к влажному от смазки входу. — Он меня так растрахал, что всё остальное просто... как из трубы вылетает... я пробовал...— Ещё помнишь мой член?.. Ну надо же... Тогда тебе легко представить... что бы я с тобой сделал, будь я рядом... Привязал бы тебя к изголовью и отходил плёткой... — зашептал он сбивчиво. — Вот она... Ты её у меня забыл... Ещё пахнет тобою!.. Как ты хочешь, чтобы я тебя взял?..

— На твоей дурацкой кровати с пружинами... — простонал Карбофос. — Сзади... Глубоко... — Он быстро трахал себя пальцами. — Пока я выть не начну... назло твоим... твоим... соседям... — Его дыхание смешалось со стонами, движения стали рваными. — О, дьявол!.. Твою ж!.. — Он уронил трубку и, выгнувшись, кончил, разбрызгивая семя по обивке кресла.Когда Карбофос смог шевелиться, он поднял трубку и прижал к уху плечом: держать её в руках сил не было.— Ты ещё здесь?.. Я назначу тебе прибавку к жалованью... если мы будем разговаривать раз в неделю по телефону. — Он пытался выровнять дыхание и оттереть сперму с фамильного кресла.— Спасибо, я тоже успел кончить, — послышалось на том конце провода. Карбофос фыркнул. — Как тебя зовут? — вдруг спросил Рэйтан.Карбофос замер.— Во время оргазма ты ни обо что головой не приложился?— Нет... Как твоё имя?Карбофос помолчал. Об этом его никто никогда не спрашивал. Рэйтан терпеливо ждал.— Готфрид, — почти шёпотом сказал Карбофос.— Готфрид, — повторил за ним Рэйтан, словно пробуя раскатистые звуки имени на вкус.Собственное имя, произнесённое впервые за долгое время кем-то другим, показалось на мгновение чужим. Он не знал, как на это отреагировать.— Я жду тебя завтра в аэропорту. Наш самолёт в Энск вылетает в семь тридцать. Все необходимые документы уже готовы.— Хорошо. — Рэйтан помолчал. — Готфрид.Карбофос нажал на отбой. Он уже жалел, что поделился с кем-то своим именем. Когда его так называли, он чувствовал себя совершенно беззащитным.В самолёте они почти не разговаривали. Захудалый городишко, в который они прилетели, тоже не располагал к разговорам. Лишь в отеле они впервые за день прикоснулись друг к другу. Если прикосновением можно считать то, что Рэйтан сразу зажал Карбофоса в углу, как только за ними закрылась дверь в номер. Карбофос от неожиданности даже позволил разложить себя на шатком деревянном столе: обычно строптивость слуги заставляла приложить усилия — брать эту альфу приходилось практически силой. На этот же раз всё случилось так быстро, что трахал его Рэйтан почти всухую, сбивчиво повторяя: ?Готфрид... Годфрид...?, — и это настолько заводило, что Карбофос действительно чуть не завыл, кончая, если бы Рэйтан не зажал ему ладонью рот — стены здесь были ещё тоньше, чем у него в квартире. Сцепка оказалась бурной и не рассчитанной на ветхую мебель: Карбофос так извивался под Рэйтаном, выдаивая его до последней капли, что колченогий стол чуть не рухнул под их весом.С утра они пошли взглянуть на орден Слона, который выставлялся в городском музее. Карбофос вообще плохо понимал, почему выбор устроителей выставки пал именно на этот городок: музей в нём был заброшен настолько, что для того чтобы рассмотреть какой-либо экспонат, нужно было смести слой пыли размером с целый культурно-исторический пласт при археологических раскопках — за исключением ордена Слона: он неизменно блестел бриллиантами. Улицы города с домами, покрытыми облупившейся краской, тоже не отличались особой оживлённостью. В целом Энск напоминал один из городов-призраков, который обычно покидали во время эпидемии чумы. Газеты, покрытые незнакомой кириллической вязью, что-то кричали о возрождении духовности в провинции, но Карбофос, конечно, знать об этом не мог. Он владел основами русского языка лишь по той причине, что один из его дворецких был выходцем из России — прекрасный альфа-самец, невысокий, но коренастый, испытывающий слабость к широкополым шляпам. В постели он виртуозно ругался русским матом. Литературную лексику Карбофос тоже частично смог освоить: во время секс-марафона, который устраивал с ним во время течки раз в месяц, когда они лежали в сцепке — русский был вынослив и даже тогда не затыкался ни на минуту. Особенно хорошо Карбофос запомнил слово ?Аналогично!? — ни одна фраза его русского любовника без него не обходилась. Именно дворецкий помогал ему добыть орден Слона в прошлый раз — тогда этот экспонат выставлялся не в провинциальном богом забытом городке, а в шумном Париже. Они проработали детальный план похищения. Карбофос должен был ждать своего подельника в автомобиле за углом, но, услышав выстрел в павильоне, вдавил педаль газа до упора и умчался с места преступления. Он всегда был предусмотрителен. Русского с тех пор он не видел.Откровенно говоря, такая провинциальная глушь Энска была Рэйтану на руку: препятствием к достижению их цели мог служить только слегка заторможенный сторож-альфа в лисьем треухе да директор музея, нервная импульсивная омега, у которого, видимо, не складывалась личная жизнь, потому что пропадал он на своей работе денно и нощно. Хотя, конечно, при ближайшем знакомстве становилось понятно, почему директор не спешит домой — стоило только увидеть, какие взгляды он бросает на сторожа. Будь тот посообразительней, давно бы обзавёлся партнёром интеллигентной внешности и дюжиной ребятишек.Но, как показал осмотр территории, сторож сообразительным не был. Он даже не представлял ценности вещи, которую охранял: это Карбофос понял, попытавшись завязать с ним беседу, чтобы разведать обстановку. Более того, сторожа вполне можно было назвать недоумком. Но у него было ружьё, и это меняло многое. Если бы не это обстоятельство, они могли бы забрать орден Слона прямо сейчас: Рэйтан расправился бы с недоумком-сторожем, Карбофос без труда одолел бы директора-неврастеника. Однако нужно было ждать ночи.В полночь Карбофос уже сжимал руль автомобиля, взятого напрокат в соседнем городе. На скорость этой марки со странным названием ?Таврия? надеяться не приходилось: он это понял, когда добирался до музея. Оставалась надежда на ловкость слуги. Улица, как всегда, была пустынна, фонари не горели, и Карбофоса в этой кромешной тьме охватило ощущение нереальности происходящего. Это ощущение усилилось, когда в здании музея раздался выстрел.— Дежа вю, — пробормотал Карбофос и надавил на педаль газа.

Машина не тронулась с места: двигатель заглох.— Твою ж мать! — выругался Карбофос на чистейшем русском языке (спасибо дворецкому) и с силой задёргал ключ зажигания. Не помогало. Он выскочил из машины и открыл крышку капота.Пока он возился, дверца автомобиля распахнулась и в салон ввалился Рэйтан, бледный как полотно. Одной рукой он судорожно сжимал предплечье, вторая была зажата в кулак. Предплечье кровило, рукав джинсовой куртки быстро покрывался бурыми пятнами. Карбофос мигом занял место водителя. Рэйтан откинулся на спинку сиденья и хрипло произнёс:— Давай, Готфрид! Гони!Карбофос зло повернул ключ зажигания, машина взревела и тронулась с места.До аэропорта они ехали молча, и только когда Карбофос припарковал машину и повернулся к слуге, он произнёс одно лишь слово:— Ну?Рэйтан протянул руку и разжал окровавленную ладонь. На ней лежала маленькая серебряная фигурка, покрытая жемчугами и бриллиантами. Это был слон с чёрным погонщиком на шее и башенкой на спине, к которой было прикреплено кольцо для орденской ленты.

— Он! — восторженно выдохнул Карбофос.

Сомнений не оставалось — перед ним действительно в неярком свете полуразбитых фонарей сиял орден Слона — осуществление всех его мечтаний. Но только он протянул руку, чтобы прикоснуться хотя бы одним пальцем к кнуту погонщика, как почувствовал металлический холод на своём затылке: кто-то, сидящий на заднем сидении, приставил к его голове пистолет. Карбофос медленно поднял руки.— Рэйтан? — он скосил глаза в сторону слуги. Но тот и не думал приходить к нему на помощь: он спокойно сидел, чуть улыбаясь, как в первый день, когда Карбофос увидел его в своём поместье.— Думаю, мы неплохо провернули дельце, Коллега, — сказал Рэйтан, оборачиваясь.— Аналогично! — раздался знакомый голос с заднего сиденья. — Добрый вечер, господин Карбофос!

Карбофос не спеша повернул голову. В сумраке салона первое, что он увидел, были очертания широкополой шляпы.— Неожиданная встреча, правда? — ухмыльнулся Коллега. — Боюсь, с мечтой о резном дубовом кресле вам придётся расстаться.Карбофос молчал — с двумя альфами в тесном салоне автомобиля бороться было бесполезно. Так же, как и бросаться словами. Уж он-то знал цену молчанию.— Он не понимает, — посмотрел на Карбофоса пристальным взглядом Рэйтан.— Не думаю, — покачал головой Коллега. — Дураком он никогда не был. Родись он альфой, а не омегой, точно бы мир захватил. Да, господин Карбофос, я не дворецкий, а он... — Коллега кивнул в сторону Рэйтана, — ...не слуга. Наши службы давно знали о планах, рождающихся в вашей голове. Помните вашу самую первую неудачу? Нельзя было так недооценивать тихую девушку-бету, которую вы устроили работать в фонд помощи нумизматам, а после того, как она отказалась вам помогать, уволили и вышвырнули на улицу. Женщины злопамятны, они могут пестовать обиду годами. В Париже нам не удалось вас захватить с поличным — слишком шустро вы улизнули. А здесь... дороги не те. — Он взглянул на окровавленную руку Рэйтана. — И дураков хватает. Сторож в темноте не разобрал, где свои, а где чужие. Говорил я ему: ?Вкрути ты наконец-то эту лампочку!? Ну ладно. Зато достоверно вышло. Как твоя рука?— Царапина, — отмахнулся тот. — До свадьбы заживёт — так у вас говорят?— Так, — ухмыльнулся Коллега. — Кстати о свадьбе. Он тебя ждёт. Снаружи.Рэйтан расплылся в улыбке, но, взглянув на Карбофоса, всё ещё с поднятыми вверх руками, закусил губу.— Выйдемте, господин Карбофос. Вас ждёт самолёт и судебное разбирательство в Элефант-тауэре.Карбофос вылез из автомобиля. Взгляд его сразу выхватил одиноко стоящую неподалёку фигуру. Это был омега с носом картошкой, небольшого роста, в клетчатом пальто и клетчатой же кепке.— Мозговой центр нашей операции, — кивнул на него Коллега, — наш Шеф.Рэйтан, вышедший из машины, направился прямо к нему. Шеф о чём-то горячо заговорил, показывая на его раненое предплечье и размахивая ручонками. Рэйтан ничего не отвечал, только стоял и, улыбаясь, смотрел на него. Карбофос попытался припомнить все моменты, когда они с Рэйтаном занимались сексом — нет, таким взглядом тот его никогда не одаривал.Подул ветер, и Карбофос уловил запах омеги. Это был сладковатый аромат, напоминающий его собственный, только к сандалу примешивалась горчинка корицы.Он зашагал к самолёту.У самого трапа его окликнули. Он обернулся и увидел Рэйтана. Тот подошёл ближе и засунул руки в карманы, явно испытывая неловкость.— Готфрид... я... — начал он.Карбофос криво улыбнулся и, не дослушав, начал подниматься по ступенькам.До самого Элефант-тауэра он не произнёс ни звука.Судебное разбирательство завершилось в его пользу: имя и состояние всегда были хорошим щитом от правосудия. Он снова мог посещать городские собрания в ратуше, восседая на табурете, украшенном геральдическими знаками. Часто многие могли заметить его взгляд, устремлённый к креслу из морёного дуба.А через три месяца Карбофос объявил о собеседовании по поводу вакантного места слуги в своём поместье.