Секс (1/1)

— Секс, — сообщает Хозуки, как только дверь открывается.— Секс. — Моргает Хакутаку, то ли удивлённо, то ли сонно, то ли потому, что слизистая оболочка глаз нуждается в увлажнении.— Я должен попросить прощения. — Хозуки отодвигает Хакутаку плечом, с удовольствием отмечая, что тот, похоже, сегодня один — только кролики лениво освобождают ему место для следующего шага.Хакутаку приподнимает бровь в немом вопросе и Хозуки чувствует раздражение. Бесстрастное выражение лица — наиболее уместный вариант для общения, если речь не идёт о семье, друзьях или любовниках. Они с Хакутаку ни первое, ни второе и, пока, не третье, тем не менее, уголки этого раздражающе говорливого рта всегда приподняты. Впрочем, о деле Хозуки не забывает:— Я, несомненно, должен был предупредить о цели своего визита. — Он хватает Хакутаку за локоть и волочёт туда, где должна быть спальня, хлебнув по дороге из первой попавшейся початой бутылки. — Да и о самом визите тоже. Но у меня очень много дел. Так что прошу меня простить.Выясняется, что у Хакутаку несколько спален. Проигнорировав аскетические циновки, Хозуки выбирает ту, в которой стоит роскошная двуспальная кровать. Приземляясь в ворох белоснежных простыней и подушек, Хакутаку улыбается, извернувшись, как кот, чтобы упасть на бок, немедленно подпирает голову рукой и с интересом спрашивает:— Читал?— И смотрел. — Морщится Хозуки, развязывая пояс.

Многочисленные сцены в волшебном зеркале и в интернете были неопрятны, грешили изъянами в драматургии, неестественными эмоциональными проявлениями и, в целом, никак не тянули на инструкцию. Из письменных источников прелюбодеи в соответствующем аду рекомендовали Камасутру, но Хозуки нашёл её слишком метафоричной, а иллюстрации — требующими чрезвычайно длительной физической подготовки. Сопоставив информацию, он набросал несколько инструкций — логичных и лаконичных, но отсутствие личного опыта мешало довести их до совершенства.Романтические порывы, вопреки расхожему мнению, не были чужды Хозуки, но создание семьи или длительных отношений, ради одной, пусть и совершенной в перспективе, инструкции не входит в его планы.Он тщательно складывает одежду, с удовольствием потягивается, убеждается, что палица находится в пределах досягаемости, и смотрит на Хакутаку:— Ну?Хакутаку таращится. Приоткрытый рот демонстрирует, по-видимому, крайнюю степень изумления.— Что?— У тебя есть член.— Мне всё же казалось, Хакутаку, что уровень твоего интеллекта позволяет предположить наличие важных анатомических деталей у мужчины.— Нет, это понятно, — Хакутаку мотает головой, — просто твой рог... Он, ну... Его размер...Хозуки искренне не понимает, как связан размер его рога с его членом. И почему Хакутаку до сих пор одет. Насколько он понял, желательно, чтобы оба партнёра обнажились. Он почти без усилий рвёт лёгкие ткани, пока Хакутаку барахтается, то ли отбиваясь, то ли пытаясь помочь.Сквозь возмущённое фырканье и задавленное хихиканье голый Хакутаку всё же выговаривает:— Но обычно секс происходит между мужчиной и женщиной...— Условности, — отрезает Хозуки, подтаскивая его ближе.— У тебя нет сисек! С чего ты взял, что я вообще соглашусь?

— А вот это вопрос по существу, — милостиво признаёт Хозуки. — Дело в том, что ты всё же единорог...— Да. — Кровать жалобно скрипит, прогибаясь под древним зверем, поджавшим ноги, чтобы улечься кольцом вокруг Хозуки, водрузив голову ему на колени.Хозуки, кажется начинает понимать связь между членом и рогом, благо, у Хакутаку он видел уже и то, и другое.— Так вот. — Его руки машинально гладят белую шёлковую шерсть, путаются в гриве, ловко избегают ядовитых шипов. — Ты единорог, а я...— Девственник, — обречённо выдыхает порозовевший голый Хакутаку и тут же уголки его рта снова поднимаются вверх, язык проходится по тонким губам, глаза становятся маслеными, а тон — деловитым, — Тогда, пожалуй, деваться некуда.Хозуки начинает думать, что эта идея была не такой уж и удачной.