Глава 13 (1/1)

На дне сундучка меня ждал восхитительный и сокрушительный, облитый мартини и усыпанный зелёными оливками... пшик. Ничего. Ни хрена! Дырка от бублика.Зрение подвело? Или нервы?Я оторопело захлопнул крышку. Снова открыл — снова ни хрена.Тут какая-то хитрая магия? Скажу секретное слово — и появится пригоршня золота. Или хотя бы пачка презервативов. Лицо вытягивается, челюсть куда-то отъезжает. Сама. Я чувствую, но ничего не могу с этим поделать. Трясу сундук — он пуст. Переворачиваю — он пуст. Трясу ещё и ещё, упрямо. Всё равно пуст. Да почему он пустой, skitst?vel??!— Что ты там надеялся увидеть, Вип? — резанул меня по яйцам довольный голос. Ну чисто напившийся крови упырь. — Моё разорвавшееся сердце? Или сердце той блондинистой немецкой куколки?Я... да разве я знаю? Чего я хотел...Но я знаю, что сильнее всего мне требуется сейчас. И это не билет в лунапарк.Швырнуть треклятый пустой сундук в Кисо, целясь в его горбатый, самый уродливый в мире нос. И швырнуться следом, напрыгнуть, задушить. Вывернуть его костлявое тело наизнанку, вырвать гадкий болтливый язык. Я свихнулся от обиды и ярости? Ну... возможно. И вместе с тем я так спокоен. Восхитительная ясность и чёткость каждой мысли. Как слаженно рисуются в голове картинки. Мельчайшие движения, все сухожилия, прорисованные под моей чуть желтоватой от табака кожей, на пальцах, крепко сжатых вокруг его горла. Немного хрипа и сопротивления, потом тишина. И туго натянутые шнуры, в которые превратятся его вены и артерии, врезаясь мне в напряжённые до отказа ладони. Буду рассматривать, как в первый раз, его большой рот, шевелящийся, как рот выброшенной на берег и постепенно умирающей рыбины. Толстые губы белеют, затем синеют, на них пузырится слюна, глазные яблоки дёргаются в нескольких судорогах и закатываются так, что видно только белки в красных прожилках. Последнее сокращение мышц, финальный спазм... сладкий, как при оргазме — и я отпускаю его. Кисо валяется на своих гадских, приторно розовых, красных и оранжевых подушках. Уже не может по-блядски сжать ни одну между ног. На его лице — блики из неонового аквариума, а я на прощание насыпаю тощим меченосцам и кардиналам корм. Пусть сдохнут не сразу, не вслед за хозяином. Кружусь по комнате, хохоча, срываю со стен все фото, разбиваю гитары, но вовсе не имитируя чьё-то нападение и беспорядок во время борьбы, а потому что хочу. Раскрошив и разорвав всё — ухожу.Кисо немузыкально хрипит, врываясь в моё идеальное видение: мои пальцы действительно очутились на его горле, крепко впились полукружиями ногтей. Что же ты не орёшь, не зовёшь на помощь? Тебя убивают, между прочим.?Остановись. Ты не псих. Перейдя эту черту, ты лишишься всего. Ты шлюх ебёшь, а не убиваешь. Ну какой из тебя Джек-Потрошитель??А чем заглушить тебя?! Нет, ты не Эмиль! Ты мерзкий голос разгорающегося безумия, моего древнего когнитивного расстройства, обыкновенно просто ржущий надо мной в ехидстве на все лады, заевший, задолбавший, у-у-у, заткнись, заткнись, заткнись, заткнись...Затылок прижгло вдруг болью. Дёргаюсь, но не могу вскрикнуть. Вижу смутно, что захват, сдавивший Эрика, разжимается не сам собой, меня кто-то отцепляет и отталкивает. Холёными, прекрасными руками. Я не спутаю их ни с чьими другими, я так хорошо запомнил их... в первую ночь. В нашу единственную. Детка. Шинни. Здесь. Почему. Как. Я брежу. Зачем ты мешаешь, останавливаешь...Затылок ещё раз невыносимо обожгло, отправляя моё удивление, боль и само поруганное сознание в щемящую пустоту, в тёмный ящик без дна.

* * *В комнате теперь тесно и трудно дышать. Двое из нас ранены, трое — смертельно. Пакет со льдом я прижимаю к голове сам, отказавшись от помощи. Смотрю хмуро на аквариум.Шин прятался в соседней комнате. Ждал. И вышел, когда я...Ну он хоть не до сотрясения мозга по башке меня гитарой ударил.И я сам не сильно преуспел с удушением, так как... Кот просто повязал вокруг шеи облезлое куриное боа. Тоже хмурый.Но Шинни — мрачнее всех. Никак не поймаю его взгляд. Виновато прикусываю губы. Я не убийца, не психопат, я просто... я... мне пора услышать хоть пару разъяснительных слов. Раз уж я пришёл в себя. Недолго повалялся вырубленный, недолго заставил горевать о себе. Если заставил.— Я начну, — произнёс Эрик неохотно, помассировав себе горло и разрешив проблему затянувшейся молчанки. — Однажды в интервью ты сказал, что я шут, развлекающий группу, когда всем скучно в дороге. Я поразмыслил и пришёл к выводу, что будет очень забавно, а главное — запомнится надолго, если я разыщу человека, которого полчаса разглядывал в окне, который не знает меня, а я — его, но которого ты смачно засосал, чтоб затем отпустить на все четыре стороны. Вдруг этот бедолага мыслит как я? Вдруг он на меня похож? И вместе мы решим сразу несколько неприятных проблем...

Кот говорил и говорил. Долго. Дословно я оторвал это и выбросил. Оказывается, они ловко спелись в ту роковую ночь моего непроизнесённого отказа. Одному я дал уйти ни с чем, другому — не ответил на вопрос жизни и смерти, но грубо разрешил прилечь рядом с собой и поспать. А Кот подавился давно клокотавшей злостью и спать не лёг. Навёл справки у болтливых служащих отеля, напрягся и очаровал сразу несколько важных персон, чтобы быстро и без геморроя добыть некоторую конфиденциальную информацию. У него было всего несколько часов до моего пробуждения, чтобы устроить этот заговор, набрать соучастников и обеспечить прикрытие. Его отчаяние свернуло горы и убедило присоединиться самых неожиданных людей. Шин — заручился помощью Страйфи, а Кот — всесторонней поддержкой Уле, который участвовал в совещании не лично, а посредством видеочата, но в итоге был назначен главным действующим лицом. Кот придумал свой план, озарённый, всего за пять минут, став почти криминальным гением — от жгучей обиды на меня. Потому что я слишком зарвался, слишком оскорбил его, я... прячусь за пакетом льда, мне плохо, и я пунцовый. Возможно, что от стыда пополам c гордостью. Ведь это всё я, я его заставил... Слушаю дальше.Кот прорабатывал детали, писал инструкции, усердно рисовал буквы на бумаге и картоне; Шин звонил web-редактору, бронировал билеты, переживал, читал сценарий и согласовывал его с совестью; Уле у себя дома искал одежду: не подгонял под план, а план подгонялся под то, что он найдёт — и балахоны оказались мировые; а Страйфи, едва наступило утро, как местный и совершеннолетний, укатился приводить в исполнение первую фазу — оформлять заказ на небольшой розыгрыш с владельцами первого же понравившегося магазинчика. Закончив с поверенными, Кисо и Шинни улетели вдвоём в Стокгольм — ждать развязки, избавившись от соблазна вмешаться в естественный ход событий, передумать и что-нибудь испортить. Одновременно из Стокгольма вылетел Уле, забрав из квартиры Кисо заветный медный ключ к сундуку и, конечно, не забыв прихватить остальной реквизит. Но мне непонятно кое-что.— Пожалуйста, разреши, я перебью. Шин?С видимой неприязнью его светло-голубые глаза наконец встретились со мной взглядом.— Да?— Перед тем как блистательный план случился, ты, насколько я помню, увидел Эрика в окне моих апартаментов. И он тебе очень не понравился. Как... ну...— Как соперник? — Шинни выпростал в сторону Кота руки, до этого нервозно скрещённые на груди. — Да. Я страшно удивился, что он меня нашёл. Мой телефонный номер то есть достал у кого-то, захотел со мной встретиться — подозрительно, на ловушку похоже. Встреча вообще произошла у моего дома, куда я с грехом пополам доковылял, несмотря на... ряд плохих вещей, которыми был одержим всю дорогу. Я немного боялся, хотел чувствовать себя в безопасности, поближе к родным. Хотел забыть, почему мне худо. И по-хорошему, мне не стоило бы соглашаться, сыпать соль на раны. Но я не вошёл в дом, дождался. Эрик явился. Красавец, каждой клеточкой тела кричащий, кому оно принадлежит. Он спросил, кто я тебе, он задал мне ровно тот же вопрос. Целую не слишком приятную минуту мы намеревались выбить друг другу зубы. Выплюнули пару глупых угроз, и... они прозвучали настолько одинаково, что мы поняли, как мы сами одинаковы. Пьём ревность и боль из одной кружки. Похожи, как два дурака... помешанные на тебе.— И вы решили меня проучить.— Эрик решил. Я присоединился без возражений. Терять мне было нечего.— А какова цель? Смысл? Переодеваний, цветных листочков, прогулок, заглушки на ваш сайт...— Я хотел увидеть твоё лицо, — ответил Кисо, безмятежно размотав боа и, очевидно, чтоб помучить меня, положил себе между раздвинутых ног очередную розовую подушку. — Понять, с каким выражением ты будешь, раздразнённый до предела, в накале любопытства, свербящего нетерпения и истерии, открывать сундук, в котором, по твоему мнению, спрятано что-то бесценное. Я видел, как ты светился. До того как допёр, что сундук — мой макгаффин. Ты верил, в точности следуя плану, что ключ тебе на прощание подарил Шинни. Открывая, ты мечтал заполучить частицу его. Так что цель достигнута: я узнал, кем же ты на самом деле дорожишь. Я больше никогда тебе не задам один никчёмный вопрос, будь спокоен.На этом всё? Нет, пожалуйста, только не тишина. Я воткну голову в песок, только дайте песок. Пинайте по жопе, если это доставит вам удовольствие, но не пытайтесь докричаться. Не смотрите на меня. Ничего я не скажу. Не давите. Не моя очередь распинаться о чём-то. И каким боком тут я, я вам не нужен. Отомстили, расходимся. Господи. Кот не сводит с меня горячих уничтожающих глаз. А Шин — холодных и унижающих.Как долго я смогу бороться со своим естественным нежеланием говорить? Не опять, а снова.?Нельзя хитрожопо отмолчаться в каждый отдельный раз, когда тебя спрашивают, шлюхоёб ты эдакий, отпираясь от принятия решений и последующей за ними дерьмовой ответственности?.Эмиль! Я чуть не заорал его имя вслух. Безнадёжно мечтать о перекуре, пересчитывать меченосцев в аквариуме и концентрироваться на жалости к себе из-за ноющей шишки в затылке. Они ждут. Они меня в песок целиком вкопают, их двое на одного. Весь мир против меня.Хорошо, получите. И плачьте. — Открывая проклятый сундук, я вспоминал не Шинни. Вроде бы просто влезал под крышку, а краем глаза всё равно цеплял твои ноги, обнявшие подушку. Думал о сексе без любви в подобии дурмана. Думал о порно, а по факту — как ты выглядишь голый в ванне. И о том, что каждый заслужил именно того манерного придурка, которого в данный конкретный момент времени трахает. В прощальной записке ты хотел, чтоб я нашёл тебя, когда мне будет что сказать. Ну так я нашёл. И говорю. Я не знаю, что было бы, если бы из подсунутых вами букв сложилось слово “SHIN”. И ни у кого из вас нет хитроумной машины, чтоб открутить время назад и проверить это. Я вынул из шифра тебя, Кисо. Ты — организатор и исполнитель, ты — ебанутый клоун и гений. К тебе я мчался, желая... желая накормить говном и сделать из твоих рёбер зонтик в отместку за весь розыгрыш. И ключ, что был передан Страйфи от имени Шинни — твой, я напоминаю об этом. В свете слов невменяемого Уле под грибами, который тоже знал, где чьё... короче, он похабно заметил, что ключ — это мой хрен. Фаллический символ твоей любви с ванильным мороженым на палочке, твоя скромная надежда, что я вставлю... ключ... в твой ?сундук?. И больше не выну. А Шинни...Мне было так трудно говорить, что в процессе я увлечённо ковырял двумя ногтями пакет с подтаявшим льдом, концентрировался на нём. И дальше — ещё труднее. Объясниться. О своём выборе, где логика отдыхает.Сокращая пытку, я поднял голову резким движением, хотя затылок болел всё так же сильно. И чуть не прикусил себе кончик языка.— Ну и где Шинни?!— Какой Шинни? Здесь никого, кроме нас, генерал Вип.— Кисо, не шути, как придурок конченный. Если Шин на цыпочках вышел в туалет, просто так и скажи.— Я могу вызвать знакомого травматолога, если ты ударился башкой слишком сильно. Описался в бреду... пока наслаждался зрительными и слуховыми галлюцинациями. Во всём доме — только мы двое, — Кисо многозначительно сунул в рот длинный полосатый леденец.Кровь от бешенства резко прилила к моему лицу. Да как он может?— А с кем я тогда разговаривал?! Хватит меня за дебила держать! Herrej?vlar?, я же обидел его! Я разбил ему сердце! Я предпочёл ему тебя! Губастого, носатого, разве что не горбатого, сука!..— Успокойся, Андреас, — перебил Кот, захохотав, медлительно вытащил из-за щеки конфету и упал мордой вперёд на подушки между нами. В такой позе прополз ко мне и дотянулся наманикюренной рукой до моего подбородка, погладил его... после чего закрыл мне матерящийся рот. — Шин — подросток. Драма с тобой разыгрывается на этой неделе, затем новая трагедия с кем-то ещё — на следующей. Мы обсудили с ним всё в Берлине. То есть... ну, в основном, обсудили тебя. А потом — что оказалось в сто раз важнее — из успешного похода в “Kannewelt” вернулся Джек. Решил, что я с головой погрузился в план-схему, а Шин — в телефонный разговор с мамой, и подарил мальчику свои очень голодные глаза, подставил плечо, выпотрошил себе сердце, выломал кости... в таком говорящем молчании, что у меня пирсинг в носу зазудел. Всегда становится страшно неудобно и немного завидно, когда поблизости кого-то любят, не тебя. Шинни слеп, но он в надёжных руках.— Но сейчас?.. Он просто встал и ушёл? Он не похож на импульсивную истеричку, которая запрётся в туалете и три часа проплачет.— А это и не импульс. Зато он поймал