Глава 19. Часть 6. (1/1)
Нурбану тоже заметила лезвие. В тот момент Каплан ловкими движениями перевязывал ее рану, боясь за здоровье женщины. Но, увидев летевший в сторону дочери Гюлькыз нож, она тут же вырвалась и встала наперерез ему. Это было так неожиданно, что Лейли опешила, а когда пришла в себя, холодный металл уже вошел в тело Нурбану.Для Каплана этот негромкий, но сочный звук входящего в плоть оружия был равен удару молнии средь бела дня. С трудом осмысливая свои поступки, он ответно послал кинжал к Фериде. Она уклонилась, но тут же в спину ей вонзился меч. С тяжелым стоном она упала на колени, пока спина окрашивалась в кроваво-красный.Решив не отвлекаться на нее, Каплан подошел к Нурбану. Лейли положила голову служанки себе на колени, но вытащить кинжал не посмела. Воин присел рядом и осмотрел рану.—?Ты не станешь доставать нож? —?спросила Лейли.—?Нет. Если его вытащить, то остановить кровь будет нечем. Я пойду за лошадью?— решил Каплан и ушел.Лейли осталась на поляне одна с тяжелораненной подругой матери и умирающей в стороне врагиней.Фериде невероятным усилием приподняла голову и произнесла тихо и тяжело:—?Твоя жизнь?— одна сплошная тропа крови. Вокруг тебя всегда смерть. Пусть и рядом с твоими детьми всегда будет смерть! —?сплюнула кровью в сторону Фериде, тяжело дыша в предсмертных судорогах.Лейли потрясенно слушала ее. А ведь монголка не ошибалась.Когда Лейли родилась со своим братом-близнецом, ее мать истекала кровью и чуть не умерла. Спустя время скончался ее брат-близнец, а после умирали и все другие дети Гюлькыз и Авшара.Когда она подросла, из-за нее убили Курта, и забота о ней заставила ее мать убить Демир-бея.Из-за интриги, в которую оказалась замешана она, убили Гека, а после и ее мать.И вот теперь она рядом с умирающей от ее вылазки монголкой. Не слишком ли много смертей для молодой женщины??Ты убийца, Лейли. Убийца. С первых дней рождения и до сегодняшнего дня. Сколько уже жизней ты погубила??Лейли схватилась пальцами за черные волосы, словно пытаясь удержать в черепной коробке распиравшие голову мысли.?Ты убийца, губящая людей. Ты с рождения проклята, понимаешь? Ты всегда влекла к гибели тех, кто любил тебя?.Лейли сжала пальцы в кулаки, и кожа головы начала ныть.?Ты не должна убивать больше. Ты же мать?.Внезапно из синих глаз хлынули слезы?— такие же соленые и горячие, как кровь из ран Нурбану или Фериде.?Ты же мать. Скоро ты дашь свет чьей-то жизни. Разве тебе подобает лишать кого-то ее??Пальцы отпустили волосы и перебрались на грудь, в которой что-то обожгло и защемило. Зажмурившись, Лейли зарыдала.?Ты же мать. Как ты будешь держать свое дитя на руках, которыми убивала? Разве мать бывает палачом???Не бывает, не бывает??— отвечала себе во внутреннем монологе Лейли. Слезы начали душить ее, спину затрясло дрожью, глаза застилало.Положив руку на живот, Лейли тихо-тихо прошептала:—?Я мать, а не палач. Обещаю тебе, малыш, я больше никого в своей жизни не убью из мести или обиды. Я больше никогда не стану карать за что-то: пусть другие займутся этим. Тебя я буду держать незапятнанными руками. Только бы простились мне эти смерти.Она не знала, сколько просидела вот так: минуту или час? Из странного забвения ее вывел словно исходивший из другого мира шум приближающейся лошади, на которую пришлось устроить потерявшую сознание Нурбану. Лейли сумела сесть в седло без посторонней помощи. Слегка толкнув бока лошади пятками, она повела ее вперед. Каплан пошел следом.Умур-бей тем временем встречал своего брата Сунгура. Тот сдержанно обнял родственника, после чего кузен потащил его в свой шатер.—?И что же такое важное ты хотел мне сообщить? —?спросил наконец вождь Умур-Огуллары.—?Это содержалось в завещании Гюнтегина, которое, по стечению обстоятельств, попало ко мне?— глядя куда-то в пол, объяснял Сунгур. —?Там рассказывалось, что есть одни монголы, шаионы Байджу-нойона, которые прикидываются купцами-кожевниками и после, приютившись в стойбище, разрушают его. Руководит ими и ходит с ними сестра Нойона, Алонгоя, которая зовет себя Алмалой-хатун.Умур-бей потрясенно слушал его. Эта новость буквально переворачивала весь мир с ног на голову для него. Он застыл с таким выражением лица, что Сунгур невольно спросил:—?Что с тобой, брат?—?П-просто у нас была Алмала-хатун со спутниками?— ответил он, запинаясь. —?Они тоже были кожевниками.—?А! —?с пугающей небрежностью отмахнулся старший внук Гюнтегина. —?Я это и так знал.—?Что?! Как так?— знал?! Они же уже после нашего разделения прибыли!—?А ты думаешь, зачем я отправлял гонцов с письмом? Я знал, что если они у вас есть, то письмо перехватят.—?Сунгур, ты просто… —?Умур промолчал, думая?— просто… умен, как дьявол!Сунгур рассмеялся.—?Может, я и дьявол из туркмен, но от монгольских дьяволов защитить себя умею!Умур осмысливал это. Если Алмала была сестрой Байджу, близко общалась с Айдолай и с Гюлькыз, то…?Я пригрел змею на груди??— понял наконец Умур, -"а расплачиваться за все пришлось Лейли??— подумал он, ужасаясь возможным сценариям дальнейших событий.Сунгур наконец вывел его из омута ужаса:—?Гёк говорят умер?—?Отравлен?— утончил Умур, поднимая голову. —?И я поклясться готов, что это дело рук этой твари.После Умур-бей начал подробно рассказывать брату обо всем?— о своем втором браке, о появлении кожевников, о смертях и ссорах, и наконец, о заточении и побеге. Сунгур то хмурился, то улыбался разным казусам, подумывая ?я бы никогда не попался, как этот болван?. Вероятно, Умур о себе думал то же самое.—?И где теперь может быть твоя синеглазая безумная красавица? —?почему-то улыбаясь спросил Сунгур.—?Я не знаю. Приказал ее искать, но поможет ли это? Вокруг глушь, лес, они могли исчезнуть куда угодно.Неожиданно вошел Айваз, и поприветствовав обоих беев, сообщил:—?Лейли вернулась.—?Что? —?уже который раз за день огорошенный новыми событиями Умур-бей уже подумывал, что никогда в жизни уже не получит столько потрясений, сколько сегодня.—?Вот так. Взяла и вернулась. С трупом Фериде-хатун, тяжело раненой Нурбану?— ее уже отнесли в лечебницу, и Капланом.—?Видать, веселое утречко выпало нашей безумной красотке. Айда поглядим, как она нарезала врагиню? —?рассмеялся Сунгур уже в голос. —?Уверен, твоя жена, да еще безумная, кромсает не хуже медведя.Все они тут же встали, и прямо в торжественной части шатра обнаружили ее. Она с немой покорностью и заплаканными глазами сидела рядом с телом монголки, теребя пальцами подол платья. Сунгур отвернулся с ухмылкой, Айваз поглядывал то на дочь Гюлькыз, то на вождя, пытаясь угадать их эмоции, Умур уже с нескрываемой мягкостью смотрел на жену. Присев прямо перед ней, он промолвил:—?Лейли, где ты была? С тобой все в порядке?Девушка приподняла голову, и посмотрев ему в глаза, тяжело выдохнула:—?Ничего, ничего особого. Я обманом заманила их?— она кивнула головой в сторону тела?— в лес, и там мы с Нурбану и Капланом убили Фериде. Алмалу я левого глаза лишила, ее Мерген унес.Сунгур тут же залился хохотом:—?Ну-ну, что я говорил? Во как она дерется! Эх, братец, завидую тебе?— у меня телохранитель робче твоей жены?— тут он снова не удержался и прыснул.Умур только улыбнулся, и взяв жену за руку, увел к себе, чтобы во всем разобраться. Где-то плача, где-то успокаиваясь, Лейли объяснилась во всем и под конец сказала:—?Я еще кое-что должна тебе рассказать. Но только после того, как моего отца оправдают.—?Сегодня же сделаем это?— заверил ее супруг.********Мерген нес хозяйку на плече, пыхтя и оступаясь, но везде очень бережно обращаясь с израненной женщиной. Наконец, он добрался до какой-то пещерки, и уложив Алонгою на землю, шепнул:—?Все хорошо, хатун, я сейчас устрою вас поудобнее. Держитесь, держитесь, мы скоро будем у Байджу.Тут же он начал собирать листья, хвою, и, собрав их в подобие постели в пещере, накрыл своей верхней одеждой.После чего очень аккуратно подобрал Алонгою, ничуть не сопротивлявшуюся, и устроил на импровизированной кровати. Тут же он накрыл ее уже ее верхней одеждой, и, поправляя все это, бормотал:—?Я сбегаю в нашу кожевную, принесу нужные вещи, да и лошадь хорошо нам. Держитесь, хозяйка, держитесь?— он слегка сжал ее плечо, чтобы не дать свалиться в забытье, пока он говорит. Встав, он торопливо удалился.Под шумок, пока встречали Сунгур-бея, ему удалось пробраться в кожевную, унести несколько снадобий, полоски кожи и похитить коня с привязи.Вернувшись в пещеру, он сложил пожитки на земле, и внимательно пригляделся к Алонгое. Женщина спала тяжело, она часто морщилась, да и ужасная дыра вместо левого глаза не красила ее и без того не красивое лицо. Черные волосы, в которые вплелись хвоинки и листья, разметались вокруг головы. Нервно дыша во сне, она ворочалась, бормоча что-то под нос. Присев рядом со спящей, Мерген положил ей руку на лоб, отводя волосы от глаза и раны, и приговаривал тихо и нежно, точно убаюкивая:—?Я рядом, я здесь, я позабочусь о вас, Алонгоя. Пока я вблизи, вам не о чем беспокоиться. Спите спокойно.Алонгоя вдруг расслабилась, морщинки на лице разгладились, и Мерген невольно отметил, что даже это грубое лицо становится приятнее из-за безмятежно-невинного выражения. Куда девалась ее гордыня, высокомерие, жестокая грубость, безразличие ко всем вокруг? Где ее самоуверенность и эгоизм? Вот она?— эта командирша с манерами ефрейтора или сержанта, грубая и противная для любого нормального человека. Но для Мергена все было по-другому.Первое время, правда, он действительно питал отвращение к хозяйке. Она его раздражала своей самовлюбленностью, суровостью к другим и попустительством к себе. Она была готова задушить его только за промедление, а себе любимой позволяла даже самые безумные шалости капризной девочки.Но со временем, на собственном горьком опыте Мерген убедился, что даже думать о таком не положено. Он смирился со всеми ее издевательствами и мучениями. И тогда, его сознание, дабы несчастный не сошел с ума от противоестественного состояния, породило волну восхищения хозяйкой. Он восторгался ее суровостью и жестокостью, ему даже будто начала нравится ее манера общения и вообще жизни. Это то самое состояние, которое многим известно под названием Стокгольмского синдрома. Естественно, сам Мерген даже не подозревал, что у него психическое отклонение, но где-то в глубине души чувствовал неправильность и ненормальность своих чувств, понимая в тоже время, что по-другому ему не выжить.За размышлениями о том, как ему добраться до Нойона, он сделал из кожи повязку на глаз, и когда Алонгоя проснулась, они вместе отправились к ее брату.