Урок 1 (1/1)
Леди Ладлоу с невозмутимостью шла своей обычной быстрой походкой по улицам Балморы. И любому прохожему, будь то человек, мер или зверолюд могло бы показаться, что для неё это было вполне привычным и заурядным делом. И никому бы из них не пришло на ум, что ещё этим утром моя милая леди сидела в своём будуаре в Хэнбери Корт и даже в самых страшных кошмарах не могла вообразить себе этот странный мир. И если у кого-то и выражалось удивление на лице, то только не у самой леди Ладлоу. И причина удивления была вовсе не в том, что с первого взгляда всякий бы в Балморе затруднился сказать откуда она прибыла, как то было этим утром с сиррой Косадесом. Поскольку, полагаю, как и он, те, кто и задавался этим вопросом, принимали её за бретонку, бретонку несколько необычно одетую, но судя по манере держать себя, несомненно сиродильскую и состоятельную; и, как полагал сам Кай Косадес, с примесью босмерской крови, что объясняло бы небольшой, даже в придачу с высокими каблучками её туфелек, даже для бретонов рост. Мне было почти жаль сирру Косадеса, когда этими рассуждениями о её происхождении он так нечаянно для себя немало оскорбил миледи. Но нет, взгляды к ней приковывало вовсе не это. Причина была в её, так знакомом нам, старомодном высоченном домашнем чепчике; на миниатюрной леди Ладлоу, казавшимся едва ли не в пол её роста. Он и привлекал все удивлённые и, от некоторых босмеров, завистливые взгляды.*** *** ***Как-бы то ни было, результатом вопросов и предположений, подвергающих сомнению родословную моей дорогой леди, стало то, что, сам не ведая для себя как, Кай Косадес был вынужден изъяснить ей всю ситуацию. Сама Леди Ладлоу невозмутимо сидела на единственной в доме Кая Косадеса табуретке, до этого тщательно протёртой им для неё его единственными запасными штанами, и казалась так не к месту и не по погоде среди всей грязи и беспорядка его маленькой каморки, что Кай Косадес непроизвольно зажмурил глаза, вполне ожидая, что когда он их откроет, она исчезнет. Но моя милая леди как сидела, так и продолжала сидеть, и лишь грустно посмотрела на него своими невероятными тёмно-синими глазами и спокойно, этим своим тихим голосом, сказала самое последнее, что он ожидал:”Я прекрасно всё понимаю, мистер Косадес. Можете не сомневаться, я поддержу вашего славного императора. Когда я была маленькой девочкой, люди знали, что такое долг, и вам нет нужды убеждать меня в чём-либо. Я исполню, что велит мне мой.”Кай Косадес не пытался её ни в чём убедить, но Кай Косадес не случайно был грандмастером Клинков. На Вварденфелле. Кай Косадес адаптировался не просто быстро, а очень быстро. Пробормотав себе под нос ’сохрани меня Мара’ и ’чем Шеогорат не шутит’, он написал две записки, одну для Шарн гра-Музгоб, другую – Хасфату Антаболисту, велев тем, никуда не отправляя подательницу, передать той все имеющиеся у них сведения касательно культа Нереварина и Шестого Дома; и, протянув леди Ладлоу записки, попросил последнюю сходить с ними в местные гильдии Магов и Бойцов.
Кай Косадес не случайно был грандмастером клинков. Кай Косадес учился не просто быстро, а очень быстро. Кинув один взгляд на леди Ладлоу с её сузившимися зрачками и ставшей ещё более прямой спиной, он моментально оценил ситуацию и понял, что он опять что-то, выражаясь, порой очень ёмким языком портового района далёкого отсюда Имперского города, - ”ляпнул”. Поэтому он лишь вздохнул, и, оставив миледи за ?Война Первого Совета?, сам отправился к Шарн и Хасфату.
Вернувшись, он вручил леди Ладлоу все записи и пустился в более подробный рассказ о местных делах и политике, об интересах Империи, о Храме Трибунала и подробнее о Великих Домах. Леди Ладлоу была весьма неглупой женщиной, но...Кай Косадес стоял перед ней и, глядя на неё, отчётливо понимал, что её никогда не примут в так приглянувшийся той Дом Редоран. Но Кай Косадес не зря был грандмастером Клинков, и, медленно вдохнув и затем выдохнув, он пустился убеждать миледи, что Дом Хлаалу это не только 'презренная торговля', но и вполне достойное сельское хозяйство, и о той возможности, которая предоставится леди Ладлоу, поставить этот Дом на более подобающий путь.
***Леди Ладлоу с невозмутимостью, ни разу не поморщив нос, шла по улицам Балморы. И любому прохожему, будь то человек, мер или зверолюд могло бы показаться, что её чувствительный нос вовсе не беспокоили ни запахи рабочего города, ни, самое ужасное из всех, вульгарный запах мускуса; который, чем выше моя бедняжка поднималась, тем чаще ей встречался и насыщенней становился.
Пересекая площадь к особняку Совета Хлаалу, моя милая леди предалась невесёлым размышлением, как она будет обходиться в этом странном месте без своей Адамс, и как непросто будет найти хоть сколько-нибудь годную прислугу.Нилено Дорвайн, всю свою жизнь служившая дому Хлаалу, считала, что она повидала всё и её уже ничем не удивить. В конце-концов она пережила принятие в Дом и восхождение Крассиуса Курио. Нилено Дорвайн ошибалась. Стоявшая перед ней новая кандидатка, была малого того, что необычного для новых кандидаток и кандидатов возраста, она совершенно серьёзно и безапелляционно заявляла ей:
”Если бы вы знали моё положение и весь мой опыт, коему я обязана как самому моему положению, так и моим немалым годам, вы бы не посмели предлагать мне что-то, настолько ниже моего статуса, как звание этого вашего Наёмника.”
Далее упоминалась совершенно неизвестная сере Нилено королева Шарлотта и какая-то Урсула Хэнбери, и уже более понятное - имение самой леди Ладлоу и графский титул, не слишком лишь понятное где. Завершила всё леди Ладлоу словами:
”И прошу не вовлекать меня ни в какую торговлю.”Но Нилено Дорвейн не просто всю свою жизнь служила Дому Хлаалу, Нилено Дорвейн была Хлаалу по рождению. Посему она лишь хитро улыбнулась и избавилась, или как она то полагала, от моей милой леди, направив ту в Вивек к серджо Курио, с долей, и возможно не малой, не станем у неё выпытывать насколько, злорадства в адрес самого серджо.
Но стоит ли говорить, Нилено Дорвейн ошибалась.
***Вопрос:Что есть ваш долг перед ближним?Ответ (в редакции леди Ладлоу для Морровинда): Мой долг к моему ближнему – любить его, как себя, и поступать со всеми людьми, мерами и зверолюдами так, как мне бы хотелось, чтобы поступали со мной: Любить, чтить и помогать моим отцу и матери: Чтить и повиноваться Императору Уриэлю Септиму VII и всем, обличённым под ним властью... [человек, мер и зверолюд на этом прекращает читать, дойдя до 'не пить' и прочих всевозможных воздержаний.]