Глава 3. Изоляция (1/2)
Вдали узрел, — единственных людей,В ту пору населявших райский сад,Вкушавших там бессмертные плоды…Игорь уехал два дня назад, согласно записке, оставленной под дверью. Изящный, немного дерганый почерк Виктора отправил его в Эдинбург по списку необходимого оборудования и книг. Юноша разрывался от противоречивых чувств: вдали от нарастающей паранойи Виктора он мог осуществить задуманное им преступление. Но он оставлял Франкенштейна один на один с…этим.
Реагент и катализатор.
Первые часы с отъезда юноши встретилиВиктора отвратительным похмельем и подозрением, что замковые крысы не побоялись устроить гнездо у него во рту. Он откашлялся, но никаких грызунов из его глотки так и не выпало, поэтому, чтобы избавится от неприятного ощущения, сполоснул рот остатками шерри. Когда он ставил уже пустую бутылку обратно на пол, его заинтересовал собственный раскрытый саквояж, точнее одна вещица, соблазнительно поблескивающая в нем. Он протянул руку и достал револьвер. Виктору почему-то вспомнилась одна игра, о которой ему рассказывал Клерваль. Он говорил, что это любимая игра русских офицеров, и Виктор понимал эту любовь. На кон ставились ни какие-то скучные деньги, которые можно достать как и где угодно, ни честь, до которой никому, кроме ее обладателей, нет дела. Ставкой была жизнь. Одна,
единственная, конкретная жизнь. Но ведь теперь можно вернуть и ее.Виктор открыл барабан, вытащил оттуда все пули кроме одной, раскрутил его и поднес к виску. Он не понимал, зачем это делает. Просто делал, не преследуя никакой цели, не стремясь кому-либо что-нибудь доказать: ни отцу, ни Игорю, ни Богу, ни себе. Ведь сейчас он в комнате один.Осечка. Пули нет.
Виктор залился громким смехом, от осознания, что только что чуть не погубил один из выдающихся умов мира. Он сожалел только об одном: что своей работой обесценил такую хорошую игру.
Франкенштейн старался, чтобы изучение Адама было похоже больше на дружественную беседу, чем на обследование. Но где-то глубоко внутри себя признавал, что это ему не очень хорошо удается. Он не мог сдержать возгласов восхищения, слушая рассказ Адама о тех днях, что он провел вне замка. Виктор уже знал о той семье французов, Игорь писал о них в своем письме, но он и представить не мог, как они повлияли на него.
Адам провел в их амбаре, рядом со свиньями, больше трех месяцев, всю осень. Питался помоями, которыми кормили скотину, а через щель в стене наблюдал за этой маленькой семьей. Он еще не научился говорить, но уже успел усвоить, что люди по
неясной причине стремятся поскорей причинить ему боль, едва увидев.
- Люди начинали кричать, бить меня палками или швырять камни, - рассказывал Адам, - я боялся, что если они меня увидят, то тоже будут бить. Поэтому я лишь наблюдал за семьей Де Лэси, долго не решаясь выйти к ним. К ним приходили дети из других домов, и старик учил их грамоте. Я слушал его, пытался произносить слова. Сначала не понимал их значения, потом стал осознавать. После этого во мне проснулась жажда узнавать. Мне стало мало тех уроков, что давал старик, и по ночам
брал книги, что у них были.
Обсуждать с Адамом то, что ему довелось узнать за месяцы одиночества и беспрерывного самообразования, оказалось своеобразным наслаждением. Подобное чувство пробуждалось в нем в беседах с Игорем, когда юноша только покинул цирк и примкнул к его крестовому походу в просвещении. Но, теперь, его ассистент все чаще говорит о нравственности и совести, от таких разговоров становится тошно, хочется разобрать этого мелкого моралиста на детали и собрать как надо. С Адамом такого нет. Его мысли интересны, свежи, во многом совпадают с его, Виктора размышлениями.- И как тебе ?Потерянный рай?*? – сам Виктор считал поэму глупой и претензионной и с ненавистью вспоминал те вечера, что приходилось проводить за прочтением этого сочинения.- Мне нравится мой тезка, но больше я сочувствую Сатане, - минуту погодя ответил Адам, - его муки мне знакомы.- Думаешь, что Бог был не справедлив к нему?- Он был слишком жесток. Ведь, если Бог всеведущ, значит, он знал, что произойдет, так?- Что ты хочешь сказать?- Бог знал, что задумал Сатана, знал, что будет с Адамом и Евой, знал что Его Сын придет к нему просить за них. Но если, он знал, то почему не предотвратил это?- Может потому что это должно было случиться. И он заготовил для Сатаны определенную роль, которую тот должен был исполнить. Вдруг он хотел избавить Эдем от присутствия там людей?- Но ты же так не поступишь со мной? – Адам пристально смотрел ему в глаза, дожидаясь ответа.
- Думаешь, я похож на Бога? – Виктор ухмыльнулся подобной мысли.- Ты мой Создатель, и для меня ты Бог, - Адам ничуть не смутился, произнося подобные слова. Наоборот, его глаза были полны серьезности и искренней веры в свои слова. Словно эта вера превратит его убежденность в истину. Словно Виктор
действительно Бог.За подобными беседами они проводили утро, разделяя немного диковатую трапезу между собой. Именно за принятием пищи, Виктору пришла мысль обучить свое создание столовому этикету. Но Адамов навык владения столовыми приборами показал, что, невзирая на столь развитую силу и интеллект, мелкая моторика существа оставляла желать лучшего: его пальцы не слушались, неестественно сходились на тонком серебре ножа, подобно маленькому ребенку. С этой же проблемой он столкнулся, зарядившись идеей обучить Адама письму. Перо не слушалось, а чернила так и норовили сбежать с кончика письма, расползаясь по поверхности бумаги черными неуклюжими пятнами.
Но Адам невероятно быстро учился. Через несколько упрямых попыток, ему удалось покорить вилку и нож, орудуя ими как настоящий аристократ. Через час практики, его почерк уже напоминал каракули Уильяма.
Самым невероятным был его взгляд – восторженный, восхищенный, как будто все это возвращало его к самым приятным воспоминаниям. И все время ждал ответного действия от Виктора, чтобы убедиться, что разделяет эти маленькие достижения именно с ним.На третий день с отъезда Игоря поднялась снежная буря. Белая завеса по-матерински закутывала каменного исполина на холме, стремясь защитить его от всего остального неправильного мира. Никто не смог бы добраться до кишащего тайнами и мистикой замка, даже опираясь на все свое целеустремленное желание.