Посейдон, Икар (1/1)

Солнечный мальчик летит.Золотые лучи сверкают в его светлых кудрях и безбашенной улыбке.Золотые лучи зовут солнечного мальчика к себе.Икар помнит запрет отца, но солнце ведь далеко?— ничего не будет худого, если он подлетит еще чуть-чуть ближе.Небо голубое ослепительно, Икар жмурится и смеется.Икар смотрит вниз, а там море синее-синее, но как будто золотое. Солнце купается в море, или море купается в солнце?— Икар не знает, Икар купается в небе, голубом ослепительно.Солнечный мальчик летит.И ветер обнимает, как мать, ветер крепко держит, перебирает светлые кудри, ласково треплет перья.Ветер шепчет, что хватит.?Ниже, Икар, ниже. Ты помнишь: отец…?Икар смеется.Икар свободен как ветер, он купается в небе, в солнце и в море: все это далеко и близко, все это?— в нем.Он взмахивает отцовскими крыльями, поднимаясь выше: золотые лучи зовут к себе.Золотые лучи так красиво поют, так нежно целуют его кудри и плечи, что в ослепительном золотом свете Икару мерещится дом.И он не слышит ни отца, ни ветер?— только солнце и море.А потом нагревшийся воск начинает плавиться, обжигая спину, и его крылья рассыпаются как замки из сухого песка.Солнечный мальчик падает.А ветер больше не держит. И золотые лучи не поют.Икар тянет к ним руки.Икар кричит, но не слышит себя: ветер уносит его голос в сторону отца и неба, голубого ослепительно.А внизу?— синее-синее море, золотое от солнца.И Икар задыхается.Он еще падает, но уже чувствует, как разбивается о железную гладь золотого-синего моря.И ему страшно.Икар жмурится, молясь богам, чтобы они уберегли его, подхватили у самого моря и вернули на землю.Икар готов забыть про ослепительно-голубое небо и поющее солнце, готов никогда больше не просить отца о крыльях и не вспоминать полет, привкус ветра во рту.Икар готов все, что угодно отдать, лишь бы пожить еще.Но он падает, а боги не слышат его молитв.И Икар понимает, что конец всего в нескольких метрах от него.Но море расступается, обнимая нежно, как мать, принимает солнечного мальчика в свои сине-золотые холодные руки.Икар открывает глаза, встречаясь с взглядом других: голубых ослепительно.Их обладатель смотрит на Икара со спокойным любопытством, удерживая его одной рукой?— в другой сжимая трезубец.Икар все еще не понимает, что жив.Ему кажется, что он летит, что он падает, что он разбился.Ему кажется: небо проглотило его, или это сделало солнце, или море.Наверное, все-таки море.Обладатель спокойных серьезных глаз и трезубца выныривает вместе с ним из воды, и Икар вдыхает соленый морской воздух: рвано, жадно.Икар понимает, что жив, и хочет заплакать: от облегчения, от въевшегося ужаса.Икар хочет заплакать, но смеется.Он понимает: боги услышали его молитвы. Один конкретный бог.—?Ты красиво летел, высоко,?— говорит Посейдон, спокойный и серьезный, как море, красивый, как солнце, до которого Икар так и не дотянулся. —?Еще бы чуть-чуть и увидел бы стада Гелиоса. Но, видимо, не судьба. Не хочешь поплавать?—?Хочу,?— говорит Икар.А сам тонет: в глазах, голубых ослепительно, в волосах, золотых, как солнечные лучи, до которых он не дотянулся.И наплевать.