Глава 6. И встанет радуга. (1/2)
Я с вызовом ношу его кольцо!- Да, в Вечности - жена, не на бумаге.М. Цветаева1
Портал мигнул сиреневым и наступилатемнота – всепоглощающая и беспросветная. Сколько она висела в этом не-существовании, Лиссэ затруднилась бы ответить. В прошлый раз все получилось быстрее и проще. Неужели Клемент ошибся? Мысль мелькнула и оборвалась. Темнота сменилась мельканием красок, потом и оноисчезло. Но испугаться дейене успела, перед глазами что-то вспыхнуло, ослепив на миг, и раздался до боли знакомый кошачий вопль.
- Йауу! Майааауу!
-Оррик! Радость моя! – она обнялакота и попыталась слезящимися глазами рассмотреть, где же оказалась. Комната. Небольшая. Внушительных размеров стол завален книгами и свитками. Кто здесьживет? Книжник? Ученый? Ответа долго ждать не пришлось. Дверь распахнулась. Вошедшего она узнала бы из тысячи тысяч других. Узнала бы и с закрытыми глазами, узнала бы лишь по звуку шагов, по запаху кожи.
Он изменился, отметила женщина, вглядываясь вего лицо: стал старше. Чертылица жестче, складкау губ, глаза смотряттвердо. Такойвзгляд выдержит не каждый. Этот уверенный в себе мужчина, пожалуй, нравится ей больше, чем тот порывистый юноша. Но нужна ли онанынешнему Гортхаэру так, как когда-то была необходима тому, издавно минувших лет? Сколькоже здесь прошло времени? Она посмотрела нанего внимательно, стараясь не выдать своей тревоги.Глаза встретились с глазами- и она поняла, что страшиласьнапрасно. Её не забыли! Она нужна! Она любима! Взвизгнув, словно девчонка, Лиссэ бросилась Гортхауэру на шею. Сильные руки схватили её в объятия, сжали до боли. Твердые губы целовали страстно и жестко. Как же она любила его страстность, его жесткость, потом переходящую в удивительную нежность. Как же она соскучилась!
Слова, разговоры, объяснения будут потом! Сейчас не до них!2Резко распахнув дверь, Гортхауэр замер на пороге, потомпровел по глазам, словно пытался стереть морок. Но онне исчезал. Посреди кабинетаво всей своей красе стояла его Рыжая и гладилакота. Высокая стройная фигура в темно-зеленом платье с красными лентами, рыжая коса уложена вокруг головы, пышные кудри. Тонкая рука с длинными изящными пальцами, ласкающая чернуюблестящую шерсть.Почувствовав его взгляд, она медленно повернулась. Бледное лицо, точёные черты, алые губы и широко распахнутые медовыеглаза под ресницами, что чернее обсидиана. Как же хороша его любимая! Он стоял, не шелохнувшись, впитывая всей душойкаждую черточку бесконечно дорогого лица. Озера её глаз стали еще больше, губы чуть сжались. Она протянула к нему руки, губы приоткрылись! Один миг, и она бежит к нему. Гортхауэр подхватил Рыжуюна руки. Живая! Теплая! Любимая!- Лиссэ! Лиссэ! – больше слов не было.Да и о чем тут говорить, когда глаза в глаза, а два сердца стучат, как одно.
Заклинанием майа закрыл дверь намертво. До утра их никто не потревожит.3
- Вот теперь ты, рыжая, от меня никуда не сбежишь и от брака не отвертишься, - не без самоуверенности произнес майа, обнимая Лиссэ за плечи.- Ха! Если бы явертелась, у тебя бы голова до сих пор кружилась! – хмыкнула дейе.- Ты так в этом уверена? – в его голосе послышались шаловливые нотки.-Иначе я бы не вернулась, - тихо сказала Лиссэ.
- Спасибо тебе, Рыжая! – серьезно ответил Гортхауэр и спросил: – Станешь моей женой?
Разумеется, она станет, только и характер показать надо, да и уверен ли он в своем решении?
- Неужели за столько веков краше и дороже не нашел? – пытливо посмотреладейе в его серые глаза.Майа не смутился и взгляда не отвел:
- Ты моя пара, Лиссэ, истинная моя жена. Одна и на всю жизнь. У нас еще и ребенок есть… - смущенно добавилон.
Известие о дочери егопотрясло и обрадовало. Корявые рисунки Мелиссы были объявлены верхом художественного мастерства. Лиссэчуть не прослезилась: Гортхауэр всегда былочень придирчив в такихвещах. Помнится, глядя на мазню её учеников, он кривил губы и еле сдерживался от резких слов. А доченька их рисовала ничуть не лучше. Но вот ведь… Родная кровиночка!