Come Alive (1/1)

Гастроли по всему Старому Свету… Неужели, это был не сон? Огромный просторный манеж в утреннем свете казался пока что неживым. Отсутствовали яркие краски и фанфары вечера, с трибун не улюлюкала толпа, а все артисты активно трудились, готовясь к представлению, оставив свои костюмы пылиться в платяных шкафах. И все же, несмотря на отсутствие этой ни с чем несравнимой магии, которая околдовала Маринетт ещё в Америке, цирк начинался именно здесь и сейчас. Во всех книжках нагло врут. Волшебство не творится по одному лишь мановению палочки. За видимой лёгкостью всегда скрывается упорная работа изо дня в день, изо дня в день. Но это?— нутро. Самое главное. И Маринетт с тех пор, как сбежала из отчего дома с Котом… то есть, с Адрианом, стала частью этого. Наученная труду в родной пекарне, она без проблем справлялась со своей работой и здесь, порхая от трибуны к трибуне, развешивая разноцветные флажки, повторно проверяла инвентарь, а между делом занималась нарядами артистов, добавляя к ним чуть побольше лоска и шарма. Костюм Кота подвергся модернизации первым: используя подручные материалы, девушка решила, что было бы неплохо сделать некое подобие мехового воротничка. Адриан запротестовал, считая, что кот, носящий на воротнике своих собратьев?— это моветон, но Барнум, оценив работу по достоинству, утвердил её. В конце концов, публика любит броское. И с этого момента в большой цирковой семье нашлось место и для дочери пекаря: Маринетт поручили всю работу по костюмам. Это ей нравилось. Ещё дома, она часто шила, но обычно она делала это исключительно по необходимости, так как работа в пекарне забирала все физические силы. Зато теперь, хобби стало оплачиваться. Маринетт с особой бережливостью откладывала каждую копеечку, думая о будущем. Но пока?— работа, работа и ещё раз работа! Сиамские близнецы снова не поделили мундирчик, а человек-собака из Петербурга (Маринетт сказали, что это город в Российской империи), который, в отличие от Адриана, не являвшегося котом ни на одну сотую долю процента, действительно страдал от излишней волосатости, потел в своём одеянии во время представления так, что вокруг дохли мухи. Все эти мелкие хлопоты в корне отличались от рутины за прилавком. Маринетт даже удивлялась тому, как сильно билось сердце в её груди. Она словно бы и не знала настоящей жизни до этого, а лишь спала, ожидая чудес. Что ж, теперь пришло время творить чудеса самой. Ещё месяц назад она разгуливала по улочкам Лондона, скупая дешёвые сувенирные открытки, а перед её глазами открывалась Трафальгарская площадь. Но стоило лишь немного отдалиться от центра, как она попадала в засилье трущоб и нищеты?— обстановку для Маринетт очень неуютную и неприятную. В их рабочем городке в Америке они жили по-другому, а отец и вовсе считался у них горожанином довольно зажиточным. Англия произвела неизгладимое впечатление, но, к сожалению, не самое приятное, и Маринетт вздохнула с облегчением, когда Туманный Альбион остался далеко позади, и они с труппой прибыли в гостеприимный Амстердам. Дюпэн никогда в жизни не видела столько мостов. И столько дождей. Даже в Лондоне. Девушка подняла голову вверх, рассматривая пасмурное небо. На лицо упала одна капля, другая, третья; верх легкого хлопкового платья стал медленно намокать, утопая в мокрых разводах. —?Ну и что ты тут делаешь? Обзор скрылся за темной плотной тканью плаща. Вне своего циркового образа, Адриан носил очень хорошую, качественную, пусть и слегка потрепанную одежду, которая, по его собственному признанию, являлась ?пережитком былых беззаботных дней?. Маринетт же задавалась вопросом, с чего это вдруг его беззаботные дни закончились и что в итоге заставило бежать Адриана в составе труппы цирка уродцев за океан, учитывая, как он любил свой родной город. —?О, Адриан, спасибо,?— Маринетт обернулась к нему, заглядывая в глаза. Сейчас она уже привыкла к его нормальной внешности, без кошачьих ушей и хвоста. За пределами манежа Кот был намного серьёзнее и… человечнее, что ли. Сейчас она никак не могла понять, как при первой их встрече действительно приняла взаправду тот факт, что он был наполовину котом. Конечно, это все была наглая ложь: способ, хитрая уловка, чтобы развлечь публику. На этом обмане и строилась работа всего цирка, даже с учётом того факта, что большинство членов труппы действительно обладали какими-то… особенностями. Но Адриан был совершенно нормальным. Да, отлично развитым физически, так как ему приходилось выполнять очень сложные и опасные трюки без страховки, но все же… он был обычным человеком. Пусть и очень красивым, воспитанным и образованным. Пока они плыли в сторону Англии, Маринетт думала, что все в Европе такие. Но правда оказалась совсем другой. Разруха и трущобы Лондона не были наполнены сплошь и поперёк интеллектуалами, как представляла себе Дюпэн. Это вызывало все больше вопросов относительно личности Адриана. Может быть, тогда во Франции ситуация обстоит лучше? И в Париже все умеют читать и обладают великолепными манерами, и умеют танцевать… —?В каждом городе я покупаю по открытке. Или по почтовой марке. Или по маленькой картинке, изображающей город,?— пояснила Маринетт, когда они двинулись вдоль моста Блаубург. —?Собираешь воспоминания? Из их разговоров в последнее время пропал слащавый флирт и бессмысленные ухаживания. Теперь они разговаривали серьезно… даже, Маринетт сказала бы, на равных. Они часто делились друг с другом переживаниями, либо просто молчали в знак поддержки, когда у кого-то из них выдавался весьма неудачный день. —?Это… для родителей,?— Маринетт улыбнулась. Она не знала, как много в своей жизни видел отец, но мама… уж точно никогда не посещала ничего дальше их рабочего городка. Жаль, конечно, потому что их мир был наполнен неизведанными чудесами и кучей волшебных миров. Вселенная была намного шире их узкой торговой улочки с различными яствами, и даже шире завода, что расположился всего в пяти милях от их дома. Да, чем больше пространства вокруг, чем чётче карта, тем меньше ты себя чувствуешь. Маленькая ничтожная бумажка, но какая живая, такая свободная, вольная перелетать с одного материка на другой. А ещё Маринетт верила, что однажды, совершено точно, вернётся домой и снова увидит родителей. И она должна быть готова рассказать им все от и до, не упустив не малейшей детали. —?А, вот так,?— лукавая улыбка, обычно не покидающая уст Кота, померкла. —?Для родителей… —?А у тебя остались родители? В эти времена люди умирали, как мухи, едва доживая до сорока. Естественно, это касалось в основном обычных работяг. Обеспеченным людям везло обычно больше. —?Да… не знаю. Давно их не видел,?— он задумчиво почесал подбородок. —?Да и не то, чтобы меня это волновало, если честно… Маринетт понимающе кивнула. Мало кто сохранял с родителями хорошие отношения; как только начинала взрослая жизнь, она обычно шла в разрез с представлениями старших. Девушка очень сомневалась, что родители Адриана одобряли то, чем он занимался. Хотя, если так подумать… наверняка, они просто не понимали, как это было чудесно. Как замирали зрители, наблюдая за ним, как он очаровывал каждого одним лишь своим взглядом. У него получалось дарить счастье и радость?— та способность, который обладает очень ограниченное количество людей. И более того, ему нравилось то, чем он занимался. Он был влюблён в риск и в высоту, а Маринетт была влюблена в него. Хоть их отношения и были… довольно странными, вольными, она бы сказала, а разговоры о семье по обоюдному согласию так и оставались разговорами. Пока что, им было этого достаточно. Маринетт было этого достаточно: она проводила с ним всякую свободную минуту и могла увидеть практически в любое время, а ещё путешествовала вместе с ним по всему свету, ощущая селя самым богатым человеком на земле?— и нет, не из-за денег, потому что платили в цирке хоть и неплохо, но не запредельно. У неё была жизнь. И она могла ей воспользоваться. Точнее, она наконец-то осознала как. Почувствовала себя живой и свободной. Разве это не то, что обещал ей Кот, позвав её с собой? —?Значит, скоро у тебя появится возможность встретиться с ними,?— девушка глубоко вздохнула, ощутив солоноватый привкус во рту. Близость моря ощущалась здесь как нигде больше. Адриан ничего не ответил, промолчав. Истолковав эту тишину по-своему, Маринетт решила, что таким образом он просто выразил своё согласие. А сама?— прикрыла глаза, воображая, как после долгих лет разлуки встретится с мамой и папой, и будет рассказывать им долго-долго о своей жизни, о странах, что она повидала, о морском ветерке в волосах и об их необыкновенных с Адрианом отношениях, которые, она всем сердцем верила, станут только крепче. —?Тогда пойдём,?— она потянула его за собой, крепко ухватив за руку. —?Адриан, у нас ещё много работы! —?Да,?— он привычно запустил руку в волосы, взлохмачивая их, все ещё какой-то слишком грустный и слишком задумчивый. —?В любом случае, до Парижа ещё нужно будет доехать. Последняя фраза была произнесена тихо, шепотом, так, чтобы Маринетт его не услышала. Потому что, как бы он ни любил Париж, у него действительно были причины его покинуть. И теперь, возвращаясь туда… возвращаясь туда не один, а с любимой девушкой, он стоит быть очень-очень осторожным. И хотя все законы логики говорили о том, что ничего страшного и не может произойти, интуиция подсказывала об обратном. ?Проблемы нужно решать по мере их наступления?,?— заключил он, прогоняя волнение прочь. Это было совсем на него не похоже. Скорее, прежде, чем наступит вечер, нужно вернуться к своей обычной личности человека-кота, повесы, у которого в голове не задерживается ни одной грустной или чересчур сложной для восприятия мысли. Ему нужно… Снова прыгнуть. Адреналин поможет. Наверное. Он надеялся на это.*** —?Тут все совершенно по-другому! —?Маринетт окинула взглядом горячие жарким огнём факелы. В темноте вечера все казалось таким… загадочным. Развешенные ею утром флажки отбрасывали тени по всему манежу, а артисты разбрелись повсюду, оттачивая последние движения. Адриан, снова в своём костюме (теперь уже с меховым воротничком), в маске, с кошачьими ушами и хвостом, проверял на прочность веревку, которая будет служить ему страховкой. Маринетт незаметно подошла сбоку, наблюдая за его приготовлениями. —?Принцесса, что с лицом? —?Адриан, не оборачиваясь, бросил ей насмешливо. У него что, глаза на спине? Иногда Маринетт казалось, что, будучи в своём костюме, Адриан действительно становился котом: все его ощущения резко обострялись, он ощущал всю обстановку каждой клеточкой тела, не страшась делать шаг вперёд, в пустоту. Вниз. —?Кажется, ты пришёл в себя. Это хорошо,?— в её голосе слышались нотки волнения, совершенно ей несвойственные. Обычно она в нем не сомневалась, ни на секунду; в её сердце не было места сомнению в том, что во время представления с Адрианом ничего не случится. Она верила в него и верила в волшебство, которое он творил на манеже. —?Так точно, принцесса,?— он легко ухватил руку Маринетт и поднёс её в своим губам, оставляя едва ощутимый поцелуй, который должен был даровать желанное спокойствие. —?Будь осторожнее, герой,?— спокойствия не было. Маринетт тихонечко вздохнула, отходя в сторону. Быть среди беснующейся в экстазе толпы оказалось намного проще, чем по эту сторону, рядом с артистами. С трибун ты видишь только шоу из искрящихся огней, языков пламени и разукрашенных лиц, чей грим скрывает настоящий эмоции выступающего. Палитра жизни в руках девушки теперь стала намного разнообразнее. И хорошо, и плохо?— ведь у всего есть две стороны медали. Зато теперь она в полной мере ощутила груз ответственности, что ложится на плечи, когда хочешь зажить по-настоящему. Да-а… тяжела эта ноша, да теперь не откажешься от неё. Маринетт и не хотелось. Она стоит молчаливо сбоку трибуны во время представления и все так же, как и впервые, во все глаза смотрит на выступление Адриана. Небо взрывается миллионом разноцветных вспышек, и сердцу в груди неспокойно. Закусывая губу, Маринетт представляет, как прыгает и выполняет трюки вместе с ним: ещё шажок, ещё прыжок, кувырок, твёрдая земля под ногами. Пожалуйста, милый, только не упади. Толпа громко улюлюкает, требуя продолжения. Они думают, что кошки всегда приземляются на лапы. Но теперь-то Маринетт знала, что Адриан никакой не кот. Ну, разве что где-то на задворках души есть в нем что-то от семейства кошачьих, спрятанное глубоко в зелёных-зелёных глазах. ...Адриан не падает. Зрители аплодируют стоя, громко крича, и из-за их крика закладывает уши. Маринетт рвётся неосознанно вперёд, к самому ограждению, словно хочет удостовериться, что все в порядке. Он утирает перчаткой пот с лица, переводя дух. И как она раньше не замечала, с каким трудом ему даётся каждый элемент? Но Кот находит в себе силы ободряюще улыбнуться ей, и, достав привычным движением фокусника откуда-то из-за пазухи красно-алую розу, он дарит её Маринетт, словно в знак извинения за причинённые неудобства. А Маринетт вспыхивает, и уже сама может сравниться цветом кожи с цветком в своих руках. Но чувствует себя необыкновенно счастливой. Потому что вот, что значит, ожить: ощущать весь спектр эмоций, от негативных, до самых радостных; быть ослеплённой волшебными огнями цирка и мокнуть под проливными дождями Амстердама; загрустить и заволноваться, а потом вздохнуть с облегчением, потому что обошлось. Чёрное-белое, белое-чёрное. Две стороны одной натертой до блеска монеты?— жизни.We'll be the light that's shiningМы станем сияющим светом,Bottle up and keep on tryingСцепи зубы и продолжай свои попытки.You can prove there's more to youТы можешь доказать, что ты лучше.You cannot be afraidНе нужно бояться.So come alive!Итак, оживи!