Глава 3 (1/2)
Я не люблю отвечать на вопросы о моей личной жизни, потому что ответы впоследствии становятся сплетнями, дальше слухами, а в конце – репутацией. Сложно уследить за «качеством» или «сортом» всех людей, с которыми приходится сталкиваться ежедневно, о чем-то говорить, решать какие-то проблемы. Те же, за кого мы в этом плане спокойны, и есть наши друзья. Чтобы дружить с кем-то, не обязательно выяснять его биографию от корки до корки – у всех должны быть свои тайны. Достаточно почувствовать, что ты готов ответить этому человеку, каким бы сложным или неприятным был его вопрос. Здесь нельзя ошибиться – настоящий друг знает, когда ты готов рассказать.
Прошло уже десять дней с того момента, как мама с папой развелись. Мы все переживали это молча, даже Настя, хотя я видела, что у нее было еще много вопросов. За это время она сильно повзрослела - стала усиленно заниматься учебой, ушла в себя, мало говорила и, что самое пугающее, совсем игнорировала маму, которая пыталась наладить отношения с нами. Я реагировала на все отрешенно, мне не хотелось никого осуждать, что-то доказывать, и уж тем более защищать семейные ценности. Настя же была очень обижена на родителей. В большей степени на маму, конечно. Я боялась, что сестра, как и я когда-то, впадет в депрессию, но она не была подавленной. Она была сильнее меня.
Апрель подходил к концу. Я разгребала завалы в университете, Настя готовилась к Промежуточному Государственному Контролю (ПГК), который проходят все девятиклассники. Было решено, что, как только все экзамены будут сданы, и Настя уйдет на летние каникулы, папа приедет с России, чтобы оформить документы, нужные Насте для пересечения границы. Им с мамой придется все заверить у нотариуса, ведь теперь оба родителя по отдельности отвечают за своих детей.
Отец очень часто мне звонит. Рассказывает о том, как идут дела с работой, о волоките с документами, лицензиями, об общежитии, в котором поселился, о поисках подходящей для нас квартиры в Санкт-Петербурге. Он подавлен, но не показывает этого. Ни словом, ни эмоциями. Вчера он впервые спросил мое мнение, почему Настя решила остаться с ним и со мной. Я и сама не знаю этого. Возможно, злится на маму за предательство, возможно, боится переезда в Германию к чужому человеку, ведь это кардинально поменяет ее жизнь. А с отцом и со мной ей будет проще. Закончит девятый класс, в России отец устроит ее в колледж, будет себе учиться, глядишь, и переживет эту семейную драму...
Но если с Настей все было более-менее понятно, то, что делать мне в данной ситуации? Во-первых, мне придется бросить университет. Не знаю, получится ли в России восстановиться в каком-нибудь ВУЗе, не теряя притом целый год? Надежд на это у меня мало. Казахстанское образование не котируется в России, насколько мне известно. Остаться, чтобы «добить» обучение я тоже не могу. Это, во-вторых. Я убегаю отсюда. Как бы дико сейчас не это прозвучало, но, в какой-то степени, мои мысленные просьбы уехать из Караганды были услышаны, и вскоре они исполнятся. Пусть даже в таком извращенном виде...
Я смотрела телевизор, укрывшись одеялом, и ждала возвращения Насти со дня рождения ее подруги. Мама уехала в Астану, в посольство, чтобы получить визу, и останется там на несколько дней, чтобы сделать некоторые приготовления к своей свадьбе и навестить родственников. Хоть я и обещала не осуждать ее, но складывается ощущение, что кроме себя, ей на всех наплевать. Она выбрала позицию жертвы сейчас. Из-за Насти и в большей степени из-за меня, ведь это я стала ключом ко всей сложившейся ситуации. Я не перестаю удивляться...
В дверь позвонили. Мой взгляд машинально устремился к часам. Еще только восемь вечера, а Настя обещала приехать в десять.
Я еле поднялась с дивана и направилась к двери.- Кто там? – спросила я.
- Сюрприз! – звонко отозвались из-за двери.
Когда я посмотрела в глазок, то чуть не упала от радости. Загорелая, счастливая и лучезарная. Моя подруга Катя вернулась!- Риткинс! Ты, пещерный человек, вообще что ли из дома не выходишь? – воскликнула Катька, заваливаясь в коридор с кучей пакетов. – Ты посмотри на себя! Бледная какая! Синяки под глазами! Нет, я что тебе говорила, когда уезжала в отпуск?
- Что ты оторвешься там за всю свою контору и сделаешь татуировку на заднице. Проходи, или тут будем стоять и обсуждать мой вид?- Нет, ну Ритк, ты в зеркало смотришь вообще? Худая такая, как доска для серфинга!
- Максимова, я тебя сейчас отправлю обратно в Турцию! – возмутилась я, заталкивая Катю в зал. – Что это за пакеты?
- Подарки!
- С ума сошла! Зачем столько? – я окинула взглядом пакеты. Катька есть Катька. Широкая душа.
- Это не все тебе же! – рассмеялась Максимова. – Где кстати Настя и тетя Соня? Я мамуле твоей привезла спа-набор, обалденный просто! Надо будет потом всем вместе в сауну пойти, попробовать на себе все эти чудо-методики по оздоровлению кожи!
- Ты совсем с ума сошла! Я тебя просила привезти сувенирчик и гостиничное полотенце, если получится! – я поцеловала Катю, стараясь не выдать подкатившие слезы. – Спасибо тебе, транжира моя! Я пойду, поставлю чайник.
Вылетев из комнаты, я распахнула окно в кухне и отдышалась. Ветер такой холодный. Кожа мгновенно покрылась мурашками, но щеки почему-то пылали. Хотелось ли мне поделиться всем с Катей? Всем, что со мной случилось за то время, пока ее не было. Она ведь ничего не знает про нас... с Лешей. Никто не знает, что я терплю все это время. Каких сил мне стоит молчать. Хотя, несложно скрывать боль, если совершенно не с кем ею поделиться. Я даже немного успокоилась, погрузившись в домашние проблемы. Как будто свыше кто-то специально разрушал мою семью, чтобы не дать мне зациклиться лишь на себе. Как бы жестоко это сейчас не звучало, но если бы родители не развелись, если бы мама не собиралась навсегда уехать в Германию к другому мужчине, если бы не немое горе отца и Насти, я бы наложила на себя руки. Но я нужна своей семье. Пусть я жалкая и ничтожная внутри, но для Насти и для папы я буду сильной.
Катя подкралась незаметно и обняла меня, как раз в тот момент, когда слезы все-таки вырвались наружу. Она не сказала ни слова - гладила меня, прижимала к себе покрепче, но не задавала вопросов. Сколько я прорыдала у нее на плече, пока она грела мои озябшие пальцы? Мне казалось, вечность. Я растворилась до дна в тех эмоциях, от которых так долго отбивалась. Я без остатка переливалась через край, то затихая, то с новой силой наполняясь слезами. Я проклинала ту ночь, когда пришла к Леше. Любовь, за которую я по сей день цеплялась, вонзилась в меня острыми, как бритва, шипами. Но Катя была рядом, а значит, я смогу пережить. Я обязана.
- Хорошая моя... Давай закроем окно? Ты совсем холодная. Вот так, - она повела меня куда-то, придерживая за плечи.
Я ощущала себя пластилином, который оказался на солнце. Как это обычно бывает после слез, пришло какое-то умиротворение. Стало легче. Я снова могу нормально дышать. Решение о том, рассказать ли подруге о разрыве с Лешей или нет, пришло само собой. Я знаю, что Кате можно доверить любую тайну, но эту я оставлю при себе. Не потому, что боюсь показаться жалкой или слабой, не потому, что устала думать об этом... Просто надо с уважением отнестись к тому, что было между мной и Лешкой. Нужно оставить в памяти хорошее/плохое, разделенное лишь одной чертой. Если я буду говорить, как я люблю его, как мне тяжело теперь, то я сама не замечу, как превращусь в озлобленную ненавидящую брошенную девушку. Я исковеркаю, сломаю линию, которая делит на «до» и «после», растопчу своими же ногами...
Катя посадила меня на диван, потом укрыла одеялом и стала укачивать, как ребенка. В голове промелькнуло, что где-то это уже было.- Кать... Родители развелись. Почти две недели назад...
- Боже мой! Как развелись?- Мама уезжает в Германию строить новую жизнь с новым мужем.Подруга несколько минут не могла ничего сказать. Она явно не верила, точнее, не могла поверить в это. Я ее понимаю. Нас знали, как дружную, сплоченную семью. Никому даже в голову не приходило, что на самом деле творилось за закрытыми дверьми.- Как Настя-то? Наверное, ребенок в шоке полном!