1. ГП, Профессор (оригинальный персонаж, Северус Снейп, G, юмор/флафф) (1/2)

В Хогвартсе уж третий год –

Криворукий идиот.Жизнь и так все задом, лесом,А тут еще профессор.Смешайте вон ту дрянь вот с этой дрянью, и смотрите, осторожнее, чтобы не остаться без пальцев. Они нам пригодятся в следующем учебном году.И если нет однородного синеватого цвета – у вас получилось не то, что надо, а то, что не надо.

И это печально.То, что получилось у меня, разъело стекло колбы, потом, довольно быстро, древесину стола. Мне уже было интересно, что будет с монолитом каменного пола, когда мое гениальное изобретение, покончив со столешницей, доберется вниз, но взмах волшебной палочки профессора мог нейтрализовать, кажется, вообще что угодно.

Печально зашипев, зелье испарилось, оставив глубокую дыру в столе.

- Как печально, когда руки растут не из того места.

У меня когда-то, в самом начале обучения, пару лет назад были мысли о том, что профессор может убивать интонациями, сейчас это стало ясно. Ох, боги мира, какой чудесный провал! Я просто прелесть. И именно на этом предмете. Почему именно на зельеварении?- Прошу прощения, профессор, - глаза в пол, руки по швам, печаль на лице.- Что вы туда добавили?

Хороший вопрос. Профессор выгибает бровь, но тут же спадает с лица, стоит мне открыть рот.- Все, - профессор, кажется, зеленеет, - все, что вы сказали!Ура, его судорожно сжатые пальцы – одной руки на волшебной палочке, другой на идеально белой накрахмаленной манжете, - разжимаются, а на лице вновь появляется привычное выражение, с которым он обычно на меня и смотрит. Этакая смесь скуки, раздражения и предельного отчаяния – разговаривает ведь с настоящим ослом, едва корень мандрагоры от имбирного корня отличить способным.- Снимать баллы с вашего факультета дальше уже просто некуда, - короткий взмах палочки, серебристый дым, и жженая дыра на столе затягивается, как кожей, поцарапанной древесиной, - останетесь после занятий.- Х-хорошо, профессор, - едва выдыхаю я.Не хватало еще вот такого. Что делать после занятий здесь? Как обычно – слушая нотации мыть склянки под неусыпным контролем Снейпа? Или, как остальные, оттирать вручную столы и пол? Не знаю, как до сих пор меня миновала чаша сия, но если в этот раз профессор решит заставить меня делать что-то подобное, я же перебью ему все, до чего дотронусь.

Я трогаю пальцами место на столе, где только что была широкая черная дыра, и судорожно стараюсь унять загнанное дыхание и грохот сердца.

Вечер в кабинете и, наверняка, компании профессора, которым пугают первогодок. Брюзги, человеконенавистника и ужасающего сноба.Обалденные перспективы!Обалденный расклад.-У вас всегда так дрожат руки, или этому есть какая-то причина? – Профессор спрашивает так, что сразу понятно – ему вообще никакого дела до этого нет. Но в этих трясущихся лапах его драгоценные колбы и прочая утварь, которой он дорожит.

Я виновато улыбаюсь – представляю, как по-идиотски выглядит этот оскал, - и, поставив быстро бьющиеся предметы, встряхиваю кисти, пытаясь унять бешеный тремор.

- Нет, профессор, - хриплю я, отводя от него взгляд, - просто я очень боюсь разбить что-нибудь.Профессор хмыкает, проводит пальцами вдоль страницы книги, которую читал, и закрыв том, кладет его на колени, чтобы сложить на нем холеные белые руки.Мне вот всегда до безумия было интересно – неужели он сам никогда не обжигается, не травит кожу или еще чего? Почему у него таки прекрасные руки, у человека, который этими руками ежедневно трогает такие вещи, которые – вон, столешницы разъедают запросто. Пальцы гибкие и ухоженные. И кожа такая светлая. Проступают отчетливо сплетения вен, как шитые драгоценными тугими нитями вензеля на запястьях, хотя почти всегда они скрыты белоснежными, чище свежевыпавшего снега манжетами.Склянка звенит и трескается, уроненная на общую подставку.

Я обмираю, чувствуя, как леденеет и сворачивается кровь в перестающем биться сердце, и каменеет горло и живот. Очень хочется закрыть глаза. Но если я их потом открою – вряд ли исчезнет отбитая склянка, сиротливо блестящая осколками искалеченного бока.

Профессор вздыхает, скрипит тихо кресло. Твердая ладонь упирается мне в плечо, резко и бесцеремонно, заставляя отстраниться. Я едва не падаю, отшатываюсь. И сбиваю локтем широкую колбу с полки.Звон стекла впервые кажется мне таким громким.- Чудовище, - шипит профессор так зло и уничижающее, что застывшая было у меня в венах кровь пенится, - вон отсюда!Дважды повторять ему не приходится.Уже на лестнице в гостиную своего факультета я падаю задницей на ледяные ступеньки, растираю пылающую кожу шеи и щек, пытаюсь выровнять дыхание и собрать в кучу сопли, плещущиеся в голове.