Изобличён (1/1)

...И он тащил меня вслед за собой, будто земля под нами горела, и скупал все по списку, почти не торгуясь, и я путался в шнурках, рукавах и брючинах, и пуговицы выскальзывали из пальцев, как намасленные, а в голове было гулко и пусто, и языком колокола оглушительно и раскатисто билось одно-единственное слово: "По-гиб!", хотя даже пыль, поднятая сбежавшим Хосе, давно улеглась, и как же у меня внутри все завязалось в ледяной узел, когда я уперся взмокшими лопатками в перекладину коновязи, а эти двое налетели на меня, словно вороны на раненого зайца, хрипло бранясь и припоминая все издевательства, что они творили надо мной, и черные перья беды вихрем закружились вокруг меня, марая душу обугленными краями, и пожелтевший, холодный лист бумаги с хрусткой от времени кромкой - то самое признание, что стало мне приговором, - залепил мне лицо, мешая дышать, а негр, словно там, в цирке, скалил пожелтевшие от табака, крупные, как кукурузные зерна, зубы, и я снова, чувствуя, как падает сердце, оскальзывался и спотыкался на гнилых вонючих ошметках фруктовой кожуры и растекшейся мякоти, но серебряный звон прогнал эту нечисть, а я все боялся поднять голову, чтобы не опалиться о раскаленный добела яростный взгляд, не отведать снова плети, и я готов был броситься этому человеку в ноги, в пыль, на камни, опоганенные плевками и всякой сорной дрянью, лишь бы он меня не ударил, и взмолился бы о пощаде, если бы губы мои не были словно суровой ниткой сшиты...