Метанойя (1/1)

...Зашитая суровой ниткой вкривь и вкось по местам, где прошлись ножницы врача, сплошь почти испещренная плохо отмытыми, зеленовато-бурыми пятнами, на которые я старался не смотреть, рубашка, истертая почти до прозрачности, так, что сквозь нее можно было различить выпирающие, как прутья рассохшейся корзины, ребра, болталась на мне, как перчатка на карандаше, а веревку, держащую штаны, мне пришлось обмотать вокруг пояса на три оборота - и в таком вот неприглядном виде я одолевал мало-помалу путаницу дорог, и давно миновал тот день, когда гул в ушах и в костях моих затих, и я вышел (или почти выполз?) на молочно-белый, пыльный свет, прислонясь взмокшим лбом к изъеденному точильщиками и древоточцами, пропахшему жильем и дымом дверному косяку, и напеченные старухой лепешки на топленом жиру, закаленные в очаге до каменной твердости и усыпанные крупной морской солью (зубы мои до сих пор шатались, и эту выпечку приходилось размачивать, чтобы прожевать) уже давно съелись, и запах спекшейся крови, золы и нечистот успел выветриться из остриженных уступами волос (а, казалось, впитался в них навечно), и палка-подпорка стерла мне ладонь до мозолей... ...И каждый раз, когда, попросившись на ночлег в сарае или под навесом, а то и забившись в живую изгородь, заброшенную лачугу или придорожную канаву, я с привычным ужасом ждал, когда же солнце покатится за горизонт, и вместе с теменью придет боль, и рука и бок нальются колючим жаром, и ногу начнет выкручивать, сжимать тисками, и я зажимал зубами край дерюжки, что была мне и одеялом, и плащом от дождя, и защитой от обдававшей меня раскаленной пыли, и потом, когда приходило недолгое освобождение, чувствовал, как рот перекашивает на сторону, и его не выправить, угол губ словно притянут ниткой к уху, и в горле постоянно сохло, так что, когда мне приходилось с кем-то вести речь, я не говорил, а каркал, да еще и заикался для полного счастья, и в меня все чаще летели угрозы и насмешки, и смерть начала вить внутри меня гнездо из тряпок с камнем в середке, гнуть меня к земле, и только зыбкая, тающая с каждым днем, но все-таки нетленная надежда на встречу с тобой, пусть мимолетную, не давала мне истереться в пыль, смешаться с нею, уйти в темноту. И я все шел, и шел, и шел по пути без конца и предела, чтобы отыскать дорогу, что свела бы нас друг к другу, и все мое существо растворилось в одной-единственной мысли - доползти бы, дотерпеть...