Глава 32. Финансовые потоки (1/1)

Тем временем, Баязет и Джихангир не теряли зря времени и, по-видимому, забыли, что они братья. Баязет был возмущен тем, что его нездоровый брат не просто поехал в санджак, а еще и отправился в санджак наследника, а Джихангир не мог принять то, что Баязет видит в нем соперника, ведь они росли рядом и никогда раньше не конфликтовали. Как я позже узнала, Баязет решил подстроить бунт в Манисе, чтобы образованный и неопытный шехзаде, не смог его погасить, возможно, обратился за помощью к отцу и, в идеале, был изгнан из санджака Сарухана, как недостойный наследник. Баязет хотел сам стать санджак-беем Манисы или, хотя бы, знать, что в Манисе нет его брата. Я была в шоке от того, как легко прошла такая крепкая братская любовь и, пусть даже не знала таких подробностей, а была в курсе только информации, что Баязет и Джихангир ссорятся, никак не могла принять этот факт. ?Это же как низко надо опуститься! —?подумала я. —?Упрекать человека в его состоянии здоровья. Не сам Джихангир выбирал, каким ему рождаться, здоровым или больным?. Повод для бунта был все тот же: гибель Мустафы. Но если раньше недовольные просто сидели по своим домам и ругали падишаха, то теперь они должны были выйти на улицы и приступить к более активным действиям. Однако план Баязета сорвался. Бунт был подавлен, зачинщики найдены и казнены, а Джихангир так и остался санджак-беем Манисы. Мне было удивительно знать, что братья враждуют между собой, однако, с другой стороны, меня вполне устраивало то, что пока старшие братья Батура ссорятся, мой сын может просто спокойно жить и взрослеть. О том, чтобы избавляться от кого-либо из них, я не задумывалась: если не так давно меня пытались казнить ни за что, то за убийство еще одного шехзаде я бы совершенно точно была отправлена в мир иной. Казалось, все начало успокаиваться, как вдруг я узнала, что до падишаха дошли сведения, что бунтовщиков поддерживала Махидевран. Подобного я не могла ожидать уж точно и с изумлением услышала решение Сулеймана: хасеки Махидевран-султан лишалась всего своего имущества, кроме дворца в Бурсе, всех ценных вещей и была лишена жалования. ?Какая она хасеки? —?подумала я. —?Какая султан? Махидевран-хатун она уже, года два как. Гюльфем хатун же! Да и другая хасеки в этих стенах есть…? Конечно, мне было жаль эту женщину, которая, по-видимому, в память о сыне и внуке продолжила дело невестки, однако с этим я ничего сделать не смогла и, если честно, не особенно хотела. Однако вскоре я узнала очередной, еще более шокирующий, поворот судьбы: хасеки Гюльфем-хатун начала заниматься отмыванием денег. Гюльфем по давней дружбе посылала Махидевран некоторое количество денег из своего личного бюджета, чтобы обеспечить ей более-менее пристойный уровень жизни, а потом, желая возместить эти потери, начала что-то, вроде сутенерства. За умеренную плату хасеки начала отправлять в покои падишаха других наложниц вместо себя. Невольно мне вспомнились статьи в интернете о настоящих причинах смерти Гюльфем. Все было именно так, как я видела, с единственной поправкой в том, что она строила мечеть, а не посылала деньги Махидевран. Я не поддерживала такую деятельность, ведь, если уж на то пошло, можно было бы просто отмывать деньги, якобы покупая какие-то необходимые вещи для гарема или покупая их в меньшем объеме. Вопросами закупок я не интересовалась даже в двадцать первом веке, не говоря уже о нынешнем времени, и теперь начала переживать, что Гюльфем попадется. Возможно, на закупках Гюльфем продержалась бы дольше, что же касается новеньких девочек, которые начали попадать в покои падишаха, Сулейман немало изумился подобному и, в откровенном разговоре с Джиованной, узнал, что хасеки торгует возможностью попасть в его постель. Разумеется, падишах был разгневан подобным и вскоре я стала невольной свидетельницей шокирующего зрелища. Я возвращалась в свои покои с прогулки и стала свидетельницей чуть ли ни маски-шоу*: в покои Гюльфем влетела стража и, буквально через минуту, бедную пожилую женщину выволокли в коридор и повели куда-то. ?Не в главные покои, они в другой стороне,?— подумала я. —?Так куда? Сразу казнить? Или в темницу?? Мне стало страшно: если падишах не стал жалеть ту, которую собственноручно сделал хасеки, то что могу ожидать я, простая мать шехзаде? ?Я только могу особенно нигде не отсвечивать и надеяться на лучшее,?— пронеслось в моей голове. —?Больше ничего?. Стоя, опершись о стену, я простояла достаточно долго. Более-менее придя в себя от увиденного, я подумала: ?Хоть ты, Гюльфем, и была слишком хитрожопой, мне тебя жалко…?*жаргонное название задержания ОМОНом.