April in Paris (1/1)

Кожанка не спасает от ливня, да ещё и помадка смывается, превращая пряди в сосульки. Всё, хана причёске. Вот тебе и подарок на день рождения, Томас!Как вернусь в Лондон, обязательно тресну зазнавшуюся милашку Эг?— кто ж ещё это мог быть?— за то, что стащила зонт и дождевик из торбы. Вот зонтом же и тресну. И попорчу как-нибудь скутер, чтобы неделю дома сидела и не шаталась ночами по своим излюбленным богадельням. В конце концов, то, что моды терпеть не могут рокеров (как в панике провокационно утверждают отцовские газеты), ещё совсем не значит, что нужно?— и можно?— так мучить собственного брата, пускай и в шутку. И даже маменькино заступничество не спасёт эту проныру от кары.Пыжусь издалека разобрать название улицы, но ни черта не видно. Стоит приблизиться?— и прямиком на голову залпом прилетает чуть ли не вся собравшаяся на крыше вода! Сил не осталось даже ругаться… Вроде бы, сворачивал, где надо. Гляжу на бумажку с адресом вновь, но та успела погибнуть в неравном бою с водопадом. И вот понесло же на поиски именно сейчас! Никогда благородство не окупается! И как только найти теперь этого всезнающего мистера Э.?Дождь лишь усиливается, и я, приметив серию стеклянных дверей, не выдерживаю, заворачивая внутрь. Вывеска без стеснения заявляет что-то об озорстве, но, судя по виду, это не то ресторан, не то клуб, не то концертный зал. Мне разницы нет, главное?— хоть пообсохну.На входе царит ленивая обеденная атмосфера, гардероб и не думает работать. Стягиваю торбу с курткой и шумно встряхиваю, и не планируя, конечно, оставлять на уложенном чёрной матовой плиткой полу некрасивую лужу. Так уж выходит, что после восхитительного уличного душа и неудивительно. Откуда-то из глубины доносится цокот каблуков и густой, точно варенье на патоке, голос:—?Эдди, а ты не больно-то спешишь в мои жаркие объятья, я смотрю? Обед без тебя стынет.Чистейший английский в центре Парижа. Вот так номер!Из коридора в холл ВЫПЛЫВАЕТ представительный, лощёный мужчина в светло-серенькой водолазке, синем приталенном пиджачке, белых чиносах и коричневых туфлях без шнуровки на босу ногу, однако, если говорить прямо, на какой-нибудь яхт-клуб местечко похоже в самую последнюю очередь (хотя яхта бы сейчас не помешала). В ушах, вопреки приличиям, мерцают серёжки. Лицо же мужчины я описал бы всего тремя словами: постаревший Джеймс Дин. Если б тот, конечно, дожил до седин.Неплохая рифма. Нужно потом записать.Мужчина видит меня, замечает лужу и хмурится:—?Ох, что за грязища! —?брезгливо бормочет он и говорит по-французски:?— Птенчик мой, мы пока не работаем,?— потом бегло оглядывает и добавляет уже мягче:?— Там так ужасно, да? Проходи уж, ладушки, хоть отогреешься, мальчик.—?Я англичанин, сэр,?— решаю облегчить жизнь обоим я, когда мужчина разворачивается на каблуках.—?От этого ты не перестаёшь быть мальчиком, мой мальчик,?— отвечает он и идёт внутрь. Благодарно шлёпаю за ним, пытаясь не пачкать опрятному мужчине пол только больше.—?Вы управляющий, сэр? Это ничего, что я так?..—?Я владелец, миленький. И ничего, но, как отогреешься, готовься к знакомству с мадемуазель Шваброй. В конце концов, уборщик мог гордиться честно выполненной работой, пока кое-кто не наследил. Надеюсь, достопочтенный ДЖЕНТЛЬМЕН знает, как с такой леди обращаться? —?тянет мужчина вполоборота и подмигивает.Мне остаётся только кивнуть.По залу, освещаемому сейчас лишь приглушённым интимным сиянием настенных ламп, разносится чарующая Элла. За одним из столиков перед сценой играют в карты, судя по разнобойным униформам, местные работники. Заприметив мужчину, кто-то кричит по-французски:—?Явился, месье? Мы уже заждались.—?Придётся потерпеть мою бестолковую компанию ещё немного, дорогие мои,?— на что кто-то другой разочарованно стонет. Ну и фамильярная же обстановка! Владелец продолжает:?— Тут какой-то птенчик вывалился из гнезда, попал под ливень и решил спрятаться под нашей крышей. Но мы же его пустим по доброте душевной, верно? Как хоть тебя, деточка? —?спрашивает он, опять переключившись на английский.—?Томас.—?Эмиль,?— протягивает руку мужчина несколько женственно. Крепко жму. Может, свезло, и я попал, куда нужно? Владелец улыбается:?— Что же, Томас, располагайся,?— указывает он на диван, что изгибами протянулся вдоль всей стены. —?Кофе, чаю?—?А у вас какао не найдётся?—?Сделайте кто-нибудь мальчику какао! —?кричит мистер Эмиль, и какой-то официант моментально бросает карты и убегает.Замечаю своё откровенно поганое отражение в одном из настенных зеркал, перемежаемых рамками с пластинками, фотографиями, записками и прочими надёжно упрятанными за стеклом приблудами. Да, стыдновато в таком виде тут рассиживаться.—?Простите, сэр, а можно мне в туалет?Мужчина машет рукой на одну из дальних дверей, и я спешу туда смывать остатки помадки с липких волос.Когда я, наскоро вытершись бумажными полотенцами и поприличнее зачесавшись пятернёй, возвращаюсь в зал, чарующую Эллу успевает сменить старина Элвис, на кофейном столике меня уже ждёт какао, а мистер Эмиль сидит элегантно за столиком вместе с картёжниками и без перерыва причитает, какой он старый греховодник и что лучше бы поставить бильярдный стол или вообще сделать всех шахматистами. Те лишь гогочут гусями и продолжают снабжать владельца картами, планируя оставить в дураках.Я скидываю с плеча торбу и кожанку, поправляя шейный платок, аккуратно усаживаюсь, стараясь не портить мокрыми джинсами кожу дивана, и тянусь к горячему какао. Приметив моё возвращение, мистер Эмиль отвлекается от игры и с какой-то странной улыбкой вдруг застывает. Отмирает он, когда со стороны входа доносится:—?Ах ты сын собаки, что за чёрт?!Владелец вздрагивает, оживляется, и улыбка из странной перетекает в нежную:—?Нет, вы только подумайте, кто явился! —?грациозно встаёт он и идёт туда, поправляя причёску и пиджак и разве что не переходя на бег, словно ему пятнадцать.Работники тут же начинают наперебой галдеть, мол, наконец-то эта пытка закончится и можно будет нормально сыграть партейку.Я же чувствую себя неловко. Очевидно, нужно было за собой вытереть, прежде чем начинать рассиживаться как у себя дома.Из холла доносится перебранка:—?Мы не для того, чёрт побери, платим, чтобы…—?Ну-ну, милый, всё было чисто. Ты же знаешь, за этим я слежу лично. Не в моих интересах падать в грязь лицом. Просто тут один молодой человек к нам забрёл, ГЛАЗ НЕ ОТОРВАТЬ.—?Водонос, что ли? Зонты для кого придумали? Где я теперь найду сухие туфли? А носки?—?Дам я тебе носки, не переживай. Туфли немного подсушим?— газетки внутрь напихаем. Тебя же я, так уж и быть, согрею лично, радость моя! Хотя, знаешь, ты сейчас не больно-то лучше этого птенчика выглядишь.—?Да до парковки бежал?— как ливануло. И спасибо за комплимент. А я-то думал, меня тут любым любят и всё такое.—?Уф, Эдди, ты мокрый!.. Ой, отстань, душечка… Ну вот, точно ведь пиджак попортил.—?Хочешь, другой купим?—?Тот бордовый, бархатный, с золотыми пуговицами!—?Бордовый?— так бордовый, краса моя. Надевать с ним ещё будешь свою гранатовую печатку. Чтоб уж совсем по-пижонски было, ну ты понимаешь, как я люблю.—?Я подумаю. Идём уже, я разогрею жаркое.Роскошный мистер Эмиль за локоть тащит в зал остролицего каланчу в сером костюме в едва различимую издалека полоску и тёмно-фиолетовом галстуке. Волосы у того потемнели от влаги. Видно, тоже попал под дождь, но успел где-то слегка пообсохнуть. Меня при виде него никак не покидает смутное чувство дежавю.Знакомо выглядящий незнакомец замечает меня не сразу, но тоже вдруг странно таращится. Потом поворачивается к владельцу, невозможной дугой изгибая бровь. Тот складывает губы в заговорщицкую улыбочку и пожимает плечами в ответ.Лишний раз себя оглядываю. И что их обоих так смутило? Понятное дело, тут далеко не каждый так одевается и стрижётся, ну так я и не местный.За стариной Элвисом спешит виртуоз Эрик. Каланча усаживается на диван напротив, стягивая промокшие туфли и носки. Мистер Эмиль их хватает и спешно уносится. Остролицый же продолжает время от времени на меня коситься.Наверняка, злится из-за лужи. Кричу через весь зал:—?Простите, сэр, я не хотел. Ливень такой, сами понимаете!Мужчина дёргается и неясно машет рукой.—?Забудь, сынок,?— только и говорит он.Владелец уже мчится обратно. В руках умело и оттого ловко несёт жаркое и вино, подмышками удерживая чёрчварден и газету, из кармана пиджака же торчат до отвращения яркие канареечного цвета носки. Когда он ставит перед каланчой еду, кладёт трубку с газетой рядом и протягивает носки, тот хватает его за руку, вновь хмурится и неясно шипит:—?Поговорим?—?Ой, ты знаешь, меня заждались, душечка! —?освобождает руку мистер Эмиль и спешно ретируется к картёжникам. Те разочарованно галдят. Остролицый же следит за этим бегством, расплываясь в ухмылке, осуждающе смотрит на носки, но неуклюже натягивает на непомерно длинные ноги, после чего голодно принимается за жаркое.Я продолжаю пить какао. Виртуоз Эрик уступает место красотке Этте.Расправившись с жарким, мужчина набивает чёрчварден и разворачивает газету. Скрывается за нею, но мне всё равно кажется, будто меня скрупулёзно изучают, точно бабочку на иголке. Решаю спрятаться и сам?— копаюсь в торбе и добываю книгу, с которой все мои сегодняшние злоключения и начались…Отец услышал, что мама в качестве подарка отправляет меня в Париж, и попросил разыскать Сартра, чтобы тот подписал ему экземпляр ?Тошноты?. Мама потом и сама подключилась. Начала клянчить автограф Бовуар. Легко им говорить со своей верхотуры, конечно, они-то в таких кругах варятся да варятся себе в Лондоне, а здесь я что сделаю? Я не студент, не журналист. Пришлось, обосновавшись, спрашивать всех в округе да безрезультатно бегать по завсегдатайским литературным кафе, пока какая-то хорошенькая мадемуазель из музыкального магазина, в который я забрёл в поисках чего-нибудь свеженького для себя, не услышала моих вздохов и не написала мне адрес ?месье Э., которого знают немногие, но который знает всех?. Сбагрила мне ещё за такую услугу пару новомодных кассет по завышенной цене. С шансоном. Мне! Как возьму да как продам по приезду домой втридорога! Могла ведь ещё и что другое написать… Этих француженок не поймёшь.?…Карты падают на сукно по кругу. Руки с кольцами на пальцах подбирают их, царапая коврик ногтями. Руки ложатся на сукно белыми пятнами, на вид они одутловатые и пыльные. На столик падают всё новые карты, руки снуют взад и вперёд. Странное занятие?— оно не похоже ни на игру, ни на ритуал, ни на нервный тик. Наверно, они это делают, просто чтобы заполнить время. Но время слишком ёмкое, его не заполнишь. Что в него ни опустишь, всё размягчается и растягивается. Взять хотя бы движение этой красной руки, которая, спотыкаясь, подбирает карты: оно какое-то дряблое. Его бы вспороть и укрепить изнутри.Мадлена крутит ручку патефона. Только бы она не ошиблась и не поставила, как случилось однажды, арию из ?Cavalleria Rusticana?. Нет, всё правильно, я узнаю мотив первых тактов. Это старый РЭГТАЙМ, с припевом для голоса. В 1917 году на улицах Ла-Рошели я слышал, как его насвистывали американские солдаты. Мелодия, должно быть, ещё довоенная. Но запись сделана позже. И всё же это самая старая пластинка в здешней коллекции?— пластинка фирмы Пате для сапфировой иглы.Сейчас зазвучит припев?— он-то и нравится мне больше всего, нравится, как он круто выдаётся вперёд, точно скала в море. Пока что играет джаз; мелодии нет, просто ноты, мириады крохотных толчков. Они не знают отдыха, неумолимая закономерность вызывает их к жизни и истребляет, не давая им времени оглянуться, пожить для себя. Они бегут, толкутся, мимоходом наносят мне короткий удар и гибнут. Мне хотелось бы их удержать, но я знаю: если мне удастся остановить одну из этих нот, у меня в руках окажется всего лишь вульгарный, немощный звук. Я должен примириться с их смертью?— более того, я должен её ЖЕЛАТЬ: я почти не знаю других таких пронзительных и сильных ощущений.Я начинаю согреваться, мне становится хорошо. Тут ничего особенного ещё нет, просто крохотное счастье в мире Тошноты: оно угнездилось внутри вязкой лужи, внутри НАШЕГО времени?— времени сиреневых подтяжек и продавленных сидений, его составляют широкие, мягкие мгновения, которые расползаются наподобие масляного пятна. Не успев родиться, оно уже постарело, и мне кажется, я знаю его уже двадцать лет.Есть другое счастье?— где-то вовне есть эта стальная лента, узкое пространство музыки, оно пересекает наше время из конца в конец, отвергая его, прорывая его своими мелкими сухими стежками; есть другое время.—?Месье Рандю играет червями, ходи тузом…?—?Ох, всё, голубчики, мне надоело! Эдди, лапушка, ты доел? Смени меня! —?раздаётся развязный голос владельца, легко перескакивающего посреди фразы с французского на английский, и гомон вздыхающих с облегчением игроков.Каланча откладывает газету и по-хозяйски неспешно бредёт прямо в носках к столу. Мистер Эмиль уступает ему место, отбирает трубку и, облокотившись на него с кошачьей грацией, пробует табак.—?Вот это ты мне подарок оставил, конечно, старина,?— с восхищённым ужасом смотрит на карты каланча.—?Тем приятнее будет наблюдать, как ты выпутаешься, дорогой,?— отвечает владелец, треплет его по голове совершенно точно не дружеским жестом?— в принципе, чему тут удивляться: в Париже всегда свои порядки?— и идёт сменять затихшую пластинку.—?Трубку верни!—?Когда ты вернёшь мне моё сердце, душенька!Мистер Эмиль ставит другую музыку и хищной походкой направляется ко мне. По залу разносится бархатный голос госпожи Симон. Окончательно отвлекаюсь от книги и прислушиваюсь: ?Я тебя околдовываю? из её уст?— это что-то новенькое.Франтоватый владелец грациозно плюхается рядом. Мы дослушиваем песню в почтительном молчании, и я нетерпеливо спрашиваю:—?Простите, сэр, а что это за пластинка? Я эту песню в исполнении Симон впервые слышу.—?Потому что она ещё не выходила,?— отмахивается свободной рукой мистер Эмиль, выглядя при этом приятно удивлённым. —?Целиком выйдет через пару-тройку месяцев, но мне по старой памяти прислали черновую запись, со всеми сочнейшими комментариями да внутренними перебраночками,?— мечтательно бросает он как само собой разумеющееся и переводит разговор:?— Что читаем, МАЛЫШ ТОММИ? —?владелец элегантно прикладывается к трубке. Со стороны стола раздаётся хохот работников: это остролицый что-то проворонил.—?Да Сартр, сэр. Я, правду Вам сказать, его ищу. Мой крёстный хочет его автограф.—?Ой, миленький, это тебе сложно придётся. После того, как его квартиру во второй раз взорвали, Жан-Поля не так-то просто достать, не будучи с ним знакомым.Мистер Эмиль вновь прикуривает и с чарующей улыбкой хитро косит на меня глаза. Я улыбаюсь в ответ:—?И Вы, конечно же, знакомы? Это о Вас я наслышан? Тот, кто знает всех и вся…—?Да, это тебе здорово повезло, мальчик мой,?— вальяжно отмечает он. —?Всем бы твоё везение.—?И Вам, конечно же, не составит труда раздобыть автограф, сэр? Вы бы мне очень подсобили, да и крёстный мой будет Вам по гроб жизни обязан.—?В самом деле? —?ухмыляется мистер Эмиль. —?Это хорошо, конечно, но вот незадача: я совершенно не знаю ни тебя, ни твоего крёстного, птенчик. Что мне будет оттого, что я надену на вас кандалы обязательств? И да, на меня твои светлые глазёнки, может, и производят эффект, но… —?добавляет он с прямо-таки женским кокетством и, не закончив, хмыкает.Поникаю, но он продолжает смотреть на меня лукаво. О, понятно!—?Я Томас Фенвик, сэр. Мне двадцать четыре… Ой, нет, уже двадцать пять, не привыкну никак. Живу в Лондоне, работаю в музыкальном магазине. Продаю всякие пластинки, кассеты, но больше чиню патефоны, проигрыватели там. Вот, если захотите, могу Вам что-нибудь новенькое прислать, из нашего, знаете. Музыка у нас разная продаётся, Вы не подумайте! И простите уж, если смутил Вас своим внешним видом,?— на это мистер Эмиль лишь отрицательно качает красивой головой и улыбается. —?Только Вы мне адрес напишите, а то тот, что мне давали, сгинул под дождём, еле Вас разыскал. Вот! А мой крёстный, кстати, ведёт литературный журнал. И сам пишет иногда. В основном сатирические очерки. Может, Вы заинтересуетесь? Ну и он очень большой поклонник Сартра. Зачитывался его ?Тошнотой?, ещё когда она только вышла. Сам я пока в своём отношении не определился, может, не дорос ещё.—?Последнее было весьма честно, Томми. Мне такие НРАВЯТСЯ,?— смеётся мистер Эмиль тягуче. —?И, я смотрю, ты сильно любишь своего крёстного, раз попёрся в такую погоду незнамо куда.—?Конечно, сэр. Я ради своего отца что угодно сделаю.—?Так крёстного или отца? —?прищуривается франт, будто подловил:?— Что-то ты пошлишь, деточка.—?И крёстного, и отца, сэр. Это сложно,?— смущаюсь я.Скучающий мистер Эмиль на это только со шлейфом заинтересованности облокачивается на спинку дивана и изгибает тонкую бровь, намекая, что без разъяснений автографа мне не видать.Я раздумываю. Странно такое рассказывать пусть и участливому, но незнакомцу. С другой стороны, а что ещё делать? За всё в этой жизни приходится платить. Когда ещё щедрость такая встретится? Да и не большая уж это и тайна?— просто семейная глупость.—?Моя мама была замужем за другим человеком, когда я родился, сэр, и решила, что будет неплохо хоть как-то показать, что мой отец может смело называться моим ОТЦОМ даже в такой ситуации. Сделала его крёстным. А потом она с тем мужчиной разошлась. —?На этом месте всякий раз, как я обдумываю эту ситуацию, мне становится смешно:?— Самое глупое, что в итоге мама так за отца и не вышла. Понимаете, сэр, есть какие-то церковные правила, мол, не должен духовный наставник быть связан узами брака с плотским, всякая такая ерунда, и им стало лень разбираться. Отец только и говорит: ?Волокита?. ?Морока?, тянет за ним мама. Так что формально он мой крёстный. Но и я, и моя сестра всё равно используем его фамилию. Отец же. У него фамилия двойная, и это очень удобно: я ношу первую половину, а сестра?— вторую.Я устало выдыхаю, закончив. Мама вечно мудрит на пустом месте.Владелец же начинает хохотать. И вдруг бормочет:—?Ах, Нина, как всегда, нашла же время…Я замираю, поражённый. Правду сказали, неужели этот странный мистер Э. знает ВСЁ?—?Откуда Вы знаете, как зовут мою мать, сэр?Мистер Эмиль смеряет меня чудаковатым взглядом и говорит:—?Не понимаю, о чём ты, миленький. Просто прислушайся.Под насвистывания госпожа Симон поёт:Брак для стариков,Мертвяков,Вот муж, вот жена,Что получишь? Два узника!А! Действительно, это она вовремя начала.Из-за стола раздаются мученические стоны и французские ругательства. Там каланча выиграл и теперь гордо облизывает губы. Они у него несколько странной формы, замечаю я оттого, что сидит он сейчас поближе.—?Такое дитя порой, право слово,?— ласково лепечет себе под нос мистер Эмиль. Потом поворачивается ко мне:?— Ох, слабый я человек. Ну как я могу отказать такому прелестному юноше! Ладно, давай сюда свою ?Тошноту?.—?Очень Вам признателен, сэр,?— учтиво говорю я и смущённо улыбаюсь от уха до уха.—?Да-да.Книжка кочует из рук в руки. Я набираюсь смелости:—?Может, Вы ещё и маме моей автограф Бовуар раздобыть сможете?—?А ты, сынок, наглец, не так ли? —?раздаётся скрипучий голос над моей головой. Долговязое дежавю стоит у меня над душой и сверлит широкими глазами. Губы, как я теперь вижу, у него обычные, тонкие?— просто родинка неудачное место выбрала, будто его кипятком ошпарили. Под его серым пиджаком виднеется лимонный жилет, перемежаемый сиреневыми и серо-голубыми полосками, и я понимаю, что отвратительные жёлтые носки неожиданно даже к месту, хоть это, на мой вкус, и дерзковато для столь чопорно выглядящего человека. Впрочем, не мне судить чужой вид.Он продолжает на меня глазеть, будто и впрямь ожидая ответа на, казалось бы, риторический вопрос. Мистер Эмиль безмятежно покуривает и наблюдает, словно включил телевизионный сериал. Картёжники разбрелись: видимо, готовятся к открытию.—?Простите, сэр,?— нервно поправляю платок я.—?Душа моя, ну ты чего, мальчик же так просит! И не для себя?— для МАМЫ,?— роняет мистер Эмиль несколько скользко.—?Это хорошо,?— говорит вдруг каланча спокойно. —?В меру наглеть полезно. Ловить момент, как некоторые говорят, и все дела,?— он смотрит на владельца, расплывающегося в довольной улыбочке, наклоняется, чтобы отобрать трубку, и щиплет того за бок. Мистер Эмиль игриво шлёпает его по руке чёрчварденом и отдаёт, вставая с дивана и поправляя пиджак.Мне же резко становится неловко. Как когда родители легкомысленно и нежно воркуют, напрочь забывая и обо мне, и об Эг.—?Душенька, ты ведь совершенно не спешишь,?— заявляет мистер Эмиль между тем.Каланча сверяется с наручными часами:—?Мне так-то нужно через полтора часа обратно на работу.—?Отвезёшь меня, как разберёшься со сметой. Это недалеко,?— уверяет его мистер Эмиль. —?А потом мальчика. Куда тебе, Томми?—?Ой, не нужно, сэр! —?встреваю я, но понимаю, что моего мнения тут не спрашивают. —?Мне бы в Марэ попасть…—?Так и быть, только сходим-ка обуемся пока, оденемся да вместе на бумаги посмотрим. У меня пара вопросов есть, ДОРОГУША,?— цедит сквозь зубы последнее остролицый, крепко хватает владельца за локоть и тащит прочь из зала. Тот для виду упирается и посмеивается. —?Что за шапито ты тут устроил, а? —?начинает бормотать он. —?Ты со мной так не балуй.—?Я сам удивился, родной, спроси кого угодно! —?отвечает мистер Эмиль,?— Ты?— так вообще под конец злорадствовал, гадкий ты человек,?— хмыкает он.—?Вот уж неправда! —?возмущённо вякает каланча, и они удаляются, тихо переругиваясь.Ложусь на диван. Песни и говор сменяют друг друга. Композиции сильные, сбитые, но почему-то убаюкивают, словно шум волн на пляже. Скорее всего, из-за тепла после дождя. Госпожа Симон заявляет, что чувствует себя прекрасно. Я, в принципе, тоже неплохо.—?Какие сантименты, месье, я, кажется, сейчас влюблюсь. Как Вы оправдаетесь перед моим мужем, что посмели меня увести?—?Надо же как-то бередить твою кровь.—?Посмотри у гардероба, в стенном шкафчике.—?Знаешь, я тут вспомнил, что хотел тебе сообщить уже несколько дней как.—?Мне было с тобой хорошо, миленький, но нам придётся расстаться.—?Ты хоть бы удивился для приличия, злодей!—?Всё ты врёшь, я тогда вымотался как собака! Сколько тебе повторять: никто из тех, кого я знаю, лучше старушки Марго с её южноамериканскими увеселительными заведениями и прочей мишурой в подобных делах не разбирался. И не разбирается. У кого ещё мне в те времена оставалось просить совета по поводу организации клуба? Да и кто ж знал, что она решила лавочку прикрыть окончательно? Ох, как вспомню о допросах, так дрожь пробирает!—?О, но тогда ты был очень даже… неблагоразумен, душа моя. И ох как нетерпелив. Вёл себя как животное… Думается мне, покрепче я точно получил сполна.—?О, не беспокойся, mon cher, всё в порядке, твоя шея пока не переломилась меня носить.—?Подумываю выкупить обратно ту твою квартирку.—?Там, говорят, сейчас стало повеселее. Молодёжь собирается, а за её бурно кипящей жизнью так приятно наблюдать. Хочется иногда ездить. Отдыхать. Чтобы ты готовил мне завтраки и мы всё-таки навернулись с Мёрфи…—?А ты так уж против?—?Да и ты только представь, как потом этим можно хвастаться! Все обзавидуются.—?Спасибо за идею, золотце.—?А насчёт завтрака… Ты его в наш первый день там так особенно поэтично готовил. Разве что не светился, был такой чудной, всё метался, чай найти не мог, бедняжечка. Так старался мне угодить. Я, наверно, в те минуты тебя сильнее обычного любил.—?А мне можно, душенька!Просыпаюсь под то, как госпожа Симон бодро сваливает все дела на своего мужчину. Мистер Эмиль стоит у проигрывателя, притаптывает и тихонько ей вторит. Волосы у него слегка влажно кудрявятся.—?Проснулся, птенчик мой? —?спрашивает он, не оборачиваясь.—?Простите, сэр, я…—?Собирайся, тебя заждались,?— бросает мистер Эмиль тоном, не терпящим пререканий, и снимает пластинку.Я спешно встаю и на ходу влезаю в куртку, накидывая на плечо подсохшую торбу.Недалеко от входа стоит красно-чёрный праворульный Гочкис, мигая жёлтыми фарами. От подобных модников, если честно, ожидаешь чего-нибудь поновее. Разве что белые боковины на шинах спасают положение.Мистер Эмиль, прячась под зонтом, пусть дождь и не льёт уже так сильно, быстро пихает меня на заднее сиденье и протягивает две книги. ?Тошнота?. ?Воспоминания благовоспитанной девицы? в мягкой обложке.—?Передай родителям, что я очень старался.—?Конечно, сэр. Спасибо Вам!—?Скажешь Эдварду, где тебя высадить. Не стесняйся выбрать маршрут посложнее да полюбоваться видами?— никуда этот упрямец не спешит,?— мистер Эмиль подмигивает, захлопывает дверцу и сдвигается к передней. Протягивает через опущенное стекло пакет. —?Ты же осознаёшь, что тебе придётся чем-то восполнить мою утрату?Остролицый мистер Эдвард хмыкает:—?Купить тебе груш?—?По-твоему, одними лишь грушами такое окупишь, скупердяй?—?Хочешь, тюльпанов из Марэ привезу?—?Лучше уж кактус. Им хотя бы можно отбиться от кое-кого настырного, когда я не в духе.—?Колкостей мне и так достаточно, обойдёшься тюльпанами. Сводить тебя завтра в Гран-Рекс? А потом в Ротонду?—?Вот это другое дело, голубчик! Выбери только фильм поунылей,?— мистер Эмиль долго треплет его по руке на руле и уходит.Мистер Эдвард поднимает стекло и отъезжает.—?Мне бы до рынка, сэр.Тот неопределённо согласно мычит и включает дворники. Мне опять становится неловко, и я пытаюсь хоть как-то разрядить обстановку:—?Вы знаете, сэр, а мы с Вами немного тёзки,?— замечаю я шутливо, на полпути понимая, что делаю только хуже.Тот тяжело смотрит на меня через зеркало заднего вида.—?Знаете, мне порой приятно думать, что у меня часть имени, как у Грига. Вы знаете Грига, сэр?—?Если это тот, который терпеть не мог кавардачную музыку и сатиры ради написал ту пугающую штуку, будто ты медленно спускаешься в пучины Ада вести разгульный образ жизни, а эта ненавистная ему мелодия всем вдруг взяла и особенно пришлась по нраву… То да, доводилось слышать,?— коротко кивает мистер Эдвард с таким самодовольным прищуром, будто имел когда-то счастье получить от Анитры приватный танец, а та в довесок исполнила ему фортепианный концерт, солируя.Кажется, ЭТОТ мистер Э. тоже не лыком шит…—?А основная часть?— в честь какого-нибудь писателя, скажем, Вулфа или Манна,?— нервно перебирая страницы книг, продолжаю делиться мечтами я. —?Я бы ещё подумал на Харди, но вряд ли бы мама стала такого вспоминать.Каланча вдруг разражается по-своему чарующим смехом.—?Почему не просто Томми Аткинс? Я имею в виду, ну:?Эй, Томми, так тебя и сяк, ступай и не маячь!?Но: ?Мистер Аткинс, просим Вас!??— когда зовёт трубач.—?по-армейски бойко цитирует Киплинга он.Об этом я не думал.—?Знаете, не вяжется, сэр,?— возражаю я чуть позже. —?Почему тогда мою сестру зовут, как Кристи? Чем я хуже?Мистер Эдвард резко тормозит. Красный.—?Да, наверное, это я не прав,?— нетерпеливо отстукивая пальцами по баранке, сглатывает он с пространной ухмылкой.Дорога до рынка проходит в молчании, но вроде бы мистер Эдвард уже не так недоброжелательно ко мне настроен. Когда он останавливается, я аккуратно укладываю книги в торбу, сдуваю со лба волосы и поправляю кожанку. Лить почти перестало.Вылезаю и подхожу к водителю: тот опустил стекло.—?Спасибо большое, что отвезли, сэр.—?Пожалуйста, сынок,?— говорит мистер Эдвард с улыбкой. Удивительно беспечная улыбка для такого сосредоточенного лица. Потом протягивает мне пакет, который я с недоумением принимаю:?— Это тебе. Хоть какой-то подарок, все дела. С днём рождения, Томми.—?О, не стоило, сэр! —?тотчас?теряюсь я.Тот легко машет рукой и отъезжает.Я бреду к отелю и, не сдержав любопытства, лезу в пакет. Там оказывается пластинка Симон. Вот же привалило! Кто знает, может, и кассеты те шансонные окажутся не так уж и плохи на деле.…Заболтался и забыл выпросить адрес. Чёрт, неудобно-то как!…А ведь лужу я так и не вытер. Она вообще была, когда я уходил?…Я разве упоминал, что день рождения у меня сегодня?Ну и дела, до чего же странная парочка.