Часть 9 (1/1)

…Я припарковала машину в темном сквере, дабы благополучно из неё вылезти посреди солнечного дня, и, слегка дымясь, под пляжным зонтом – пусть не покажется никому странным – вошла в магазин игрушек. Три этажа детского счастья…Я скупила всё. Ну, не то, чтобы совсем всё... но очень много.Мягкие игрушки, одежда, настольные игры, спортивное… Это огромное количество пакетов служебный персонал магазина таскал мне в машину – тоещё зрелище! Не представляю, о чём они думали. Со всеми этими сокровищами я отправилась детский дом.Невозможно передать словами восторг малышей и изумление воспитательниц, когда я ввалилась, нагруженная, в игровую комнату. Мне понадобилось немало времени, чтобы убедить директрису и весь рабочий коллектив в том, что мои действия осознанны и, самое главное, бескорыстны. Мне показалось, что они реально боялись какого-то давления с моей стороны, будто я чего-то потребуювзамен. Глупцы! Никогда ещё я не чувствовала себя такой счастливой, как в момент разбора детьми подарков. Меня переполняли огромная нежность к ним и ощущение безграничной гармонии с собой и миром. Это было здорово. Вдохновленная, радостная, я как на крыльях вылетела из этого, на самом деле, невеселого места, но в которое я сумела привнести немного счастья.

Я завела машину и тронулась с места. Выворачивая с перекрестка, я увидела высокое серое здание с длинной вывеской, сообщающей, что здесь находится детский онкологический диспансер. Я резко нажала на тормоз, и мне ощутимо врезали сзади. Автомобиль качнуло. Я пришла в себя, свернула с дороги, и, не обращая внимания на выкрики врезавшегося в меня водилы, на нетвёрдых ногах двинулась к парадному входу. Мысли не слушались, образуя нечто несвязное, типа ? не туда повезла игрушки, ох не туда… не ходи сюда…не ходи, хуже будет…ты не поможешь, только расстроишься…не ходи…вернись…?Дети в детдоме уже успели узнать, какой может быть несправедливой жизнь, но они были здоровы. Само слово ?жизнь? было к ним применимо… Здесь же совсем иная ситуация… Вот уж кто ни за что страдает…Я потянула на себя дверь, вошла внутрь и очутилась в снежно-белом коридоре, сверкающем идеальной чистотой.

-Вам кого? – молоденькая медсестра-дежурная подняла голову.-Мне…э…эээ…я хотела бы оказать спонсорскую помощь больнице. Но мне хотелось бы…пройтись…эээ…по палатам…эээ…посмотреть…э…на состояние…?Ничего не нашла лучше сказать, идиотка!?, отругала я мысленно себя. Медсестра смерила меня взглядом, видимо, решила, что на роль спонсора я натяну, и лицо её просветлело.-Пройдемте со мной, я отведу вас к главврачу.После недолгих переговоров с главврачом я выписала ему чек и пообещала перевести энную сумму на счет больницы. Сияющий и обрадованный от неожиданного подарка, он немедля надел на меня халат, распахнул передо мной все двери, переводя из отделения в отделение, и рассказывая о нехватке нового оборудования, о дефиците кадров, о тяжелых случаях, с которыми поступают дети.

-Можно, я пройдусь по палатам? Посмотрю на детей… - спросила я устало.Врач сомнительно посмотрел на меня.-Можно-то можно, но вот нужно ли?..-Что вы имеете в виду? Должна же я увидеть тех, кому выделяю эти деньги, и кого так желаю увидеть здоровыми? – Мой голос прозвучал чуть надменно – я хотела на него надавить, дабы ему не пришла в голову мысль не пустить меня.-Вы, безусловно, правы, но есть психологический нюанс… Знаете, вы потом, возможно, будете себя…-Плохо чувствовать? Забудьте. Где палаты?-Вперед.Он ввел меня в отделение и там тактично оставил одну, куда-то незаметно слившись. Я сделала шаг…и ещё один. Дверь в ближайшую палату была открыта – заходи и всё, но я не могла.?Почему? Ты же так этого хотела! Иди! Нет? Тебе стыдно? Почему??Я осознала вдруг, что испытываю жгучий стыд, что не могу даже глаз поднять на лежащих здесь маленьких пациентов – только потому что, мне дарована великая привилегия…а им она была гораздо нужнее…Я вошла внутрь. Как это ни странно, но шестеро детей, которых я там увидела, выглядели довольно веселыми и жизнерадостными. Они были примерно все одного возраста, и их роднили абсолютно одинаковые головы: совершено без волос. Только у одного мальчик торчал рыжий ежик. Две девочки лет пяти играли в куклы на кровати, ещё одна рисовала за маленьким столом, трое мальчиков что-то собирали из пластмассовых деталей.-Э…привет, - помахала робко я, мгновенно сообразив, что у меня для них нет не то, что игрушек, но даже конфеты.-Привет, - сказала девочка за столом. Остальные подняли головызаворожено молчали.-Как у вас дела? – после паузы спросила я.-Хорошо. – Рыжеволосый слез с койки и обул тапочки. – Доктор Рихард говорит, что почти здоров. Мне осталось немножко, и я скоро поеду домой.-И я, - вставила девочка.-И я.-И я.-И я тоже.-Мы все, - подытожил рыжий мальчик, не сводя с меня глаз.Они все смотрели на меня, как на чудо: несколько пар больших, блестящих глаз.Я вошла внутрь и селана кровать. Девочки осторожно отодвинули своих кукол.-Вы все живете здесь? – я обвела рукой палату.-Нет. – Видимо, рыжий мальчик был самым разговорчивым. – Это палата девочек. А мы приходим к ним играть.-Но вы же не играете сейчас вместе, - заметила я. – Каждый занят своим делом.-Нельзя всё время играть вместе, а то голова заболит, - резонно сказал другой малец, в очках.Я хотела задать один вопрос, но не знала, как покорректнее это сделать, и, наконец, решилась:-Слушайте, вы бегаете, прыгаете…вы себя хорошо чувствуете?Дети переглянулись.-Вчера у Мэта болел живот. Его вытошнило прямо на кровать, - сообщила девочка с куклой.-И как он сейчас? – спросила я.-Не знаю, - безмятежно пожала плечами девочка. – К нему пришел доктор и увел куда-то.-А когда это было?-Вчера.Я поняла, что боюсь задавать вопросы, но ещё один меня волновал.-Э…а все ребята играют? Или кто-то не может?Дети снова переглянулись.-Рита не может, - сказал рыжий. – Она лежит.-У неё нет сил встать, - вставила девочка.-Нам нельзя её донимать – так сказал доктор.-Но мы иногда к ней заходим.-Ей очень скучно.-И плохо.У меня закружилась голова.-Где Рита?..Меня быстро подхватили под руки и протащили по коридору. В самом его конце была закрытая дверь, которую дети толкнули.Палата была полупуста. Здесь было всего две кровати, на одной из которых лежал ребенок, а вторая, застеленная, дожидалась хозяйку, которая где-то бегала.Дети как-то разом стихли и перевели на меня взгляд.-Она мало говорит, - сообщила девочка. Я заметила, что её щечка была перемазана зеленым карандашом, которым она рисовала.Я подошла к постели. Тело, которое там лежало, едва ли можно было назвать телом девочки – с таким же успехом мне могли сказать, что это мальчик. Она неподвижно лежала только переводила глаза с меня на детей. Здесь не было никаких капельниц или аппаратов, и я не знала, хорошо это или плохо. Я смотрела на неё, не в силах отвести взор. Безволосая голова, мертвенно-бледная кожа. Она была очень, очень худа, казалось, болезнь её действительно ела. Нежно-голубая ночная рубашка мешком смотрелась на этом бедном тельце. Кожа плотно обтягивала череп, острые скулы выпирали. Но глаза!.. Огромные, синие, лихорадочно-блестевшие, они были единственными живыми точками на этом лице, и я видела, как постепенно гаснет в них интерес. Вскоре она перестала меня изучать и уставилась в стену напротив.-Рита, - осторожно позвала я, но, как и следовало ожидать, никакой реакции не добилась. Я вытащила из складок одеяла тонкое, холодное запястье и чуть сжала, надеясь…ободрить? Не знаю. Просто мне казалось, это нужно ей – прикосновение человека, не причиняющего ей боль.Боже мой! Я боялась заплакать при ней, здесь, но глаза начало предательски заволакивать. Я быстро смахнула набежавшую влагу и попросила детей оставить нас одних.Немного помявшись, они вышли. Я не выпускала руки ребенка, чувствуя, как подкатывают бессилие и отчаяние.

-Что я могу сделать? – вслух спросила я. Она не отреагировала, закрыла глаза, и, кажется, уснула.

-Что я могу сделать?..О, я знала. Но не знала, имею ли право так поступать.Разумеется, я хотела её укусить. Это вылечило бы её…спасло... и не только от смерти. Глядя наэтого человечка, терпящего физические и духовные муки, глядя на её боль, я поняла, что смерть не есть то, чего надо страшиться. Смерть – это избавление. Бояться надо мук, предшествующих ей, тех страданий, которые преподносит тебе болезнь.Это агония… Лотерея, в которой не знаешь, кому повезёт. Кому выпадет жить до старости, целым и невредимым, а кто должен будет чахнуть, как цветок без воды, и считать последние мгновения?..Я нагнулась к её шее и открыла рот. Подчиняясь инстинкту, мои клыки чуть выдвинулись, удлинились и замерли в нескольких дюймах от её кожи. Я чувствовала запах – он витал по всей палате, делая саму болезнь осязаемой и реальной. Стерильный, сладковатый, дурманящий. Он не был приятным или неприятным, но он очаровывал меня, подчинял, заставляя вдыхать всё глубже и глубже, словно редкий наркотик, чудесный аромат. Я приготовилась ощутить на своих губах заветный вкус крови, но что-то дрогнуло и отступило во мне. Я поднялась, окинула взором равнодушное слабое тельце. Я не имею права. Жизнь, которую я могу ей подарить, не лучше смерти. Но…Не зная, что делать, уже жалея о своём поступке, я выскочила из палаты и бросилась вон.

Я бежала коридорами, стараясь не смотреть на удивленные лица детей, бежала к выходу. Не помня себя, очутилась в машине и завела мотор. Внутри автомобиля мне стало легче, и я рванула в отель.Какие-то злые слезы начали капать из глаз, когда я поднималась наверх, к себе. В номере никакого не оказалось, и я была этому рада. Просто бросилась на подушки и прорыдала черт знает сколько времени, пока не устала и не заснула.