3 (1/1)

3.Того, кого не стоило бы ждать,О том, о ком не стоило бы плакать.Того, кого не надо вспоминать,О том, о нём ты думаешь опять.(с)- Судьба твоего брата и Уинри Рокбелл зависит от тебя… - предупредил Кимбли. – Да, ты можешь мне отказать, Стальной. Но ты сам понимаешь, чем легче в плену будет тебе, тем больше боли испытают другие.- Псих! Ненормальный! – выкрикнул Эд. – Да как ты вообще можешь требовать… требовать от меня… такого?!Мужчина спокойно ухмыльнулся.- Могу. Ты ведь мой заложник. Так что, боишься лечь в постель со мной? Я понимаю, свое тело тебе дороже, чем даже самые близкие люди.- Нет!!! Я согласен. Но я должен быть уверен…- Уверен? Хорошо, я дам тебе Непреложный Обет, что не причиню вреда мисс Рокбелл. По поводу всего остального тебе остается удовольствоваться только моим честным словом.Непреложный Обет. Эдвард слышал о такой клятве, принесенной из другого мира – в котором, как будто, магия была развита так же, как алхимия в Аместрис и альмедика на Востоке. Но не верил, что кому-то может прийти в голову дать обет, невыполнение которого грозит мучительной смертью вроде гниения заживо. Впрочем, Кимбли был безумен, что уж удивляться.Парень вздрогнул, почувствовав тонкие, прохладные пальцы на своем запястье. Заставить себя точно так же обхватить запястье Багряного Алхимика было нелегко. Эд иногда побаивался прикосновений, он даже сам не знал, почему.

Голос Кимбли звучал будто издалека. Когда клятва была произнесена, Стальной со вздохом облегчения освободил свою руку из ладони противника. И тут же с горечью осознал, что вскоре ему предстоит что-то большее и несомненно намного опаснее, чем просто прикосновения.Небольшая комната, в которой держал его этот сумасшедший, казалась клеткой. Эд глубоко вдохнул и выдохнул, пытаясь усмирить бешеное биение сердца, бросил быстрый взгляд на кровать и начал быстро раздеваться.- Нет. Я сам, - остановил его Кимбли. Повалил его на покрывало, принялся расстегивать куртку… за курткой на пол последовала рубашка.

Эд закрыл глаза, стараясь представить, что всё это происходит не с ним, что это не его раздевает Багряный, целуя всё тело и прикасаясь так сильно и жадно. Было страшно. Никто и никогда не делал с ним такого.- Смотри на меня!Удар по лицу. Переход от ласки к боли неожиданный, но может быть, это и к лучшему. Так более честно.В темно-синий взгляд всматриваться – будто падать в бездну.

- Ненавижу тебя!- И все равно, смотри. Ты должен запомнить это. Я ведь тоже тебя не забуду.Он думал, ЭТО можно забыть?!Даже теперь, когда всё было в прошлом, Эд не мог стереть из памяти боль в запястье от наручников, которыми Кимбли приковал его к кровати. Он помнил эту первую ночь до мелочей.До сих пор краснел от стыда, вспоминаяприятную дрожь от поцелуев – собственное тело предавало его.

Это было страшно. Тонкое лезвие, наносящее ранки около сосков – не опасные, но болезненные и кровоточащие. Безумный взгляд Багряного, когда тот размазывал кровь по телу, будто рисуя пальцем причудливые узоры, а затем слизывал кровь языком.

Эд всхлипывал и стонал, когда чувствовал прикосновения горячего рта к груди и животу… всё ниже и ниже…- Тебе нравится, мальчишка? Нравится. Я понимаю это по твоему голосу. Еще. Я хочу слышать, как ты кричишь от удовольствия.Удовольствие?! Какое удовольствие?!Эд извивался, пытался вырваться – осознание того, что его первый раз будет _вот таким_, ранило страшнее любых издевательств.Снова пощечина. Хриплый шепот: «Ты никуда от меня не денешься, Стальной!».Смазанные чем-то скользким и холодным пальцы проникают внутрь. Больно. Мерзко.Парень дернулся – и вдруг прикосновение к какой-то чувствительной точке будто бросило его тело в дикий, влажный жар.- Смотри на меня. Смотри мне в глаза. Ты же хочешь?- Неет… отпусти меня!Но сумасшедший не слушал, не слышал его.Пальцы заменило мужское естество. Эд закричал от боли. Он не хотел плакать сейчас, но слёзы катились по его лицу.

И снова жар, снова как в бреду. Боль и ласка – единым целым. Перед глазами потемнело, всё будто взрывалось, таяло.

Вернувшись в сознание, Стальной понял, что Кимбли уже спит, обнимая его, прижимаясь лицом к его животу. Это было как-то неправильно, неправильно и абсурдно настолько, что хотелось смеяться в истерике.*«И о нем я думаю постоянно?! О чем и о ком я жалею? Неужели об этом?..».Эд обхватил плечи руками. Ему было больно и одиноко. Он страдал от неизвестной ему самому болезни и от своих воспоминаний. Заставлял себя быть сильным и не показывать никому своей боли – и в тоже время тосковал о тех ночах, когда Зольф испытывал на нем свои жестокие штучки и просил: «Кричи… плачь… я хочу видеть, что ты не железный».

Да еще и болезнь, непонятная и выматывающая. Врач в Ризенбурге не мог сказать, что это такое. Уинри настаивала на том, что надо ехать в Централ.