О, Иоанн (1/1)

Они свернули со щебневой дороги, в то время как большая часть процессии двинулась дальше. Вместе с машиной Эби остался лишь один минивэн, не украшенный даже пушкой. Сердце Эби заколотилось: это был шанс сбежать.Её вытащили из салона, и пришлось прикрывать ладонью глаза, настолько ярко горело солнце. Они покинули горы, и пахло здесь не лесной свежестью, а скошенной травой и фермами. Эби открыла глаза и увидела порог шикарного ранчо. Сколоченный из тёмных брёвен, почти что замок, оно было самым шикарным, что довелось ей увидеть в этих дикарских местах.—?Двигай,?— зловредная сектантка толкнула её в спину.—?Где мы?—?Тут за тобой присмотрят, пока Иаков не вернётся,?— но Эби сомневалась, что какой-то холеный домик сможет удержать её после каменных стен ветеранского центра, поэтому только хмыкнула.—?Да ты и впрямь как солнце в зените, сестра,?— по лестнице ранчо, как король по ступеням трона, спускался высокий мужчина. Черноволосый, с аккуратной бородой, он был бы настоящим денди без уродующих его тело тату. ?Партаки?,?— как наяву Эби услышала ворчливую Хадсон и вздрогнула. К ней ?подплывал? сам Иоанн Сид. Младшенький из убийц.Мужчина уделил сектантам внимания не больше, чем камешкам под начищенными ботинками, и взял Эби под руку не спрашивая разрешения. От него пахло табаком, едкими мужскими духами и свежестью долины. Помощница дернулась, как заяц в силке, но лукавая улыбка остановила её от безумного побега.?Значит позже?,?— кивнула она себе и позволила вести себя.—?Что всё это значит? Почему Иаков уехал, а я здесь? —?он ввёл её в холл своего шикарного жилища и остановился.—?Любопытство,?— его мозолистый палец лёг на её губы,?— ведёт к открытиям, которые ты на самом деле знать не желаешь. Придётся подождать.Он усадил её в кресло, сбоку уже стояли сектанты. Её разве что наручниками не приковали к подлокотникам, пока Иоанн вышагивал полукругом, то ища бокалы, то наполняя их чем-то янтарным. Он двигался как скованный клеткой кот, дикий, но присмиревший. На фоне Иакова, нечесаного охотника, его младший брат выглядел приёмышем.—?Эби,?— он, наконец, уселся напротив.?Даже сидит как барышня?—?Иоанн,?— сымитировала она его тон.—?Старший брат жалуется, что ты не ломаешься, что у тебя какой-то внутренний барьер. Круассан? —?она подхватила пальцами угощение с протянутой им тарелки. ?Надеюсь, там яд?.—?Спасибо.—?Не понимаю, чем он недоволен?— ты же прелесть,?— он гортанно засмеялся, и Эби всё поняла. Маска манерного и самого доброжелательного из братьев спала, когда он издал этот звук. Точно такой же смех был у Иакова, когда тот гонял кого-то во дворе: издевательский, громкий и самоуверенный, без нотки всего этого приторного блеска. Просто наглый мужчина. Такой же охотник, как и они все, только добивает словами.—?Он очень мил со мной. Пару недель морил голодом, теперь знакомит с семьёй… Если не погибну?— поблагодарю его за тёплый приём.—?К вечеру он уже будет здесь, так что возможность представится. Но он, конечно же, не прав. Такой подход явно не работает с тобой,?— и Эби поняла, что этот будет пудрить ей мозги до победного. ?За этим меня привезли,?— вскрикнула она в мыслях. —?Лучше бы сразу отдал волкам?.—?Моей подруги на празднике не будет? —?подыгрывая маленькой сценке, которую затеял Иоанн, она всё же поняла, что голос дрогнул. И он это заметил.—?Мы не настолько с ней подружились, как вы. Будь она посмирнее?— однозначно бы взял,?— он заговорщически нагнулся к ней и оттянул ворот рубашки.У Эби холодом свело внутренности, заслезились глаза: на его ключице красовался укус. Не такой как могут оставлять несдержанные любовники, а настоящая попытка выгрызть кусок мяса, но следы были от человеческих зубов.А голубые, как небо над Монтаной, глаза Иоанна горели хитро, как у ребёнка с большим секретом за душой, который он только что великодушно открыл. Эби дёрнулась, смахнула рукой тарелку с угощениями, и та разбилась осколками. Сектанты по обе стороны от неё схватили её за руки, но она, больно выгибая себе руки, вырвалась и схватила самый большой обломок. Неровные края порезали ладонь. Доля секунды и острый конец проносится у Иоанна перед носом, тот едва успевает увернуться, когда она снова заносит руку. Но оступается от удара под дых и падает на спину. Начищенный ботинок вдавливает собственное оружие в ладонь. Каблук крошит керамику, и Эби чувствует, как та входит до кости.Она кричит, а Иоанн смеётся.—?Видишь, как Иаков неправ? Нужно лишь надавить в нужное место,?— он слегка поворачивает ногу, и осколок раздирает рану ещё сильнее. От боли Эби потеряла сознание и не услышала его гордой речи.А пришла в себя уже на закате. Оранжевое небо лизало вершины холмов вдалеке, и Эби долго наблюдала как сползает эта тёплая волна. Глаза горели от сонных слёз, забинтованную руку жгло. Она была всё на том же ранчо, уложенная на какой-то диван, а у изголовья очередной дежурный сектант. Он заметил, что она очнулась, постучал в дверь рядом, и скоро вошел охотник Иакова.Не то чтобы она была ему рада, но он хотя бы привычное зло. Не моргая, она смотрела на него.—?Вставай.—?Что б ты сдох.—?Поднимай жопу,?— он вцепился в её локоть и рванул наверх. Эби вскрикнула и неловко встала на ноги. Боль в руке была такая, что слёзы снова полились по щекам, хоть она и пыталась их контролировать.—?Я не этого у тебя просил,?— услышала она, пока спускалась по лестницам. То был голос Иакова, и Эби он вдруг представился родной мамочкой. Злой, но хотя бы знакомой и предсказуемой.—?Да, я что-то не расслышал что именно…—?Три часа подержать под замком?— это так сложно для тебя?—?Я хотел как лучше, но, вышло, в правду не очень,?— Иоанн оправдывался, поняла Эби. При своих рабах, но оправдывался перед братом.—?В день твоего рождения я услышал это от матери… —?Иаков собирался сказать ещё что-то, но Эби и её сопровождающий вошли в зал. Сид-старший оглядел её, снова бросил взгляд на Иоанна. Тот стоял прямо, и всё же, казалось, он был наготове. Его уязвлённое лицо было ей лучшим обезболивающим.—?Едем,?— в итоге кивнул Иаков и сектанты закопошились.Снова на подъезде стояла куча машин, и играла промывающая мозги музыка. Когда её запихивали в салон, Эби успела найти глазами Иоанна. И тот смотрел на неё не зло, но с любопытством. Это испугало сильнее, чем громкая угроза расправы.