Часть 2. Глава 3. Наруто (1/1)

Я и глазом не успел моргнуть, как у меня появился новый брат. Классный брат! Всё то время, что мы учились в одном классе, я считал его странным и ни разу не пытался заговорить. А после того как мы, мокрые до нитки, влетели в прихожую дома моих предков, он вдруг стал частью семьи, одним из самых близких и… родных? людей на свете. Я подпустил его так близко к себе, как не подпускал никого, кроме… Проклятье! Почему даже сейчас я думаю о нём? Я ведь злюсь обижен… и уже ничего не понимаю. Я позволил Саю заглянуть мне в душу. Понятия не имею, почему. Может, потому, что он действительно хороший парень… или потому, что уже готов подпустить Саске ещё ближе, слиться с ним в одно. Нет, блин, я об этом не подумал! Не думал! Не… Сходить что-ли побиться головой об стенку, чтобы не думать о всякой фигне? Я понял одно – их бессмысленно сравнивать. Не смотря на сходство каждый из них уникален..Какая-то заумь лезет в голову. Кажется, я перезанимался.

Но как же я был раз видеть Дея-нии! Ка-Бум совсем не изменился. Даже причёска всё та же, хах… А ведь мы так редко видимся. Ка-Бум-нии-чан ведь студент универа, того самого, в который наверняка попадёт Саске. Как же я ему завидую… Ксо!Я тоже хочу быть рядом с любимым. Пусть у него их два. Я никогда не стал бы разделять свою любовь. Ладна, лучше не говорить о том, чего я не понимаю. Я не был на месте нии, не мне его судить. Просто… он причиняет боль Итачи-нии, старшему брату Саске. И я не знаю, как поступить, что чувствовать и на чьей стороне я должен быть. Я ведь хочу помочь обоим. Только тут… я ничем не могу помочь. Лишь стоять и смотреть. Потому что это не моя жизнь и у меня нет права лезть в неё. Да я и всё равно понятия не имею, что нужно исправлять, чтобы всё стало в порядке, все счастливы и тэпэ.

Наверное, только об этом я не решился поговорить с Саем. Потому что не моя тайна. В остальном я рассказывал всё. Почти всё.

Даже проводил в мамину мастерскую и показал её тайную комнату. Полутёмная, с плотно занавешаным шторами она разительно отличалась от остальных. Задрапированные чёрным стены, стилизованные под свечи светильники… И множество картин – на стенах, на полу, на подоконнике, на мольбертах и даже на потолке. Листы ватмана, полотна… всё что угодно, на чём было бы можно рисовать. И везде одно лицо. В разных вариациях, написанное разными стилями, с немного различными чертами лица, с иными причёсками, одеждой. Словно художник не был уверен до конца в том, как выглядит его модель. Да он… то есть она и не была уверена, не могла быть уверена, потому что никогда не видела этого человека, лишь представляла себе. Удивительная хрупкая девушка, очень похожая на меня – по крайней мере, так говорила мама – с золотистыми, как у меня и отца или клубничными, как у неё волосами, с ярко-голубыми или тёмно-зелёными глазами, непременно стройная, полногрудая и весёлая. Мама рисовала её снова и снова, ребёнком и взрослой, невестой и матерью, даже старушкой, одну или в окружении семьи, моих друзей и… Только никогда – мёртвой. Была одна картина, где эта девушка спала, одетая в длинное белоснежное платье, на роскошной кровати с золотыми столбиками, шёлковым балдахином и виднеющимися сквозь окно плетями шиповника – точно в сказке о спящей красавице. Сложенные на груди руки, плотно закрытые глаза… Словно мёртвая. Но всё-таки живая, ждущая своего принца.

Она дышала, улыбалась, жила только на этих картинах – эта странная почти волшебная девушка из маминых грёз. Смотреть на неё было немного больно, сердце щемило от давнего, застарелого, но совсем не забытого горя. Я, наверное, хотел бы увидеть её во плоти, услышать её смех, поговорить, обнять, прижать к себе, ходить вместе в школу, веселиться и доводить до белого каления всех окружающих совместными выходками. Только это невозможно. - Как её зовут? – мой новый брат кивнул на заполняющие комнату портреты, на девушку, что жила в них, существуя только в красках.- Нарука… Наруми, Наруха, Нару… Конару, Нацунару, Нарумаки… Так называет её мама. На самом деле у неё не было имени, - каждое слово даётся мне с трудом. Не хочется ни говорить, ни вспоминать об этом. Но в то же время мне нужно выговориться, разделить с кем то тяжкий груз прошлых обид и горечи, тоски по несбывшемуся и необретённым потерянному. Я передёрнул плечами, борясь с застывшей во времини болью, пытаясь совладать с собственными воспоминаниями, осколками разбитого стекла застрявшими в сердце.- Почему? – стоящий рядом со мной парень слегка вздрогнул и обернулся, гляде слегка расширенными бесконечно чёрными глазами в моё лицо. Не знаю, что он там увидел. Но впервые мне открылись отблиски каких-то эмоций на всегда безразличной маске. Сейчас я мог ему рассказать то, что раньше поверял только Саске… Саске. Вот о ком лучше не думать сейчас.- Потому, что она так и не родилась на свет… Когда мне было пять, мама ждала ещё одного ребёнка. Носила под сердцем долгих пять с четвертью месяцев. Считала дни до появления на свет новой Узумаки-Намикадзе. Холила и лелеяла, выбирала имя и приданое. Почему-то она была уверена, что родится девочка… Мы с папой ходили за ней хвостиком, помогали во всём и точно так же светились от счастья. И тоже не могли дождаться прибавления в семействе. Только она этого не замечала, поглощённая мыслями о малыше, растущем в её животе. Она так сильно его любила, что это было похоже на одержимость, настоятельную потребность, как в воздухе, воде и сне. И всё шло так хорошо! Но пьяный водитель сбил её на переходе. Её и ещё нескольких человек. Эти несколько человек погибли. Мама чудом осталась жива. Но ребёнка, новый смысл её жизни она потеряла. Блин, я был маленьким и ничего особо не понимал, кроме того, что долгожданного маленького братика или сестрички у меня уже не будет. Я старался не расспрашивать маму, видя, что разговоры о малыше её расстраивают. Я старался отвлечь её историями о своих проделках в детском саду. Но мама стала какой-то чужой, печальной, отстранилась и перестала что-то замечать вообще. Моя весёлая сильная мама угасала. И смотреть на это… видеть это… Но всё стало намного хуже, когда она вернулась домой. Отчаявшаяся, замкнувшаяся в себе, переполненная горем, которое не хотела ни с кем делить, она вновь и вновь пыталась покончить с собой. Мы с папой и Деем прилагали все силы, чтобы удержать её. Микото-сан постоянно дежурила где-то рядом, Фугаку сан был готов приехать в любую минуты. Даже Хиаши-сан и его жена волновались, хотя мама когда-то здорово пропесочила им мозги… Чета Хьюга стала близкими друзьями нашей семьи после этого. У мамы вообще было… да и сейчас есть много друзей. И все они тогда были как на иголках, каждую минуту обрывая нам телефон. Все пытались утешить и поддержать. Но всё было бесполезно. От мамы осталась лишь тень бледная, сломленная и отчаявшаяся. И мне всё казалось, что мамина жизнь ускользает, истончается, развеется вскоре по ветру. Мне было страшно. Всё время. Постоянно. Я не мог уснуть, а когда засыпал – мне снились кошмары. Бесконечные, бросающие в пот и лишающие разума. После них я громко плакал, хотя парни не плачут. Но только отец приходил ко мне. Однажды я не выдержал и спросил: «Мам, я тебе больше не нужен? Ты так хочешь отправиться вслед за сестричкой Нару… Ты меня больше не любишь? Я тебе надоел? Ты хочешь бросить меня?». Я говорил ужасные вещи, но просто не мог остановиться: «Я мечтал научить её собирать модельки, играть в снежки, драться… Похвастать ею перед Саске-теме, говоря: «А у тебя только старший брат есть!»». Я выплёскивал ту боль, что во мне накопилась, неосознанно показывая, что не ей одной плохо, выпуская на свободу тоску, чуть не разорвавшую меня самого, о родном человечке, к существованию которого я успел привыкнуть, которого сам успел полюбить, которого с нетерпением ждал увидеть… и который никогда не будет рядом со мной. «Она для тебя важнее меня? А как же я… я? Так не честно!»Проведя рукой по лицу, я стер неощутимые дорожки тепловатой влаги. Слёзы. Не думал, что буду рыдать как кисейная барышня… Ну ладно, как кисейный брутальный парень. Но это действительно больно – вспоминать. Невозможно удержаться от слёз. И когда я просыпаюсь от кошмаров о тех днях моё лицо и подушка всегда мокрые. Как ребёнок. Как девчонка. Но слишком больно…- Я убежал к себе и закрылся в комнате. Долго плакал и не мог успокоиться. Мне было всё равно, кто пытается достучаться до меня в запертую дверь. Я никого не слушал, никому не отвечал. Знаешь, кто меня спас тогда? Саске. Я не отзывался и не обращал внимания ни на кого, пока не пришёл он. Постучал ногой и крикнул во всю мощь своих лёгких – он знаешь как может орать! барабанные перепонки лопаются. Он крикнул мне: «Выходи!». Я слез с кровати, волоча на себе одеяло, сел у двери, закутавшись, привалившись к ней спиной. Саске точно так же сидел по другую сторону. Я не мог этого видеть, но точно знал. Потому что сам поступил бы так же. Мы долго молчали…Я и сам замолчал. Во рту сильно пересохло и голос, кажется, охрип. Сай подорвался куда-то и через пару минут вернулся с двумя кружками. В одной была минералка, в другой – апельсиновая газировка. Апельсинку он протянул мне. Чуть сладкая, чуть терпкая освежающая пузырящаяся шипучка потекла в горло, освежая. Говорить стало легче. Я сделал пару глотков прежде, чем продолжать. Сай терпеливо ждал, потягивая свою минералку. Ничего не сказал. Ничего не спросил. Но я точно знал, что мой рассказ всколыхнул его чувства – это отражалось в глазах, в чуть печальной улыбке, в наклоне головы. Почему-то я был рад, что рассказал ему всё это.- «Ты поступаешь нечестно». Вот что произнёс он после долгого молчания. Сейчас я понимаю, что он был прав, но тогда… Я не мог с ним согаситься. Мне было слишком плохо. Я чувствовал себя одним во вселенной, брошенным и забытым, слишком обиженным, чтобы прислушиваться к голосу разума или совести. «Это… она… нечестно…» - всхлипнув, обиженно пробуднил я, плотнее закутавшись в одеяло, словно прячась под ним от мира. Выходить не хотелось. Ничего не хотелось. Мы снова молчали. Долго… На этот раз тишину, повисшую почему-то во всём доме, прервал я: «Я боюсь, что выйду отсюда, а мама умерла…». И тогда мама, всё это время простоявшая рядом с ним, разрыдалась. Я не мог не узнать её голос, хоть он и звучал так беспомощно, так виновато, что я и сам почувствовал вину и стыд, от её всхлипываний сжималась сердце. «Я не оставлю тебя, я никогда тебя не брошу…» - говорила она и я не мог ей не верить. Я впустил её. Мама схватила меня в объятия, гладила по голове, обещала, что всегда будет рядом, что больше никогда не предаст, что… не хочет потерять ещё и меня. Я плакал вместе с ней.Это всё, что я рассказал Саю. Но поток воспоминаний уже было не унять…Я плакал в маминых крепких объятиях. Папа обнамал нас обоих. Микото-сан вытирала слёзы платочком, а Фугаку-сан крепко держал её за плечи. Даже Итачи-нии и Шису-нии были там. Дей-нии жался к папиным ногам, прятался от чужаков, но всё равно не убегал в свою комнату.

Мы с мамой рыдали в голос.А Саске просто стоял рядом. И улыбалсяТем же вечером мы хорошенько смахнулись… и предки отправили нас под домашний арест на сутки.

Правда, мама потом обнаружила этого теме мирно посапывающим в моей кровати, тесно прижавшимся ко мне…А потом начался кошмар в семье Учих – измена, больница, наркотики, суд над Инаби и Теккой… Всё это время я пытался не оставлять его одного. Всё осложнялось тем, что мне приходилось ходить в эту чёртову школу, а его не пускали, настояв на домашнем обучении. Но после уроков я каждый день мчался к нему, прикрываясь тем, что мне нужна его помощь… Ну, типа, я идиот и ничего сам понять не могу. Я даже специально не слушал учителей, ничего не запоминал из их нескончаемого трёпа и ничего не учил, потому что Саске всегда объяснял интересней, чем сенсеи или учебник. Он рассказывал даже о том, чего в книгах не было, чего не рассказывали на уроках и, может быть, даже учителя не знали. С ним было весело. Несколько раз я проводил его на территорию школы, показывая старых общих друзей и своих новых, которые, я надеялся, скоро тоже станут общими. Так, в общем, и случилось, только пришлось долго ждать – до самой средней школы. Я даже без зазрения совести прогуливыл уроки только чтобы подольше побыть рядом с ним.Наша дружба была странной с самого начала.Тогда я влюбился в Сакуру-чан. Или думал, что влюбился. Так или иначе, она мне очень понравилась. Но не позволяла приблизиться и всюду ходила со своей подружкой-не-разлей-вода Ино. Тогда она была скромной, стеснялась парней. Но удар её уже тогда был… зашибись. Только если сейчас она дерётся когда злится, то тогда – из-за смущения. Стоило к ней подойти, заговорить, как она тут же рдела маковым цветом, толкала в грудь и убегала. Это было тяжёлым испытанием для моего тела. Маме даже казалось, что у Сакуры андорофобия. Но я-то знал, что Харуно просто очень робкая…

Мне и самому было неловко рядом с ней. Я стеснялся и поэтому вёл себя как дурак. Пугал её… В общем, оба хороши были. Бесплатный цирк, честное слово.

Но тогда меня сильно задевало, что она не позволяла мне даже подружиться.

Короче, я влюбился и долго не решался признаться, ходил с разбитой рожей, разбитым сердцем и страдал. Но даже тогда Саске был для меня важнее. Быть с ним, поддерживать… Я бы не променял это даже на согласие Харуно встречаться и её ответные чувства. С ним я хотел быть сильнее, чем с кем бы то ни было. Я просто не понимал… Почти каждое утро или Итачи-нии, или Мадара-оджи заставали меня в его постели… Ничего такого, мы просто спали. Но сам факт… Блин, даже вспоминать об этом стыдно! А когда его решили отправить на курорт, а мне запретили ехать с ним, я сделал так, что в школе меня отстранили от занятий… В обшем на тот курортмы всё-таки вместе поехали. И так здорово оторвались, что сотрудники отвеля, владельцы местных лавочек и стюардесса попросили Учих-старших в следующий раз не брать с собой «мелких демонят, чуть не сравнявших их обожаемый рай с землёй».Но как-то так получалось, что даже вдали от Саске я вроде как оставался рядом с ним.И всё-таки из-за времени, проведённого поразнь – времени, которое я должен был уделять школе, друзьям, Сакуре и родной семье – мне Саске всё время было мало. Мне его не хватало… И ему наверняка точно так же не хватало меня. И чем старше мы становились, тем короче были наши встречи, а разговоры по телефону чаще и длинней… но их было недостаточно.

Поэтому я был так счастлив, когда в средней школе он стал, наконец, моим одноклассником…Почему-то я так и не решился рассказать Саю о Саске.