Глава 2 (1/1)

Бесконечный отчаянный вопль человека, пытавшегося стряхнуть с себя горящую шкуру, дурнотой отзывался во всем теле Лютика. Когда Геральт шагнул к тому, что выл, стоя на коленях с руками полными собственных кишок, бард, не выдержав, отвернулся, и тут в ноздри ему ударил кислый запах немытого тела, а рот накрепко зажала чужая рука. Он рванулся было, попытался уцепиться за седло Пегаса, но чужие пальцы зажали и нос, и через несколько панических попыток втянуть хоть каплю ночного воздуха он почувствовал, как ноги становятся ватными, а в глазах темнеет.Когда спустя целую вечность чужая ладонь немного разжалась, давая Лютику возможность вдохнуть, он принялся хватать воздух, словно выброшенная на берег рыба, не обращая внимания даже на то, что от все еще маячивших перед лицом пальцев несет дегтем, навозом и застарелым потом.Его волокли куда-то, обхватив за грудь и полностью обездвижив руки, сообразил Лютик. Ноги болтались, цепляясь каблуками за землю и доски, когда они пересекали крестьянские дворы. Судя по тому, что волокли в полной темноте, похититель прекрасно ориентировался в путанице кметских подворий.— Лютик!!! — где-то совсем недалеко послышался оклик Геральта, и Лютик сообразил, что, должно быть, лишился чувств совсем ненадолго, но прежде чем он сумел набрать воздуха, чтобы крикнуть, вонючая ладонь снова заткнула ему рот.Лютик замычал, выворачиваясь что есть сил и отчаянно пытаясь попасть каблуком сапога по какому-нибудь уязвимому месту похитителя, но тот был мало того, что силен как бык, так вдобавок настолько же толстокож.— Тс-с, пташка, — крепко встряхнув, издевательски прошипел ему на ухо похититель. — Лесной бог не любит тех, кто много щебечет.Он толкнул спиной какую-то дверь, под ногами заскрипели доски, зашуршала солома и сильно запахло животными. Со следующей дверью возникла заминка — она только затрещала в ответ на толчок, и похититель, чертыхаясь, на миг отпустил руку, зажимавшую рот Лютика, чтобы повернуть щеколду.— Гер... — завопил Лютик, едва почувствовав, что давление исчезло, но крик тут же оборвался мучительным стоном — его крепко приложили головой о косяк. От виска к затылку прокатилась ослепительная вспышка боли, перед глазами потемнело.— Те же велели заткнуть клювик, пташечка, — услышал Лютик злобное шипение, а потом земля ушла у него из под ног. Его перекинули через плечо, словно куль с картошкой, кровь прилила к голове, и он окончательно потерял сознание.***Геральт крутанулся на пятках, но послышавшийся ему вдалеке вскрик больше не повторился, как бы он ни вслушивался в ночь.—Ладно, — сказал он вслух, заставляя себя дышать медленно и размеренно, — ладно.Один из ближайших домов пустовал, и Геральт подозревал, что еще до исхода ночи встретится с его обитателями точно так же, как с теми, что лежали теперь бездыханные с отметинами ведьмачьего меча. Калитка не устояла перед крепким пинком. Ведьмак завел лошадей под навес, привязал, снова запечатал калитку знаком ?Ирген?, стремительной тенью перемахнул невысокий забор, отделявший двор усадьбы от большого огорода, распаханного на зиму, и побежал в ту сторону, откуда раздался крик.Перебравшись через изгородь, разделяющую два хозяйства, он на миг остановился, прислушиваясь. В ближайших домах были люди. Благодаря эликсирам он улавливал отголоски тихих перешептываний, треск огня; где-то заголосил и тут же успокоился младенец — видимо, мать подхватила его на руки. Геральт побежал дальше. В одном из домов испуганно вскрикнули, когда он, не таясь, прогремел сапогами по доскам двора.— С Саовиной вас, люди добрые, — процедил он, перемахивая через невысокий забор и приземляясь в какой-то куст в палисаде.Пробежав немного вверх по улице, он замедлил шаг, огляделся. Кричали примерно отсюда, плюс-минус несколько локтей*******. Чуть дальше по улице стоял большой сарай, судя по запаху — коровник. Повинуясь неясному чутью, Геральт повернул туда.Хозяев в усадьбе не было, мрачно отметил он про себя. Животные беспокойно переступали в стойлах — может, тоже чувствовали разлитое в воздухе напряжение колдовской ночи, а может, кто-то их побеспокоил. Дальняя дверь коровника тихо скрипела, хлопая на ветру. На косяке, по которому Геральт скользнул рукой, было что-то липкое. Он расширил зрачки, хотя с ?Кошкой? этого практически не требовалось. На темном от времени дереве тускло поблескивали потеки крови, к которым прилепилось несколько каштановых волосков.Геральт вылетел во двор, ища следы, но влажная после дождей земля была вся перепахана копытами. Он крутанулся — большой сеновал, чуть дальше еще несколько усадеб, справа поля, и за ними далеко темная полоса треклятого леса.— Лютик! — Крикнул он во все горло, наплевав на осторожность. — Лютик!!Сзади зашевелились коровы, налетевший порыв ветра донес запах навоза, перепревших еловых игл и тумана. И только. Геральт поправил над плечом рукояти мечей и побежал к ближайшей видневшейся в темноте усадьбе, сознавая горькую иронию того, что отдал бы сейчас за голос барда все то, что порой клялся отдать, лишь бы тот замолчал хоть на минутку.***Пахло гнилью и сыростью. Лютик лежал на земляном полу, и голова у него раскалывалась. Он попробовал приподняться и с ужасом обнаружил, что не может — руки были стянуты за спиной, грубая пеньковая веревка врезалась в кожу. Он беспомощно затрепыхался, попытался открыть глаза и запаниковал еще сильнее, потому что глаза были открыты, а вокруг стояла непроглядная темнота. Сердце колотилось в груди, как безумное.Ерзая и постанывая от боли, Лютик кое-как сумел сесть. Пошарив за собой связанными руками, он не нашел ничего, кроме комьев земли и торчащих здесь и там тонких корешков. Но, тем не менее, это занятие немного его успокоило, и он даже сумел определить по эху собственного дыхания, что находится в небольшом погребе — не больше нескольких локтей в длину и ширину. Он поерзал еще немного, помогая себе ногами, и вскоре действительно наткнулся на стену. От прикосновения по ней ручейком посыпались комья сырой земли, и Лютик испуганно замер, парализованный иррациональным страхом, что стена осыплется целиком, и он задохнется, погребенный под нею.Наверху под чьими-то тяжелыми шагами заскрипели доски. Лютик вскинул голову и тут же отвернулся, зажмурившись, — в глаза полетели пыль и мелкий сор. Шаги меж тем остановились прямо у него над головой. Раздался стук, скрипнули петли, и в погреб хлынул свет, показавшийся Лютику ослепительно-ярким, хотя на самом деле тот исходил от порядком закопченного фонаря, который держал в руке огромных размеров мужчина. Свет бил Лютику прямо в глаза, и он не мог рассмотреть лица пришедшего — только огромный силуэт в гротескной маске какого-то животного вместо капюшона.— Чтой, пташечка, не щебечется боле? — Мужчина хрипло расхохотался.— Что вам нужно от меня? — хотел крикнуть Лютик, но из горла вырвался только испуганный писк.Говоривший, тем не менее, снизошел до ответа:— Скоро узнаешь, пташечка. Скоро узнаешь.Он вдруг повернул голову в сторону, опуская фонарь, и Лютик разглядел на его голове сдвинутую на затылок, словно капюшон, морду медведя. Длинная шкура зверя была накинута кмету на плечи на манер плаща. Судя по всему, в комнату над погребом вошел кто-то еще и сказал или спросил что-то — Лютик не разобрал с перепугу.— Готов, — ответил меж тем пришедшему человек-медведь, и спросил в свою очередь: — А тот, седой?Лютик весь превратился в слух, но крышка люка с грохотом опустилась на место, оставляя его в кромешной темноте, наедине с паникой.***В одной из изб была простая семья — четверо взрослых и не то пять, не то шесть ребятишек. Кто-то из стариков надтреснутым, уставшим и каким-то бесцветным голосом рассказывал сказку. Геральт обошел их хозяйство стороной. В соседнем доме было пусто — он обыскал все закоулки, с той же методичной эффективностью, с которой обыскивал систему пещер, отыскивая логова горного тролля, или замковые подземелья в поисках штрыги или упыря.В хлевах следующей усадьбы никого, кроме скота, птицы и мышей, не обнаружилось. А вот в доме кто-то был. В погребе под кухней. Геральт не мог понять, один или два человека, ибо даже его обостренный слух еле-еле различал дыхание под слоем земли. Дверь была заперта накрепко — он со всей силы врезался в нее плечом: конструкция жалобно крякнула, но не поддалась. Геральт сжал зубы и, отступив на шаг, ударил ?Аардом?. Дверь слетела с петель, прогрохотала по избе, врезалась во что-то тяжелое и с грохотом повалилась на пол. Геральт уже занес было ногу, когда тяжелая подкова, прибитая над притолокой, закачавшись на своем гвозде, рухнула на крыльцо. Пожав плечами, Геральт переступил порог.В большой печи, делившей избу на несколько комнат, весело трещало пламя. Отдернув занавеску, он заглянул в ближайшую комнату, обежал взглядом кровати со взбитыми подушками и лоскутными одеялами, колыбель, салфетки на подоконниках с вездесущей геранью и вернулся на кухню. Ногой отбросил полосатый половик, вогнал в щель люка погреба лезвие меча и легонько помог себе знаком. Люк, вздрогнув, подскочил в пазах, Геральт легко подцепил его кончиками пальцев, рванул на себя и тут краем глаза уловил какое-то движение.Он выбросил руку, уже складывая пальцы в знак ?Аард?, но в последний момент передумал, потому что на него неслась невесть откуда взявшаяся низенькая, седенькая, полненькая бабулька в платке и с вилами, которые в ее ослабевших руках мотылялись из стороны в сторону. Геральт выпрямился, ловя зубцы на лезвие с намерением увести в сторону, но бабка каким-то чудом удержала вилы ровно, и они впились в стену, пригвоздив-таки одним зубцом край куртки и немножко кожи на плече Геральта.На мгновение повисла оглушительная тишина, во время которой Геральт смотрел на бабку с некоторым удивлением даже, а потом та вцепилась в рукоять вил и завопила, будто резаная:— Марыська, бехи! Хватай дите и бехи! Бехи, голубонька, я его, окаянца, удершшшу!Геральт вздохнул:— Бабушка…. Блядь…Без усилий вытащив вилы из стены и из рук старухи, он отправил их вслед за дверью. Старуха, немедленно замолчав, попятилась, боязливо поглядывая на зажатый в его руке меч.Геральт заглянул в погреб. За аккуратной чистенькой лесенкой, среди кадушек и полок с крынками и горшками, от которых вкусно пахло солеными грибами, колбасами и капустой, скорчилась молодая женщина, закрывая собой маленький, тихо попискивающий сверток.Геральт перевел взгляд на старуху, на сорванную знаком дверь в избу и в сердцах выругался:— Да курва ж вашу ж мать, бабушка!***Лютик не знал, сколько времени провел в темноте. Голова болела, будто ее рассекли надвое топором. Затекшие руки мучительно ныли. Но хуже всего был страх, прочно угнездившийся за грудиной и заставляющий сердце биться быстрее, а мысли лихорадочно перескакивать с предмета на предмет. Он понятия не имел, что могло понадобиться от него этим людям. Да, он частенько попадал в неприятности из-за многочисленных любовных похождений, но в этой треклятой деревне он даже посмотреть ни на кого толком не успел! Ну, во всяком случае так, чтобы стоило, умыкнув его среди ночи, запереть в сыром погребе.Лютик хлюпнул носом. Услышанный обрывок разговора о Геральте тоже встревожил его не на шутку. Он знал, не раз видел собственными глазами, что ведьмак мог за себя постоять практически в любой ситуации, но при мысли о нем в толпе вооруженных топорами, цепами и вилами кметов, вроде того, что похитил его самого, ему делалось не по себе.Лютик постарался сесть так, чтобы поудобнее пристроить ноющие руки. Наверху раздался какой-то звук, и он, испуганно вскинув голову, замер, превратившись в слух. Звук не повторился, и спустя пару минут он разрешил себе перевести дыхание. Подумать только — он-то, глупец, боялся какого-то приснившегося монстра, тогда как от самых страшных чудовищ все это время его, оказывается, отделяли всего лишь стены домов. Подкативший к горлу истерический смех вырвался наружу, и Лютик зашелся безудержным хохотом. Его трясло, по щекам текли слезы.— А ну заткнись! — по крышке люка топнули ногой так, что вниз снова посыпались древесная труха и мусор. Лютик сжался, пряча голову, но перестать смеяться не мог.— Ополоумел он тама чтоль… — проворчал сверху незнакомый голос, а потом крышка люка, заскрипев, откинулась, и его окатило потоком ледяной воды. Он поперхнулся, закашлялся и замолчал. — Во, друго дело, — довольно сказал прежний голос.Пытаясь проморгаться, Лютик поднял голову. Возле открытого люка стояла невысокая старая женщина с неприятным, жестким лицом. В руке она все еще держала деревянную кадку.— Помогите… — взмолился он, но крышка люка уже упала на место. Лютик закрыл глаза, по мокрому лицу вперемешку с водой потекли горячие слезы.***Бабка сверлила ему спину взглядом до тех пор, пока Геральт не перемахнул через забор, снова оказавшись на улице. Потом хлопнула наскоро прилаженная обратно дверь и проскрежетал засов.— Курва, — проворчал Геральт, задирая голову к темному небу. Дело шло к полуночи, и он физически чувствовал, как заканчивается отпущенное Лютику время. — Блядь.Он рассеянно потер спрятанный на груди ведьмачий медальон — ему начало казаться, что тот снова начал теплеть, хотя сказать наверняка он не мог, слишком занятый поисками. Геральт начал было зубами стаскивать перчатку, как вдруг, замерев, втянул сырой ночной воздух и почувствовал, как волосы на загривке становятся дыбом.С северного конца деревни потянуло дымом от открытого огня.***Когда за ним пришли, Лютик уже не плакал. Он вообще впал в какое-то равнодушное оцепенение. Не вздрогнул, когда откинулась крышка люка и вниз спустили грубо сколоченную лестницу. Попытался встать, когда человек в медвежьей шкуре приказал ему, но не смог, и тот, ругаясь, полез вниз сам и вытащил Лютика, взвалив его на плечо и больно стукнув крестцом и затылком о раму.Наверху оказалось довольно просторное помещение без окон, сложенное из потемневших от времени бревен. По верхним венцам тянулась причудливая резьба, впрочем, слишком закопченная от времени, чтобы ее можно было толком разобрать. Все убранство составляли несколько тяжелых сундуков, некоторые были еще открыты, и было видно, что внутри навалены шкуры каких-то животных.Лютика грубо вздернули на ноги, он покачнулся, но устоял. Женщина, которая окатила его водой, подошла к нему. Теперь на ней тоже была накидка с грубо исполненным капюшоном в виде какой-то лесной птицы, тетерева или глухаря, с которым удивительно гармонировало ее жесткое, жестокое даже лицо. Перья, нашитые на накидку и капюшон, порядком пообтрепались. Взяв Лютика за подбородок, она повернула его к свету, осмотрела ссадину на виске и, изогнув губы, отпустила, видимо, удовлетворившись увиденным.— Ишь, как притихла птаха-то! Ужо не чирикает! — грубо захохотал кто-то за спиной Лютика. Тот вздрогнул, и гогот усилился.— Довольно! — резко оборвала женщина-птица. — Пора. Он скоро выйдет.Смех стих, лица посерьезнели, и Лютику даже в его оцепеневшем состоянии показалось, что на них отчетливо проступила печать страха.— Идем, — сказала женщина Лютику, цепкой, как у хищной птицы, рукой ухватив его за плечо.И он пошел, покорно переставляя ноги.***Если у Лютика и мелькнула мысль о побеге, она исчезла, стоило ему только переступить порог. На поляне, ярко освещенной светом воткнутых в землю полукругом факелов на высоких подставках, собралось не менее трех дюжин человек. Когда они повернулись на скрип двери, Лютик разглядел, что на всех были шкуры и капюшоны-маски в виде голов различных животных — волков, рысей, козлов, коров, овец. На одном была жутко оскаленная кабанья морда с пожелтевшими, но все еще грозно торчащими клыками. Лютика пробрала дрожь, он споткнулся, поневоле замедляя шаг, но женщина-птица больно сжала пальцы, и он побрел дальше.Стараясь не смотреть на обращенные к нему жуткие морды, Лютик перевел взгляд вперед и вздрогнул. На самой границе света и тьмы, которую очерчивал полукруг факелов, на расстоянии четырех-пяти саженей друг от друга возвышались три высоченных — в два человеческих роста — столба. Но в первое мгновение Лютик даже не замечал их, потому что дальше, совсем рядом с ними, возвышалась темная, молчаливая стена проклятого леса.— Нет, — прошептал он, останавливаясь, и не обращая внимания на больно впившиеся в плечо пальцы женщины в маске птицы. — Нет! — Он затряс головой, чувствуя, как спадает охватившее его оцепенение и все его существо захлестывает давешний животный ужас. — Не…Хлесткий удар оборвал рвущийся из горла крик. Перед глазами вспыхнули звезды, земля качнулась, и он понял, что упал на колени. В голове снова плескалась боль, губы были горячими и отдавали медью.— Отойди ты, Ирга, — проворчал откуда-то знакомый голос, и Лютика снова вздернули на ноги. — Ты веретено-то от хера не отличаешь, тупая баба, а туда ж.Лютика протащили немного вперед, толкнули, и он упал, не удержавшись и не успев сообразить, что не может подставить по-прежнему связанные за спиной руки. Удар почти вышиб из него дух. В бедро и под ребра больно уперлось что-то твердое. В нос ударил запах сырого дерева.— Да полно ж валяться, чай не девка, — проворчали рядом, и Лютик наконец узнал голос, принадлежавший не кому иному, как хозяину корчмы под названием не то ?Полный чванец?, не то ?Щедрый горнец?.Лютик разлепил зажмуренные от боли глаза и вскрикнул от ужаса при виде склонившейся над ним жуткой кабаньей морды с оскаленными клыками и мертвыми провалами глаз.— Подымайся, — корчмарь вздернул его на ноги, и Лютик понял, что упал прямо на грубо сколоченные ступени, ведущие к деревянному помосту у центрального столба.— Что происходит? — спросил он, даже не пытаясь скрыть предательскую дрожь в голосе. — Что вам от меня надо?!— Чтоб ты спел, певун, — глухо донеслось из-под маски. — Чтоб ты спел для Лесного бога единственную песнь, которая Ему нравится.— Что? О чем вы?— непонимающе залепетал Лютик, но больше никто не собирался ему отвечать.Втащив барда на маленькую, неогороженную площадку, корчмарь толкнул его к столбу, больно ушибив многострадальные руки, и принялся деловито привязывать. Лютик не мог ни пошевелиться, ни сопротивляться — даже вопль ужаса намертво застрял в глотке, — потому что вся площадка, все ступени, как он отчетливо видел теперь, были покрытыми застарелыми бурыми пятнами того, что могло быть только кровью.Лютик поднял глаза, бездумно глядя поверх плеча корчмаря, проверяющего веревки на крепость, и вот тогда-то крик вырвался из его горла, словно пробка из бутылки лучшего туссентского вина. Потому что на таком расстоянии он отчетливо мог видеть ближайшие ряды деревьев, с торчащими из потемневших от времени стволов высохшими, словно обглоданные кости, ветвями. А также насаженные на эти ветви тела. Десятки, дюжины тел, от совсем истлевших, до еще источающих тяжелый смрад смерти.Внизу раздались приветственные возгласы, а корчмарь издал звук, напомнивший помутившемуся от страха рассудку Лютику довольное хрюканье.— Пой, певун, пой. — Он принялся тяжело спускаться по ступеням. На последней обернулся, глядя вверх на привязанного барда: — Лесному богу нравится эта песня.Слова его были встречены одобрительным гулом собравшихся. Лютик умолк, обвиснув на веревках. Ноги не держали. Этого не может быть, колотилась в висках единственная мысль, просто не может быть! Не может! Не может! Порыв холодного ветра швырнул в лицо пригоршню иголок. Лютик отвернулся, зажмурившись, и сквозь грохот крови в ушах услышал, как рядом кто-то хлюпает носом.Он поднял голову. На столбе слева точно так же как он сам был привязан сопливый мальчишка-прислужник из корчмы. Лютик повернул голову в другую сторону — у столба справа стояла, выпрямившись в путах, старушка с цепкими руками и очень спокойным сейчас лицом. Она была без платка, редкие седые волосы трепал ветер. Почувствовав на себе взгляд Лютика, она повернулась и горестно покачала головой, словно добрая бабушка при виде непутевого внучка.— Уешшать тибе шлешовало, милок, — прошамкала она, — Уешшать. Токма пошно уше. Пошно…Перед глазами все расплылось, и Лютик понял, что снова плачет.Меж тем на поляне позади столбов с пленниками воцарилась почтительная тишина, нарушаемая только потрескиванием факелов. Скосив глаза, Лютик увидел, что собравшиеся дружно обернулись в сторону молчаливой стены леса. Некоторые опустились на колени, воздев руки в немой мольбе. Другие мерно раскачивались, будто в трансе.Вероятно, именно поэтому никто из них не заметил, как на самой границе отбрасываемого полукругом факелом света, соткалась из тьмы высокая белоголовая фигура.— Ну, с Саовиной, люди добрые, — процедил Геральт, вступая в круг света.Отблески огня заплясали на лезвии обнаженного меча.***Первым его заметил высоченный мужик в маске из головы медведя. Геральт, и не подумав ускорить шаг, оскалился, как умел — мерзко, жутко.— Эй, — в глухом голосе человека-медведя послышалось откровенное замешательство. — Вона второй-та, людишки… — забормотал он, торопливо копаясь в складках тяжелой шкуры в поисках какого-то оружия. — Людишки!Последнее он закричал, когда Геральт уже прыгнул.— Люд… — Меч, усиленный инерцией прыжка, развалил ему голову вместе с маской, шею и застрял в грудине. Геральт, высвобождая лезвие, пинком повалил тяжелое тело на землю.— Следующий? — вкрадчиво спросил он, крутанув меч в руке. Разлетевшиеся капли крови щедро окропили остолбенело уставившихся на него людей в звериных шкурах.Стоявшая совсем рядом женщина в маске в виде морды овцы дико завопила, и тут, словно отвечая на ее зов, в глубине доселе тихого леса раздался треск, словно бы к опушке, к освещенным огнями столбам продиралось какое-то очень большое животное.Вопль немедленно смолк. Женщина, как подрубленная, повалилась на колени, уткнувшись лбом в высохшую затоптанную траву. Один за другим люди в масках следовали ее примеру, и только тучный тип в кабаньей голове, суетясь, подталкивал к ведьмаку четверых рослых мужиков.— Ведьмин окаянный помешает Его трапезе! Он не примет дар! Да мы с голоду подохнем в следущем годе! Хлеба запаршивеют! Скот поляжет! Детишек мор возьмет!Увещевания возымели силу. Трое — невысокие, но кряжистые, как один в волчьих масках — шагнули вперед. Четвертый, в маске козла, приосанясь, вроде бы шел за ними, поигрывая цепом, но в движениях его чувствовались сомнение и неохота. Ветви трещали все ближе, кто-то — не Лютик, его Геральт узнал бы — тоненько вскрикнул: так пищит мышь, которую коту удалось загнать в угол, за мгновение до того, как ее хрупкий позвоночник хрустнет в пасти.— Кур-р-ва, — прорычал Геральт, кидаясь вперед. Те трое, вопя, помчались ему навстречу.Когда-то очень давно Весемир, старый наставник Геральта, говорил, наставляя юных, только-только получивших медальон и готовившихся выйти на большак ведьмаков: ?Рыцари не представляют угрозы потому, что дерутся честно. А вы не деритесь, вы не рыцари, а большак не турнир. Один на один, на двое да на полдюжины даже вам не страшны. Бойтесь только озверевшей толпы с вилами и топорами. Избегайте, если можете. Если не можете — бейте тех, кто ближе, и бегите. И никогда, слышите, никогда не позволяйте себя окружить!?Сейчас Геральт как никогда был благодарен за однажды преподанный урок. Волки зашли с трех сторон — но не потому, что пытались зажать его в кольцо, а потому, что каждому требовалось место для замаха. У одного были вилы, у двоих длинные топоры дровосеков. Геральт в последнее время особенно невзлюбил вилы, а потому рубанул быстро, наотмашь и не щадя. А дальше было совсем просто. Последнего, в маске козла, он просто стукнул навершием рукояти по черепу, решив, что если мужику повезет, то маска смягчит удар, а если нет, так и нечего на ведьмаков задираться.Толстяк с кабаньей головой, тряся телесами, выставил перед собой мясницкий тесак. Геральт шагнул было к нему, но тут ветви затрещали совсем уже близко и из-за деревьев, вслед за тихим фырканьем донеслось вкрадчивое:— Ток-ток. Ток-ток-ток-ток-ток.***Это было как дурной сон. Как оживший дурной сон, с истерическим смешком подумал Лютик. Вот только он все никак не мог окончательно проснуться. Мальчишка-прислужник на столбе слева, пискнув, как пойманная котом птаха, сомлел и обвис на веревках, и сквозь пелену паники и ужаса Лютик искренне ему позавидовал.Он слышал на поляне голос Геральта, звон его меча и предсмертные вопли, но все это казалось таким далеким по сравнению с той жутью, с тем воплощением первобытного ужаса, который неумолимо приближался из мрачных глубин чертового бесконечного леса.—Я не буду кричать, — собирая остатки мужества, сказал Лютик сам себе, — ни за что не буду.И когда Оно появилось меж неподвижных стволов на самой границе освещенного факелами круга, он не закричал. Просто зажмурился.***Медальон на груди нагрелся так, словно несколько минут пролежал на как следует раскочегаренной печи. Это был интересный эффект, и Геральт с радостью обсудил бы его с Весемиром и Эскелем за бутылкой-другой ячменной водки, вот только времени на наблюдения не было совсем.Из непроглядной ночи и душного лесного мрака, на зыбкой границе отбрасываемого факелами света соткалась удивительная тварь. Тело огромного копытного животного вроде изюбря или лося вместо головы венчала странная дисгармоничная конструкция — словно бы насаженная на рога вверх ногами, животом вниз человеческая фигура. Ноги ее на середине бедер переходили в развесистые рога, напоминавшие ветви деревьев, синие трехпалые руки свисали, словно усы, а там, где должна была бы находиться человеческая голова, тусклые, как болотные огоньки, блестели два глубоко посаженных глаза.— Лесной бог, — пролепетал толстяк в маске из головы кабана, роняя мясницкий тесак, и плюхнулся на колени. — Лесной бог!Женщина в шкуре овцы лежала рядом, маска сбилась набок, и Геральт видел ее перекошенное ужасом пополам с религиозным экстазом лицо.— Прими! Помилуй! Прими! Помилуй! — шепотом повторял уткнувшийся в землю лбом толстяк, и Геральт внезапно узнал в нем корчмаря.— Ток-ток-ток, — мягко издало существо, входя в круг света. Отблески факелов заплясали на раздвоенных копытах и торчащих вдоль хребта костистых шипах. Глаза вспыхнули, словно два уголька в прогоревшем костре. — Ток-ток-ток-ток-ток.Оно голодно, понял Геральт, голодно, зло и очень-очень старо. А еще оно ни хрена не было никаким курвиным богом.***Лютик дернулся, когда вместе с вкрадчивым токаньем до него донесся горячий смрад отдающего смертью дыхания. Оно было близко. Так близко, что он отчетливо чувствовал исходящий от существа тяжелый мускусный запах животного пополам с ароматом перепревших иголок и тумана.?Не меня, — судорожно цепляясь занемевшими пальцами за жертвенный столб, к которому был привязан, думал Лютик, — только не меня. Пусть забирает старуху — она уже прожила долгую жизнь, из ума почти выжила! Только не меня. Мальчишка так вообще…? И тут он почувствовал, как его заливает волна жаркого обжигающего стыда. Что ?вообще?? Моложе? Сочнее? К горлу подкатила тошнота.Лютик знал, что вовсе не был храбр, что не мог постоять за себя, если дело доходило до физической силы. Но сейчас ему сделалось так мерзко от собственной трусости, от гадких своих мыслишек, что он понял, что до конца жизни, каким бы близким ни казался сейчас этот конец, не сможет смотреть на себя в зеркало, если не сделает сейчас хоть что-нибудь, пусть даже отдаленно похожее на проявление храбрости.Он выдохнул. И открыл глаза.Оно вовсе не было огромным, словно колокольня — саженей двух в холке, трех, если бы поднялось на задние ноги в полный рост. Кожистая шкура туго обтягивала гротескный скелет, обвисая на сгибах ног изжелта-зелеными бородавчатыми наростами. Торчавшие вдоль хребта шипы походили на плохо обглоданные кости. В том месте, где у животного был бы глаз, бугрились складки плотной кожи, но Лютик не удивился этому. Он помнил по снам, где у существа были тусклые, как болотные огоньки, глаза, и отвернулся, когда Оно обратило к нему чудовищную голову.— Лютик, не смотри! Только не смотри ему в глаза! — крикнул Геральт снизу, и Лютик всхлипнул, потому что от страха позабыл даже, что ведьмак уже тут, совсем рядом.— Ток-ток-ток-ток-ток, — обещанием, приговором раздалось откуда-то из недр чудовищной морды. Лютик почувствовал, как зловонное дыхание ерошит волосы у него на макушке, ощутил легкое пока прикосновение страшной трехпалой руки, понял, что сейчас будет вырван из пут и насажен на ветки, как те, другие, и…На поляне внизу раздался звук, которого меньше всего можно было ожидать в таком чудовищном месте в такую жуткую ночь — звонко и яростно залаяла собака.Прикосновение трехпалой руки исчезло, существо отодвинулось, и Лютик, извернувшись, насколько позволяли веревки, посмотрел назад. По поляне мимо коленопреклоненных фигур в шкурах и масках, набирая скорость, шел Геральт с обнаженным серебряным мечом в руке, похожим на сгусток пламени из-за пляшущих на лезвии отсветов. Рядом, грозно лая, бежала маленькая, не больше локтя в холке, собачка с узкой мордочкой и огромными стоячими ушами.Лютик фыркнул раз, другой, а потом неудержимо расхохотался, потому что если то, что древнему кровожадному ужасу, способному подчинять пространство и требовать жертвоприношений столетиями, а может и дольше, были готовы противостоять только ведьмак да маленькая вечно голодная собачонка из корчмы, не было смешно, то он не знал, что вообще может заставить его смеяться.Создание замерло, смешавшись, потому что ни одно существо не осмеливалось доселе издавать перед Его ликом подобные звуки. Созданию эти звуки не понравились. Ему нравились вопли беспомощного ужаса, а в этих звуках было пренебрежение, презрение почти. Оно собиралось преподать урок, оно не собиралось этого терпеть, оно…***Оно одним плавным движением, казавшимся невозможным для такого дисгармоничного тела, поднялось на задние лапы, и воздело к темному беспросветному ночному небу трехпалые руки в чудовищной пародии на возносящего молитвы человека. Молчаливая, неподвижная стена леса за спиной у существа ожила, зашумела ветвями.Геральт почувствовал, как его схватили за лодыжку, увидел мелькнувшее под капюшоном в виде козьей морды перекошенное страхом и яростью женское лицо. В руке женщины сверкнуло что-то металлическое. Геральт ударил мечом сверху вниз, перерубая шею и почти отделяя голову. Светлая шерсть плаща и маски мгновенно побурела, напитавшись кровью, в траве возле обмякшей руки блеснуло выпавшее из разжавшихся пальцев шило.— Не смей, не смей, не смей, — стуча зубами, повторяла другая женщина, распростертая чуть поодаль, не делая, однако, попыток напасть. Геральт пошел дальше. Невесть откуда взявшаяся собачонка, увязавшаяся за ним, звонко лая, помчалась к столбу слева.— Ток-ток-ток, — донеслось с высоты трех саженей. — Ток-ток-ток-ток-ток.Геральт побежал, медальон на груди нагрелся так, что почти обжигал кожу. Оно забило в воздухе передними копытами, вперилось в него болотными огоньками глаз. Протянуло хищные руки. Геральт прыгнул, разворачиваясь в воздухе и вкладывая в удар всю силу, всю инерцию прыжка. Совсем близко мелькнула изъязвленная серо-зеленая кожа, роговая пластина копыта, похожая вблизи на хищную лапу. Он почувствовал удар в плечо, слегка смазал приземление, но через мгновение он уже снова был на ногах.Существо, беснуясь, ревело. Вдоль правого бока тянулась длинная рана, исходящая паром в холодном ночном воздухе. Из рассеченной плоти сочилась темная, дурно пахнущая слизь. Оно рванулось к ведьмаку, как побежал бы разъяренный олень или изюбрь, наклонив голову и выставив вперед рога, вот только вместо рогов оно протягивало к нему трехпалые руки. Геральт, в последний момент отпрыгнув в сторону, снова рубанул мечом и попал, оставив на левом бедре твари глубокую рану.Оно развернулось, роя землю копытом, совсем как животное, снова бросилось на ведьмака, но через мгновение приготовившийся ударить и отскочить Геральт понял, что недооценил тварь. Она изменила траекторию движения буквально в последний момент и со всей силы врезалась в центральный столб. Лютик вскрикнул. Столб выдержал удар, но накренился, часть ведущих к помосту ступеней разлетелась в труху. Мечущаяся подле левого столба собачонка оглушительно лаяла.— Ток-ток-ток, — раздалось от обходившей Геральта по дуге твари. Болотные огоньки глаз злобно буравили его.Геральт промолчал, держась между жертвенными столбами и тварью. Хоть та пока и не хромала, но было видно, что все левое бедро было залито черной слизью, капли влажно поблескивали на утоптанной земле. Геральт и тварь медленно кружили, не спуская друг с друга глаз.— Ток-ток-ток-ток-ток, — почти промурлыкало оно, и тут отчаянно, предостерегающе закричал Лютик. Геральт дернулся в сторону, наугад выбрасывая меч. Сзади булькнуло и захрипело. В сапоге стремительно сделалось липко и мокро, но времени на оценку ущерба не было — тварь, воспользовавшись заминкой, уже мчалась на него, и Геральт сделал единственное, что ему оставалось — упал и, когда существо почти закрыло ему небосклон, вскинул руку, складывая пальцы в знак ?Игни?.***— Геральт! Геральт! — услышал он перепуганный голос Лютика, шедший будто бы откуда-то издалека. — Вставай! Ну пожалуйста, Геральт!Что значит ?вставай?, я не ложился, еще успел подумать он, а потом чудовищный рев прервал его мысли. Геральт перекатился в сторону, едва не потеряв сознание. Мазнул рукой по затылку — на ладони влажно блестела темная в свете факелов кровь.На поляне творился настоящий хаос. Ровный полукруг факелов был прорежен ударами чудовищных копыт. Изба без окон, которую Геральт миновал по дороге, пылала, и огонь уже резво бежал по стерне, направляясь к ближайшим изгородям. А на фоне яркого зарева металась объятая пламенем чудовищная фигура неизвестного существа.Не просто металась, понял Геральт, спустя мгновение — топтала людей. Несколько тел уже лежали неподвижно с размозженными головами. Какая-то женщина в потрепанном капюшоне в виде не то тетерева, не то глухаря визжала, закрываясь руками от занесенных копыт:— Ты не видишь меня! Ты меня не ви-и-и…Копыта опустились, и визг оборвался громким влажным хрустом.Тварь воздела к небу полыхающие руки и издала громогласный рев. Геральт, прикусив губу, поднялся. Боль в рассеченной икре еще не ощущалась благодаря действиям эликсиров, но потеря крови уже давала о себе знать. Времени у него было в обрез, но много ему и не требовалось.На поляне завизжали — тварь, поймав пытавшегося убежать человека, тащила его к опушке. Человек верещал словно свинья, и Геральт хотел бы не видеть ужаса на его лице, но тварь горела ярко. Раздался хруст, крик взвился, смолк, и, когда существо повернулось, Геральт увидел, как нанизанное на ветви тело подергивается в агонии.— Не смотри, — сказал он, проходя мимо покосившегося столба с полностью разрушенным теперь помостом, подле которого сползший на землю Лютик яростно выдирался из съехавших и ослабевших пут. — Не смотри.— Ток-ток-ток-ток-ток, — проворковала тварь, наклоняя голову. Ветвистые рога полыхали. — Ток-ток-ток!Обуглившаяся кожа на его хребте лопалась, трехпалые руки, протянувшиеся к Геральту, сделались черными, и он видел на сгибах суставов желтизну костей, массивная грудь была обуглена до ребер, и огонь, казалось, выедал этот чудовищный костяк изнутри. И все-таки оно побежало.— Геральт, — всхлипывал Лютик где-то позади, — Геральт…Он хотел что-нибудь сказать, но что тут скажешь. Геральт встал, вынеся раненую ногу вперед и крепко уперевшись здоровой. Поднял меч.Оно налетело на него, будто кузнечный молот, обугленные пальцы вцепились в плечи, и ведьмак почувствовал, как ноги отрываются от земли.— Ток-ток-ток, — верещало оно, и Геральт вдруг понял, что это значит. Смерть. Смерть тебе, говорила эта древняя тварь, пережившая Сопряжение Сфер или сотворенная им. — Ток-ток-ток-ток-ток!— Вот уж хрен тебе, — усмехнулся Геральт и что было сил по самую рукоять всадил меч прямо меж болотных огоньков маленьких глазок.Долгое, бесконечное мгновение ничего не происходило. Он слышал, как истошно кричит Лютик, чувствовал, как в спину между лопаток уперлась острая ветка. А потом болотные огоньки погасли. Земля, накренившись, рванулась навстречу, а высоко в темном небе сквозь стремительно разрастающиеся прорехи в плотном покрове туч одна за другой ярко вспыхивали звезды.