Князь Оленев. Две беседы (1/1)

Когда гофмейстерина сообщила Софии, что её хочет видеть князь Оленев, она впервые не испытала привычной радости. Предстоящий разговор заранее беспокоил. Однако от визита крестного нельзя было отмахнуться, как от образа покойного родителя, а скрывать намерения было нечестно. — Софи, дорогая... Я приехал за тобой. Твоя матушка, брат и сестрица очень ждут тебя на Рождество. "Если угодно, помогу похлопотать про увольнительный..." — едва не добавил Никита, видя упрямый взгляд, воззрившийся на заснеженный куст. Но тут же поймал себя на том, что променял бы эти невинные хлопоты на бег в санной упряжке до самого Петербурга. За последние годы желание видеть Великую княгиню как-то незаметно из щемящей душу услады стало тоскливой обузой. Окончательно это стало ясно после вынужденной беседы об устройстве крестницы в придворный штат. Если когда-то давно радовала любая возможность хоть издали заметить знакомый стан, сейчас он явился в резиденцию Молодого двора, исполняя лишь дружеский долг перед близкой семьёй. Чудесный праздник Христова Рождения как нельзя более обнадеживал в их примирении — Никита с детства верил, что именно в эти дни можно уладить обиды и потянуться друг у другу. На это, видимо, уповала и его недавняя пассия, приславшая из Москвы последний призыв к "пониманию своей нежной души". Однако здесь чудо Рождества дало трещину. Призыв звучал как военный ультиматум, души их были безнадёжно далекими для понимания, а главное, дама оказалась весьма неискрення, что было решающим. — Я не дитя, чтобы бежать под материну юбку по всякому зову! И вообще на выданье — скоро вовсе не обязана стану являться! — София вздернула подбородок. Визит домой сейчас был совершенно некстати, даже ради брата с сестрой, ибо к откровению и спору с матушкой она была не готова. — Ну, полагаю, пару лет ещё есть... — с улыбкой возразил Оленев, про себя обдумывая летящие годы. — Ошибаетесь, Никита Григорьевич... Густые ресницы смущённо опустились. — Что вы скажете, ежели ваша крестница станет княгиней Мещерской?— Я не ослышался, ке-ем??? — опешив, Никита вдохнул морозный воздух и закашлялся.— Грешно так шутить, дорогая!— Князь Мещерский, Самсон Васильевич... Изволил сделать предложение, да испросить высочайшей благосклонности. Их Величество, правда, назначили отсрочку... — раздался кокетливый лепет. — Я надеюсь, это какая-то нелепость... Немного придя в себя, Оленев решился взять девушку под руку, но увидел торжествующую улыбку. — Послушай, Софиюшка... У этого человека ужасная репутация. Мне известно, что он овдовел весьма тёмно. И весьма нечист... Так говорят... Но, главное, он старше тебя, на 35 лет! Не хочешь ли ты сказать, что сама желаешь угробить... юность, здоровье, жизнь, в конце концов!— Сплетни!! От вас не ожидала! Девушка с вызовом полыхнула взглядом. — Коли было бы за ним что дурное, разве Государыня была бы благосклонна? И что дурного в сей разнице? Да и потом, князь богат, так он говорит... И обещал мне покровительство! Я брату помогу, хотя бы! Павел мечтает в Морской корпус, да ведь нынче всюду надо слово замолвить, дабы в чины скорее... Ну разве это плохо? — Скажи, ты желаешь этого для себя и брата, иль просто матери досадить? — вдруг спросил Никита, прервав поток размышлений. — Вряд ли Анастасия Павловна благословит тебя на столь сомнительный брак! Кстати, она почему-то об этом не знает...— Но это уж воля Государыни, а не матушки! Уж как-нибудь подчинится! И она же не думала обо мне, разбивая семью? Почему я должна думать о ней, созидая свою?— Во вред душе и телу своим!? София, пойми... — он замялся. — Твоя задумка — просто месть, глупейшая! Одумайся!— И не подумаю!Оленев понял, что у него остался последний козырь, и сам не заметил, как перешёл на повышенные тона, схватив девушку за локоть. — Тааак, ясно... мать тебе не указ!! Но, знаешь ли, батюшка твой тоже не желал, чтобы любимая дочь приживалкой стала — при негодяе! Так вот, вместо друга своего, и за крестного... Я! Тебе запрещаю!! Понятно? Ничего, Государыню отговорю, коль что! В Синод обращусь! И только попробуй ослушаться!!!— А что будет? Проклянете?Никита осекся, обдумывая ответ. Нет, он не желал никого проклинать, тем более, ту самую милую, весёлую малышку, не слезавшую когда-то с колен. Но чем её ещё пронять, ведь ни один довод не действует?— Ну, и пускай!! Пускай, меня все бросят! Я привыкла! Губы девушки задрожали, она вырвалась и ещё пару мгновений посмотрела на мужчину перед собой, впервые ставшего таким суровым. А после, подхватив юбки, умчалась вдаль по аллее, поднимая из-под сапог пушистые облака.— Софи, постой! Я и не думал! — окрикнул он крестницу, но, впрочем, не слишком охотно. Этот разговор совершенно вымотал, мужчина нервно дёрнул заснеженную ветку, засыпав себе плечо. "Черт побери, выходит, я много лет вообще не знал, что кипит в этой головке! Я хочу тебе добра, милое дитя, но как сие донести? И как мне быть с Анастасией?“В этот момент хотелось лишь одного — прямо здесь, на этой аллее оживает Белов — и враз освобождает от всех этих безысходных споров со своей дочуркой. Отказывает дурехе в благословении, да и дело с концом! Разозленный Никита не успел развить свои мечтания — в тот же миг раздался скрип снега, и из-за угла перекрёстной аллеи показалась изящная женская фигура.— Сударь, вы полагаете, это было достойно зрелого господина? По мне, вы не убедили её, а лишь раззадорили! На Никиту обратился из-под тонких тёмных бровей укоризненный взгляд.— Простите, я стала свидетелем вашей бурной беседы с крестницей... — добавила женщина, что оказалась напротив него. Она была одета в светлую, отороченную голубым бархатом шубку, что прекрасно подходила к её стройной, невысокой фигуре и цвету глаз с каким-то причудливым фиалковым оттенком. Темно-русые локоны спускались из мехового капора, обрамляя воротник. Даже мельком было понятно, что она была хорошенькой, лет 25 на вид. А небольшая неправильность ввиде изогнутых губ и широких скул лишь добавляла притягательности... — А подслушивать из-за угла - достойно взрослой дамы? Оленев мотнул головой, отгоняя навязчивое чувство мужской симпатии. И досадовал сам на себя, что открыл чужие семейные тайны для сплетен. — Не полезно все видеть и все слышать (?Сенека)На удивление, бесцеремонная особа даже не фыркнула в ответ, а лишь смущённо улыбнулась, отчего возле её губ появилась ямочка, а щеки полыхнули румянцем. Наталии Ростопчиной было сейчас самой немного не по себе, ибо выглядело её поведение как обычной сплетницы, к коим она обычно не относилась. По здравой мысли было бы уместнее уйти прочь и не извещать о своём присутствии. Но этот мужчина привлек её на расстоянии своим голосом, в котором слышались нотки благородства и некой отчаянности. А при виде его сердитого, точеного лица и высокой, стройной фигуры это ощущение крепло... Да и сочувствие к юной девочке призывало вмешаться и помочь оградить её от ошибки, истинной ошибки! — Что ж, Сенека прав! Да, признаться, женский пол слаб на любопытство! Но ведь и мужской иногда! — она заговорщицки коснулась его руки пушистой муфтой. — Что ж, кроме Сенеки вы, может, знаете, как вести себя с упертыми девчонками?! — спросил князь, не отрывая глаз. "Эта начитанная красавица, наверняка, уже имеет семью... А ведь у нас бы с ней вышли прекрасные дети..." — нежданно пришедшая мысль немного напугала. Вспомнились свои вечные размышления рядом с теми, кто ждал от него серьёзных признаний и предложений... "Отчего бы нет? В конце-концов, не век же бобылем ходить... Слюбится, как слюбился папенька с законной супругой..." Но всякий раз эти доводы оставались в зачатке, так и не развившись в то самое "слюбится". Ах да, Фике... Но этот образ первой любви давно перестал волновать и причинять боль... Осталась только боязнь быть обманутым. Хотя он догадывался, что для друзей его холостяцкое уперство объяснялось именно этим потрясением. Но чем слабее становилось чувство к Великой княгине, тем более тщетными становились попытки найти ту, ради которой можно кинуться на край света, иль хотя бы сочинить поэтический трактат. Странная мысль об общем потомстве и вовсе ни разу не приходила в голову.Как завороженный, Никита представился, услышав в полусне имя незнакомки.— Наталия Владимировна, графиня Ростопчина... Он опомнился, и галантно протянул руку.— Позвольте мне сопроводить вас немного, сегодня скользко... Если, конечно, это не будет стоить вам ревнивой сцены.— Сцены? — женщина взметнула длинными ресницами. — Мой почивший супруг не заругает нас с того света, будьте покойны... Разве что вас самого, кроме крестницы, аманты ждут?А я уж попробую пояснить про блажь девочки, как разумею. Что-то мне подсказывает, вы все одно не оставите свой долг... — Нет, аманты не ждут... Но вы читаете мои мысли... Никита вздохнул, чувствуя тепло прижатой к локтю руки. — Знаете, когда я крестил дочь ныне погибшего друга, я и думать не мог, что на меня свалится. С каждым годом я понимаю её все хуже. Наверное, опыта не имею... Но кто, если не я? С матерью их отношения и того сложнее. Да и память об отце, похоже, не особо чтит... — Я тоже не имею опыта... — призналась Наталья. — Супруг мой не в том здравии был. Вот и не дал мне Бог в устроенной судьбе ни детей, ни счастия. Одна библиотека, и весь мой досуг в замужестве... Слова о личном вылетели сами собой, словно они были давно знакомы. Но почему-то была уверенность, что её излишние откровения будут приняты бережно. И поймав понимающий, молчаливый взгляд, она продолжила:— Но если угодно, выслушайте мои размышления... Мы ведь знакомы с немного с Софией. Помнится, рассказывала о семье, но как-то все в прошлом, больше про детство, что было счастливым. С матерью я верю, что как-то наладится! Ибо женщина, у которой дети росли в счастии, не заслуживает их порицания навсегда, что бы там не случилось!А про отца вы, боюсь, не правы - тоскует она заметно. Может, оттого и возникло безумство сие? Хотя, видит бог, ищет она его где-то не там... Этот брак не должен состояться, я это очень хорошо понимаю! — Да уж, вовсе не там... И я обязан помешать, пока не знаю, как... — произнес он следом. Ее волнующие губы произносили разумные речи, но к его стыду некая сумасбродная девочка, вовсе не безразличная, сейчас отошла куда-то вдаль. Никита внимал её рассуждениям, а сам представлял бытие этой красивой женщины, которая была создана для любви. Потеряно несколько бесценных лет, когда она могла наслаждаться не только книжными изречениями, но и обычными женскими радостями. И это были также и его бесцельные годы — зачем ему нужна была эта иллюзия некой прекрасной мечты, что обернулась интригой? А ещё какие-то министерские поручения, случайные хлопоты и бесконечное чтение с переводами...И вдруг он явственно представил эту женщину в своем одиноком доме. Тихий ужин и неспешная беседа, предвестник страсти... Это было наваждение, но ему захотелось видеть её каждый день и ночь...