8. Конец в начало (1/1)

— Ну что же, вот мы и встретились, Добрынюшка! — толстый лысый мужик осклабился, перебирая в руках длинные пряди кошки, стараясь не уколоться об её острые края. Елисей и Забава замерли в кустах, предусмотрительно намазавшись железами павунодора, и теперь с ужасом наблюдали за происходящим. Как оказалось, пословица про количество и качество была правдивой — одинокий охотник всё же не смог противостоять полчищу лягушкоподобных, несмотря на всю их убогость. Они поймали его, тщательно связали и привели того, чей запах отравлял думы Добрыни задолго до этой встречи — Колывана. Это был пренеприятный персонаж, но ещё мерзостней выглядела его похабная ухмылка, с которой он раз за разом обходил кругами связанного Добрыню. — Не вижу радости в твоих глазах, охотник! — глумился он, размахивая кошкой. Добрыня пристально глядел на него, хмурился, но упрямо молчал, и это выводило его из себя. — Что же, даже не спросишь, что я здесь забыл? — продолжал насмехаться Колыван. — Предположу, что искал родню, — ехидно ввернул Добрыня, окидывая лягушкоподобных быстрым взглядом. Колыван не сразу понял, что над ним издевались, а как понял, так окончательно озверел. Замахнулся кошкой — и ударил охотника по лицу. Брызнула кровь. Добрыня зашипел от боли, зажмурился. Шипение вскоре в тонкий рык превратилось, но прекратилось раньше, чем смогло набрать силу.

— Зря сдерживаешься, охотник, — довольно произнёс Колыван, дотронувшись пухлой ладонью до кровоточащих рубцов, что появились после удара. Добрыня отшатнулся от него, как от огня, и негромко щёлкнул зубами, однако взгляд его всё же не был драконьим — он пока что контролировал себя. — Сегодня ты обратишься, так уж суждено, — продолжил разглагольствовать Колыван. — Видишь ли, я так всё и задумывал. — О, у тебя есть план? Что-то новенькое, — выплюнул Добрыня и, как и предполагалось, получил ещё один удар. — Конечно у меня есть план, охотник, как же иначе? — раздражённо произнёс Колыван, отбросив якобы беспечный тон. — Ты ведь уже и сам обо всём догадался. — А то ж. Ты украл Забаву, чтобы добраться до меня, не так ли? Забава прерывисто вздохнула, крепко сжимая сковороду. Елисей сжал кулаки. — Умный ход был использовать Горыныча, — спокойно и даже как-то отстранёно продолжал размышлять Добрыня, глядя куда-то в сторону. Кровь собралась у него на подбородке и теперь густыми каплями стекала вниз, пятная землю и тотчас впитываясь в неё. — Ты знал, что я не поверю в то, что это он был злодеем — и отправлюсь сюда, чтобы разобраться в этом мутном дельце. Ты воспользовался сытостью Горыныча, чтобы прийти к нему и рассказать, где она будет спрятана. Горыныч не умеет лгать, но он не знал, что ты сделал это нарочно, а потому решил, что это был случайный слив информации. Он всё мне рассказал. — Добрыня снова пристально уставился на него, его глаза стали тускло светиться. — Забава не охранялась, потому что она была лишь пешкой в чужой игре. Ты дал ей уйти. — И что? — хмыкнул Колыван. — Пусть бежит. В Киевград она вернуться не сможет — дирижабли здесь не летают, а драконы доберутся до неё быстрее, чем мифическая помощь. Она уже сыграла свою роль, больше она мне не нужна. Елисей еле успел удержать Забаву — та, вскинувшись, как защищающая гнездо длинношеяя драконица, чуть было не выскочила из куста со сковородой наперевес. ?Отпусти, Елисей, дай сделать из него закуску для дракона!? — так и светилось в её яростном взгляде. Впрочем, Елисей чувствовал не меньшую злость и, если бы не серьёзная опасность, которая всё ещё висела над ними, он бы и сам с удовольствием составил ей компанию. — Умён, охотник, — кивнул Колыван, и откинул кошку в сторону. — Должно быть, ты и то, зачем я тебя поймал, знаешь? Добрыня медленно кивнул. — Ты хочешь мести, — тихо произнёс он. ?Мести?? — и Забава, и Елисей тотчас напряглись. А Колыван вдруг усмехнулся своей самой гнусной улыбочкой и махнул рукой. Вокруг тотчас заполыхали огни. Лягушкоподобные зажгли десятки маленьких костерков и пододвинули так, чтобы они образовали своеобразный круг возле связанного Добрыни. Тот сразу же напрягся, да так, что мышцы впились в верёвку, и сузил глаза, в голубых омутах которых скользнул... страх? — Я знаю, что подобные тебе боятся огня, — заметил Колыван и взял из кучи дымящуюся головёшку. Взгляд Добрыни тотчас метнулся на неё — и ожесточился. Добрыня мог быть идеальным охотником, который отлично держал внутренних демонов в узде, но кое-что было сильнее его — инстинкты, живущие в задремавшем глубоко внутри драконе. Не все драконы боялись огня, но драконоподобные, как говорилось раньше, были особым видом. А тут ещё лягушкоподобные вдруг затянули какой-то мрачный, заунывный мотив, будто отпевали кого-то или входили в транс — это было жутко. И действенно. Добрыня вдруг скорчился, низко опустив голову, изо рта его вырвался отчаянный вскрик, почти мгновенно перешедший в яростный рык. Сунутую было ему под нос головёшку схватил уже не человек. Драконоподобный взревел и вцепился зубами в скрипнувшую древесину, тотчас перекусив палку пополам. Лягушкоподобные не растерялись и мгновенно опутали его куда более крепкими верёвками, которые делали из железистой ивы и вымачивали в специальной настойке — из таких верёвок ни один дракон не мог вырваться. — Я же сказал, что обратишься, — довольно произнёс Колыван.

Кто-то вложил в его ладонь глиняной сосуд, а лягушкоподобные, издавая странные звуки, натянули верёвки, лишая Добрыню возможности сделать хоть какое-то движение. Одна из верёвок при этом врезалась в горло, и Добрыня захрипел, задёргал задними лапами, пытаясь вырваться из удушающей хватки. — Вот так, — пробормотал Колыван, наблюдая, как кровь из многочисленных порезов на теле драконоподобного стекала в подставленный сосуд. — Скоро я буду свободен. И тогда смогу сделать то, о чём мечтаю всю свою жизнь — срубить твою уродливую голову! О да, это произойдёт сегодня... — Это вряд ли, пердун старый! Забава всё же умудрилась вырваться на волю. Но и Елисей не отставал — с боевым кличем он накинулся на растерявшихся лягушкоподобных и сбил с ног одного из них, позволяя верёвке расслабиться. Добрыня тотчас задышал глубже, пытаясь восстановить дыхание. А Забава, встав в боевую стойку, вырубила первого же глупца, посмевшего приблизиться к юному гонцу. Лягушкоподобные не были хорошими бойцами. Они брали численностью. Но та здорово пошатнулась после битвы с Добрыней. Поэтому, когда на горизонте появились новые враги, они не стали медлить и разбежались кто куда. — Добрыня! — убедившись, что противники и в самом деле бежали, Елисей бросился к тяжело дышащему драконоподобному. — Колыван-р-р!.. — сипло прорычал тот, пытаясь встать на лапы, и гонец, на ходу поменяв направление, бросился туда, где в последний раз видел уродливого купца. Но того уже и след простыл.* * * — Эта мразота всё-таки сбежала! — негодовал Елисей. Они сидели в пещере. Болота остались далеко позади, а здесь пахло костром и лечебными травами, которыми Забава пыталась замазывать раны Добрыни. Впрочем, без особой нужды — на драконоподобном всё заживало быстрее, чем на собаке. — Не выражайся, — сурово произнесла княжна, разливая чай. — Далеко не сбежит. Мы его найдём и... — Нет, — вдруг хрипло каркнул Добрыня. Он уже давно обратился обратно и теперь лежал у самого входа, настороженно вслушиваясь то в звуки вокруг пещеры, то в разговор молодых. И то, куда он пошёл, ему, похоже, совсем не понравилось. — Мы возвращаемся в Киевград, — припечатал он и пригвоздил взглядом хотевшего было возразить Елисея. — Вы и так много пострадали. Никаких больше приключений. — Но как же так, Добрыня? — тихо спросила Забава. — А как же Колыван? Он же сказал, что вернётся... — Пускай возвращается, — охотник оскалился, и в его взгляде больше не было тепла — один лишь холод. — Я буду ждать его. Как бы то ни было, это уже другая история, и к вашей она не имеет никакого отношения.