3. Больничный ужас и Андрей, мальчик-красавчик (1/1)
- Кто читает теперь?- Мак?- Конечно, Ирка!?В золотистый круг света под фонарем вступил человек — тяжелая дубленка, шапка. Остановился, задрав голову, и принялась пристально изучать темные больничные окна, будто что-то высматривая. Оксана Тарасовна бездумно глядела на него. Дед какой-то… Лица не разглядеть, но фигура смотрелась невыносимо старомодно — дубленка казалась кожухом, а заломленная набекрень шапка напоминала о старом, еще черно-белом фильме ?Вечера на хуторе близ Диканьки?. Так и кажется, что из перекинутой у деда через плечо сумки сейчас черт выскочит.Кажется, высмотрев, что ему надо, дед под фонарем удовлетворенно кивнул и очень даже бойко, совсем помолодому, взбежал по ступенькам. Блеснула стеклом открывшаяся больничная дверь.Оксана Тарасовна уперлась плечом в тяжелое кресло и перетащила его на падающую из окна серебристую лунную дорожку. Села, откинув голову и подставляя лицо невесомым лунным отблескам. Добрая луна даст немного сил измотанной ведьме… На задворках разума мелькнуло — ?старой ведьме?, но Оксана Тарасовна эту мысль безжалостно подавила. До старости далеко, до старости бесконечно далеко, она в самом расцвете, на пике своих сил… которых никогда не станет больше. Сколько новых заклятий ни придумай, каким количеством ро?бленных девчонок себя ни окружи, а ей никогда не сделать того, на что способна Хортица. Да что там Хортица с ее полубожественной кровью — даже того, на что способна ее белобрысая подружка. Утешением было, если б эти две хоть бездельничали, — так нет ведь, учатся! Рождественские заклятья они опробуют, понимаешь ли! У-у, ведьмы! Оксана Тарасовна устало усмехнулась — даже на нормальную бодрящую злость на ведьм-соперниц сил не оставалось. Какая долгая, долгая ночь…?- Нам очень приятно, что вы о нас думаете, - сказала Танька. - но если бы Вы думали о нас в более радужном ключе, Вы бы были моим кумиром.- Ещё чего!?— Пожалеешь, мохнатый хозяин, — многообещающе окидывая взглядом пустой коридор, сказала она. По коридору прошелестел горестный вздох, но домовой так и не показался.Оксана Тарасовна задумчиво вернулась в палату, осторожно прикрыла за собой дверь. Ни один нормальный домовик не станет над ведьмой шутки строить. Если, конечно, желает сохранить в целости шерстку и пятачок. У выходки местного домовика была причина, и лучше ее понять раньше, чем…Оксана Тарасовна остановилась, чувствуя, как сердце вдруг подскочило к горлу и забилось там, точно желая удрать из тела как можно скорее. В ее кресле кто-то сидел. В падающем из окна серебристом лунном свете она отчетливо видела продавленное сидение и ободранный дерматин спинки — в кресле было пусто. Но вот хоть режьте… точнее, хоть жгите, хоть топите — сидит там кто-то, и все!Ох, как не вовремя — она так устала! Делая вид, что и не собиралась садиться, Оксана Тарасовна склонилась на кроватью — Марина лежала все так же неподвижно, но полосочки по экрану бежали веселей, ветвились зелеными молниями… Еще бы, она всю ночь трудилась! Перекачала в Марину все силы. В груди холодной жабой шевельнулся страх. А вот этого никак нельзя. Струсившая ведьма — мертвая ведьма. Кончились силы — воюй тем, что осталось.Оксана Тарасовна аккуратно подкрутила колесико капельницы, поправила флаконы с лекарством, прихватила кое-что с тумбочки и небрежной походкой направилась к окну. Лунный свет погладил плечи, посеребрил волосы, точно хотел поддержать измученное бессонной ночью и ворожбой тело. Оксана Тарасовна прислонилась спиной к подоконнику, запрокинула голову и эдак мечтательно уставилась на проглядывающую сквозь тучи луну. Губы ее почти беззвучно зашевелились:— Луна-сестра серебром востра./Лунный свет — лунный меч от нежданных, страшных встреч./Тихий звон, льдинки хруст, черный ворон, звонкий топот…/На костре серебра, покажись, смерть врага! — уже в полный голос выкрикнула она и, резко повернувшись, уставилась прямо в пустое кресло.Столб лунного света дернулся, как луч прожектора, широким кольцом обежал пол и потолок и тоже уперся в кресло. Точно маркером очерченная серебристым лунным ореолом, в кресле проступила тень, черная, как густая осенняя грязь. Будто выдавленные в этой грязи пальцами, на ведьму пялились пустые дыры глаз, и зияло отверстие раззявленного в безмолвном крике рта.— Тебе смерть, ведьма, — проурчал утробный, словно выползший напрямую из кишок, голос.Оксана Тарасовна атаковала. Рука резко вынырнула из кармана жакета. Хищно блеснув иглой, толстый шприц ударил в пустую глазницу ночного гостя.Медленно качаясь, черная тень поднялась из кресла. Оксана Тарасовна зачарованно уставилась в нависшее над ней темное бесформенное лицо с застрявшим в глазнице шприцем…?- Вы прям как Ирка. Но когда Ирку убивали, она о цвете думала, - усмехнулся Богдан.- Думать о всякой чуши перед смертью - мое хобби, - отозвалась Ирка.- Ага.?Из этой груды, медленно вырастая, поднималась широкоплечая тень с пустыми провалами вместо глаз. Тень утробно расхохоталась, и широкий нож ударил ведьме в грудь. Оксана Тарасовна шарахнулась назад, налетела на прикроватную тумбочку. Тусклый ночник зашатался… Ведьма поймала его в падении. Новый удар ножа пришелся в круглый плафон, разнеся вдребезги электрическую лампочку. В лампе что-то пыхнуло, коротко стрекотнуло, как кузнечик. Сверкнув в лунном свете, нож взметнулся над головой ведьмы.Оксана Тарасовна швырнула битой лампой прямо в тень. Осколки стекла чвякнули, увязая у ночного гостя в груди. В наступившей кромешной тьме от лампы во все стороны побежали ветвистые красно-золотые молнии. На черном теле ночного гостя — еще более темном на фоне царящего вокруг мрака — точно набухли кровавые царапины. Вопль, похожий на скрежетание камнем по железу, сотряс больничную палату — и тело убийцы разорвало на клочки, как вырезанный из черной бумаги силуэт.Извилистый электроразряд ударил в кучу птичьих перьев на полу — и те вспыхнули, чадя темным, удушливым дымом. Языки пламени взвились вверх, охватывая парящие в воздухе обрывки ночного убийцы, и полыхнули — разом, дружно, почему-то добавляя к вони паленых перьев еще и смрад горящей шерсти и треск подожженной соломы. Спираль дымного пламени завертелась посреди палаты и с тишайшим шорохом осыпалась на пол густым слоем сухого серого пепла.Вырубившийся монитор рядом с кроватью Марины тихо пикнул, оживая, — включилось аварийное освещение.— Что здесь происходит? — дверь резко распахнулась, и на пороге появилась судорожно моргающая спросонья медсестра.Отчаянно завизжав, Оксана Тарасовна сиганула в дверной проем, сметя в сторону сдавленно вякнувшую медсестру. Серой тучей пепел взметнулся с пола — смутной тенью сквозь нее проступило искаженное яростью мужское лицо.Оскальзываясь по линолеуму, Оксана Тарасовна длинными скачками помчалась по коридору в широкий холл. Там, точно привязанный шнуром к розетке, стоял пылесос. Едва не врезавшись в стену с разбега, Оксана Тарасовна пнула кнопку включения. Пылесос взвыл, как голодный динозавр над тарелкой манной каши. Негодующе вибрирующая труба развернулась навстречу вихрю пепла. Глядящее из мельтешения серых хлопьев лицо на мгновение вытянулось от изумления… и тут же вытянулось еще больше — его засасывало в пылесос!Легкий пластиковый корпус запрыгал по полу, словно внутри металось что-то живое, затрещал, стенки вздулись…С яростным воплем Оксана Тарасовна обхватила пылесос обеими руками, рывком оторвала от пола, качнула, и со всей силы метнула в окно, в серый предрассветный сумрак. Брызнуло разбитое стекло. Ворвавшийся внутрь холодный зимний ветер вздыбил Оксане Тарасовне волосы. Пластик грохнулся об заледенелый асфальт — корпус пылесоса разлетелся яркими обломками пластмассы и темно-серой тучей пыли. Пыль змеей взметнулась вдоль стены, свилась в темное облако. Напротив разбитого окна зависло слепленное из пыли лицо. Пустые провалы глаз пристально уставились на Оксану Тарасовну, черные губы расползлись в широкой, как прорезанной ножом, улыбке.Ведьма застыла неподвижно. Вязкое ватное оцепенение охватило все тело, руки и ноги стали невыносимо тяжелыми, точно в них налили свинца.За спиной послышались спотыкающиеся шаги. Рывками, как робот, Оксана Тарасовна повернула голову. По коридору брела давешняя медсестра. Глаза ее были пусты и бессмысленны, как пластмассовые глаза куклы, а на губах… на губах играла та же мерзкая улыбочка, что и на лице за окном.Медсестра остановилась, пошатываясь из стороны в сторону, будто марионетка в руках кукольника, и ее пустой взгляд вперился в замершую в оцепенении ведьму. Губы скривились, пропуская сквозь себя чужой голос и чужие слова…Время застыло.?- Так вот когда Ганнуся с вами о моей смерти договорилась, - сказала Ирка.- Ну и что? - обиделась рожденная.- Ээээ.... Это моя жизнь.- Пффф.?Ирка наполовину спала в буквальном смысле слова — один глаз закрыт, да и второй слегка прижмурен. Ноги сами перебирали по смерзшейся в грязный черный лед дороге. Школьная сумка оттягивала плечо — дико хотелось скинуть ее и поволочь за собой по ледяным буеракам.Раздавшийся неподалеку прерывистый скулеж был исполнен поистине нелюдской тоски. Ирке даже показалось, что она сама не удержалась и теперь жалуется всему миру на свои страдания. Она с трудом разлепила один глаз и чуть не нос к нос столкнулась с соседским псом. Таких называют кабыздохами — кудлатая помесь ньюфаундленда, волкодава, старого комода и набора напильников (если судить по кривым лапам и жутковатым зубам). Обычно при виде Ирки кабыздох молча убирался в свою будку, всей спиной изображая, что не видит ее и даже не подозревает о ее существовании. Соображал, что странная соседка ему не по зубам, но и делать ?собачий реверанс? с заправленным между задних лап хвостом, положенный при встрече с сильнейшим, явно не желал.Сейчас пес стоял, вытянувшись в струнку и опираясь здоровенными, как блюдца, лохматыми лапами на калитку, и тихонько, прочувственно скулил, преданно глядя на Ирку влажными черными глазами. Ирка разлепила второй глаз и воззрилась на пса озадаченно. Пес шумно тряхнул ушами, трогательно заглянул Ирке в лицо и просительно заскулил снова.— Эй, тебе чего? — растерянно пробормотала девчонка и… не выдержав молящего взгляда, погладила пса по черному носу.Обычно мрачный кабыздох по-щенячьи взвизгнул и всей мордой ткнулся Ирке в ладонь. Замер, шумно дыша от счастья и щекоча пальцы теплым дыханием.— С чего вдруг такая любовь? — все ещё озадаченно спросила Ирка, почесывая пса под подбородком.?- Айт, у тебя жену уводят, - сказала Дина.- Кого? Какую жену? У меня нет жены! - выпал в осадок Айт.Все засмеялись.?— Не знаю я, чем доказывать, — Ирка снова взвалила на спину рюкзак и направилась по круто забирающей вверх дорожке мимо развалившихся хат старой городской балки. Вслед ей раздался разочарованный полувздох, полувой. Ирка повернулась, помахав рукой тоскливо глядящему на нее поверх калитки псу. Ноги у нее немедленно разъехались, и она плюхнулась на бугристый лед грунтовки. — Вот только что со всего маху на попу села, — потирая ушибленное место, буркнула она. — Чтоб тут пройти, за забор держаться надо, а у меня руки заняты — тобой, между прочим!— А ты не фордыбачься, — неожиданно мирно сказала бабка. — Я тэбэ ростю — я за тэбэ отвечаю, я за тэбэ отвечаю — я тэбэ проверяю, я тэбэ проверяю — я тэбэ дзвоню! Радоваться должна — ось у нас тут в санатории зовсим одинокие старушки есть, за счастье бы почли, щоб им хочь хтось подзвоныв, а у тэбэ все ж таки ридна бабка!— Как тебе там отдыхается? — слабым голосом выдавила Ирка — то, что ее зачислили в ?одинокие старушки?, добило девчонку окончательно. Спотыкающейся походкой умученного некромантами зомби Ирка поднималась все выше и выше — мимо глухих заборов свежепостроенных особняков, — выбираясь к шумному проспекту.— Ой, та ци ж врачи, та ще и медсестры, таки жадибни, ну таки — у-у-у! Не пансионат — цыганский табор, так в руки и глядят, за що б гроши з бидных старушек узяты! Та я им швидко поясныла — якщо мени вже далы путевку, так воны мени за цю путевку должны усе и ще бильше! Ну так вже захекалася — усю горлянку сорвала, покы цих нахаб на место поставила! — начала бабка — судя по довольному голосу, если б ее лишили возможности поставить санаторских ?нахаб? на место, бабка считала бы отдых несостоявшимся.Устало вздохнув, Ирка наконец захлопнула мобильник.— Хортица!От раздавшегося за спиной пронзительного голоса в Иркиной несчастной, измученной бессонной ночью голове что-то глухо бомкнуло, и в затылке полыхнуло нестерпимой болью — точно туда раскаленный штырь вогнали. Над ней возвышалась ?классная? Екатерина Семеновна, в просторечье именуемая Бабой Катей, в черном зимнем пальто фасона ?прощай, молодость? и с шерстяным блином берета на коротких крашеных завитках.— Опаздываешь, Хортица?! — торжествующе ухнула Баба Катя.— Вроде, пока нет, — поднеся запястье с часами к самым глазам, несколько неуверенно откликнулась Ирка. Умение разбирать время вдруг куда-то делось, оставив лишь понимание, что время — спа-ать!— Рот прикрывай, зеваешь во всю пасть! — прикрикнула на нее Баба Катя. — С собаками таскаешься, и это когда в школе — комиссия из министерства!— С какими еще… — Ирка обернулась. Дворняжки — одна крупная, с печальными черными глазами и отвисшими сосками многодетной мамаши, вторая, наоборот, мелкая, всклокоченная, хвост бубликом. Видно, они давно шли за Иркой по пятам и теперь терпеливо стояли у ее ног, заглядывая в лицо и ожидая невесть чего.— Это не мои… — смущенно пробормотала Ирка. — Увязались, наверное, — и она снова зевнула, аж зубами клацнула, растерянно поскреблась за ухом и тут же смущенно спрятала руки за спину. Осторожней надо быть, а то так и залаять недолго!?Все засмеялись.- Представляю тебя в этот момент! - воскликнул Богдан.Все вновь засмеялись.?Одиннадцатиклассница фыркнула — непонятно, то ли одобряя Иркин стиль, то ли осуждая сразу и безоговорочно.— Что учителя себе думают — я ведь не воспитательница детского сада, — доверительно сообщила она еще двум старшеклассницам, со стремянок украшавшим елку на сцене актового зала. Обе девчонки оторвались от развешивания шариков и дружно закивали. Блондинка тоже покивала — видать, для слаженности и симметрии, откинулась на подоконник, точно дама на старинном портрете — на спинку роскошного кресла. Подумала, глядя на Ирку горько и недоуменно, как на большое жизненное недоразумение. — Иди вон, снежинки вырезай, — наконец величественно махнула рукой она — королева, отпускающая посудомойку.Ирка мысленно усмехнулась — да хоть корону на голову напяль, ей-то что, лишь бы не контрольная! — и покорно направилась к заваленному бумагой столу.— А и не надейся, Хортица! — хором поприветствовали уже восседающие там сестрички Яновские, Юля и Яна. — От контрольной все равно не отвертишься, ее на завтра перенесли!Ирка пожала плечами — абсолютного везения не бывает, — кинула сумку и принялась искать на столе ножницы:— Остальные наши где? — поинтересовалась она, складывая квадратик белой бумаги в аккуратный уголок и вычикивая на нем узоры снежинки.— Кто где, — наверчивая вокруг проволочных стеблей бумажные розочки, сообщили сестрички. — Кто спортзал украшает…— Кто шарики надувает…Дверь актового зала распахнулась. Сперва появилась толкнувшая створку задница — обтянутая джинсами с лейблом ?D&G?. Следом вдвинулась спина в темном свитере, и, прижимая к груди здоровенную коробку со свисающим через край разноцветным ?дождиком?, в актовый зал ввалился Андрей из 11?А?.— А джинсы у него, между прочим, настоящие. Не подделка какая, — слюня край зеленого бумажного листочка, отметила Юля.— Можно подумать, ты отличишь, — пожала плечами Ирка.— Я — нет, — согласилась Яновская и довольно добавила: — А вот Людка — да! Она с парнями в фейке[Fake (англ.) — дешевая подделка под известные бренды.] не встречается!Ирка снова пожала плечами — она, наконец, вспомнила эту Людку. Та самая, у которой когда-то страз Сваровски за триста баксов из зуба в городской стоматологии высверлили![Смотри книгу ?Ведьмино наследство?]— Забирайте, притащил, — сваливая ящик с игрушками под елкой, с мрачной мужественностью буркнул Андрей (имелось в виду — мне, такому сильному, конечно, ящики таскать не тяжело, но такому занятому, конечно, беспокойно и унизительно).Обычно в таких случаях все девчонки начинали сочувственно хихикать и махать в сторону Андрея ресницами, как опахалами. Потому как Андрей был хорош. Родители не покупали ему дешевых вещей, а если и покупали, то на дорогих распродажах. От папы-бизнесмена у него была машина, правда ?Лада?, зато новенькая, из салона, а от дяди-гаишника — даже права на нее, и каждая девчонка мечтала после уроков укатить из школы, сидя на переднем сиденье рядом с Андреем. Лучше всего — прямо в ночной клуб, куда их не пропускали просто так, зато с Андреем… В общем, у всех девчонок школы, которых Андрей осчастливил номером своего мобильного, он проходил под одним и тем же рингтоном — ?Мальчик-красавчик, сколько девочек страдает…?.?- Вот вы и спалились, - улыбнулся Андрей.- Все - не значит я, - парировала Ирка.- А у тебя под каким рингтоном?- Честно?- Если можно.- Поющие птички.- Слышал я этих птичек, - возмутился Мак. - Ор сумасшедших и рожающих попугайчиков!Все засмеялись, а Андрей покраснел.?Людка наконец соизволила отвернуться от окна и окинуть своего недавнего парня долгим взглядом:— Например, в ?Репортер?, — явно издевательским тоном назвала она один из самых дорогих и стильных клубов города.На лице Андрея снова отразилась борьба — сомнение, неуверенность, наконец, он что-то прикинул и с тяжким вздохом решился:— Хорошо, пойдем в ?Репортер?.Подкрашенные Людкины брови поползли вверх двумя аккуратными черными полосочками.— Я-то пойду, — хмыкнула она и тут нанесла сокрушительный удар. — А вот маленьких мальчиков туда не пускают.Все. Желание у Андрея осталось только одно:— Люд, тебе шифера не надо? — поинтересовался он. — Крышу чинить?С меланхоличной безнадежностью Людка поглядела на подружек:— Уровень юмора — первый класс, вторая четверть, — пожаловалась она. — И этот детсадовец хочет встречаться со взрослыми девушками. — В футлярчике на ее шее мобилка нежно запела: ?Я за тебя в огонь, стану твоей судьбой…? Людка схватилась за мобильный и повернулась к Андрею спиной. — Да, милый, — сахарно-карамельным голосом выдохнула она, — Да, конечно… Конечно, готова! Нет? Не пойдем? — в голосе ее прорезалась печаль — и покорность. — Ах, попозже? — снова возрадовалась она. — Конечно, конечно, все, как ты захочешь! — она захлопнула телефон и застыла с мечтательной улыбкой.— Все-все? — кривя рот, едко осведомился Андрей.— Ревнуешь! — пропела Людка. — Ты и правда думал, что я всю жизнь на твоей паршивой ?Ладе? кататься буду?— Ага! — торжествующим шепотом выдала Яна Яновская.— Ага! — не менее торжествующе согласилась Юля. — Зеленая ?Мазда? вчера возле школы! — и они понимающе переглянулись.— Катись ты знаешь куда? — окидывая Людку недобрым взглядом, предложил Андрей. — И знаешь на чем? — он поглядел на сочувствующих с лестниц Людкиных подружек и добавил: — И этих телок безмозглых прихвати!Все три девчонки дружно фыркнули.— Вот вам наши мальчики, — надула губки Людка. — Мозгов не хватает, так они пошлят!Андрей обвел актовый зал взглядом, давящим, как асфальтовый каток. И вдруг…— Ты! — тыча пальцем в Ирку, рявкнул он. — Идешь со мной снежинки на окна клеить!— Вот-вот, — прокомментировала Людка. — Самая подходящая для тебя подружка — и по возрасту, и по уму!?- Теперь я понимаю, кому приказывал, - смутился Андрей и все засмеялись.?И перегрызть!?Андрей в ужасе посмотрел на смутившуюся Ирку. Все засмеялись.- Да, с тобой встречаться опасно... - пробормотал Андрей.- Я - Дракон. Если что, чешуя поможет, - усмехнулся Айт.?— Ну кто-нибудь! Ну хоть кто-нибудь! — рыдающим голосом просила Оксанка Веселко, стоя на подоконнике спортзала с куском мыла и намыленной бумажной снежинкой в руках. — Я уже и так весь низ окна сама обклеила, ну я же не достаю выше! Ну помогите хоть кто-нибудь!Бубух-бубух-бубух! Ее вопли начисто глушил грохот мячей об пол — игнорируя Оксанкины отчаянные призывы, троица одиннадцатиклассников радостно гоняла в баскетбол.— Андрюха! — с грохотом гоня перед собой мяч, завопил Андреев одноклассник, старший брат Наташки Шпак. — Давай с нами! А девчонка пусть клеит!Ирка вздохнула с облегчением — вот и вали, а то надоел с разговорчиками своими…— Знаешь, я, пожалуй, все-таки с девушкой, — совершенно невозмутимо сообщил Андрей и галантным жестом предложил Ирке проследовать к окну.Шпак и мяч догнали их через пару шагов. Наташкин братец недоверчиво уставился на Ирку.— Она с моей сеструхой младшей учится, — наконец он обличительно ткнул в девчонку пальцем.— Дурак ты, Шпак, — не вполне по существу, но зато доходчиво сообщил Андрей. И… по хозяйски обнял Ирку за плечи. И повел к свободному окну.Оксанке Веселко пришлось схватится за оконную ручку, чтобы не слететь с подоконника.— Это у тебя какая рука? — косясь на лежащую у нее на плече ладонь, предельно ласково поинтересовалась Ирка.— Левая, а что? — ответил Андрей.— Так ты убери свою левую, а то я сейчас ее поцарапаю, как правую, — также ласково сообщила Ирка.— Вот и видно — парня у тебя нет, — сказал Андрей. Но ладонь убрал. — Ты снизу клей, а я тебе подавать буду, — кивая на здоровенное окно спортзала, решил он. — Потом поменяемся. Подсадить? — и он уже протянул руки к Иркиным бедрам.?Дина и Танька захихикали, а Андрей мучительно покраснел.?— Сами заползли, — наконец выдавила Ирка. — Это все ты виноват, морочишь мне голову!— А я сразу понял, что тебе нравлюсь! — с видом довольным, как у Иркиного кота, изловившего прячущуюся в холодильнике сметану, согласился Андрей.Ирка замахнулась на него мыльной снежинкой, едва не свалившись с подоконника. Он со смехом увернулся, подставляя руки:— Давай падай! Не поймаю, так подберу!Веселко уставилась на Ирку с откровенной ненавистью.Дверь спортзала с грохотом распахнулась, впуская взмыленного пацана.— Народ! Народ! — надрывая глотку, на весь зал заорал он. — Директриса сказала — все доделывают, что делали, и валят из школы! Сегодня уроков не будет!— Ва-а-а! — старший Шпак и его приятели заметались по залу, распихивая мячи, — в топоте их ног утонули яростные Оксанкины протесты.Ирка слезла с подоконника.— Я куртку возьму, — пробормотала она.— Давай, — согласился Андрей. — Я тебя в холле подожду.Он что, всерьез? Он собирается ее ждать? На виду у всей школы?На слегка подгибающихся ногах Ирка побрела из спортзала. Насторожившиеся уши вовсе не по-человечески шевельнулись, ловя голос подбежавшего к Андрею Шпака.— Ты что, с этой мелкой замутить решил? А Людка? — тревожным, но одновременно радостно-любопытным голосом спросил Шпак. Вся школа знала, что Людка ему нравится.— А тебе не кажется, что Людка для меня старовата? — небрежно поинтересовался Андрей. — И ноги у нее толстые. Как колготки в сеточку натянет — ветчина в авоське!— Ну тогда я к ней на новогоднем дискаре подкачусь, — решительно объявил Шпак.— А зеленая ?Мазда? у тебя есть?Дальше Ирка уже не слышала — дверь спортзала захлопнулась за спиной. Она быстро сбежала в раздевалку. Совершенно незнакомые девчонки, шушукавшиеся в уголке, вдруг дружно примолкли, во все глаза уставившись на нее.— Та самая, — услышала она сдавленный шепот. — Которая теперь с Андреем…Ничего себе! И получаса не прошло! И вообще, ее хоть кто-нибудь спросил — с Андреем она или без Андрея?Но она все-таки остановилась перед зеркалом и придирчиво оглядела себя — не хватало, чтоб те же девчонки спрашивали, что Андрей в ней нашел. Черные волосы отлично смотрелись на отороченном светлым мехом капюшоне куртки. Ирка подновила помаду на губах и неторопливо пошла к выходу.В холле Андрея не было. Ирка нерешительно затопталась на месте, сама удивляясь острому и даже болезненному чувству разочарования, которое поднялось откуда-то из желудка и больно сдавило сердце и голову. Сзади послышалось негромкое хихиканье. Проклятье, могут подумать, что она Андрея ждет! Едва не бегом Ирка рванула к выходу.— Стой, куда? — заорали ей вслед, и ее догнал запыхавшийся Андрей, на ходу просовывая руку в рукав куртки. — Ну что ты из себя строишь? — хмуро спросил он. — Две минуты подождать не могла? От меня еще ни одна девчонка не бегала!Ирке снова захотелось дать ему в лоб. Но еще больше — выйти вместе с ним на глазах у всей школы. И вышла.— А может, мне тебя в ?Тайм-аут? пригласить? — задумчиво сказал Андрей.Ирке показалось, что эти слова громом пронеслись по школьному двору — и все разом кинулись к окнам. Во всяком случае, в каждом окне торчало по физиономии — Ирка даже не сразу поняла, что пялятся именно на нее. Как она идет с Андреем. Нет, она этого не вынесет! Уберите его от нее, хоть кто-нибудь!?- Мои мольбы были услышаны, - вздохнула Ирка.- Ну и кто тебя спас?Ирка молча кивнула в сторону Айта.- Ну, как всегда!?— Мало того что я все городские школы обегал, тебя разыскивая! Так ты и сейчас заставляешь себя ждать! — отчеканил кипящий яростью голос.У школьных ворот стоял мотоцикл — черный, хромированный, сверкающий, тяжелый и в то же время изящный, как произведение техностиля, и надпись ?Кавасаки Ниндзя? звучала загадочно и вызывающе. Небрежно прислонившись к мотоциклу спиной и буравя Ирку бешеным взглядом из-под сдвинутых бровей стоял… он. В кожаной куртке и скинхедовских ботинках на толстенной подошве. Еще недавно мокрые и грязные черные волосы собраны в тугой блестящий хвост, а лоб пересекает тонкий кожаный шнурок. Едкая, как кислота, улыбочка на злых губах, а в обтянутых перчатками руках крохотный, невообразимо прекрасный в своей трогательной весенней прелести букетик нежных лесных незабудок.— А говорила — блондины нравятся, — потерянно буркнул Андрей.— Так я ж не говорила, что и я им, — выдохнула в ответ Ирка, завороженно глядя, как недавний обожженный полутруп, ночью сбежавший с больничной каталки, решительным шагом направляется к ней через школьный двор.Полутруп, на вид вполне живой и даже здоровый, разве что по-прежнему бледный, прошел мимо Андрея, как мимо стенки и… аккуратно продел букетик незабудок в петельку воротника на Иркиной куртке. Окинул Ирку мрачным взглядом. Девчонка почувствовала себя точно под гипнозом, глядя в черные, полные непонятной ярости и затаенной боли глаза.— Кино, кафе или парк? — отрывисто, даже не спросил — потребовал он.— Парк, — как в трансе выдохнула Ирка.Он передернул плечами, давая понять, что ему все равно, хоть городская свалка, и, скомандовав:— Поехали! — сунул Ирке шлем.Стартер мотоцикла взревел, как тысяча разъяренных тигров.Дворняжки, теперь уже три, с терпением фарфоровых садовых фигурок восседавшие у ворот школы, вскочили и проводили мотоцикл долгими печальными взглядами.?- Да уж. Познавательно - выдохнула Танька.- Я запишу эту историю и буду читать ее вашим детям - хихикнула Дина. Челюсти Ирки и Айта поцеловались с полом.