глава 14. (1/1)

Острова Фиджи встретили Ковальски с распростертыми объятиями, уже с первой минуты покоряя коралловыми песками и ярко-голубым штилем тихого океана. Как только сошел с яхты, которая доставила ученого с главного острова Нади, сразу почувствовал легкий бриз; легкие заполнились морским воздухом. Деревянный домик, который шатен снял недалеко от берега, оказался довольно неплохим: площадь была всего тридцать квадратных метров, но это оказался настоящий рай в шалаше. Большая терраса, где стояли несколько стульев со столом, украшенным сверху вазой со свежими цветами. Куда не посмотри – открывается просто прекрасный вид. Помещение было внутри светлое, дизайн и отделка продуманы до мелочей. Маленькая, но полностью укомплектованная кухня; везде в домике окна в пол, пропускающие много света. Тут не было телевизора или ноутбука, что радовало – делалось специально для отдыха. Закончил осмотр в спальне, где большую часть пространства занимала просто огромная двуспальная мягкая кровать и кофейный столик со шкафом. Восторг был просто неописуем, ученый ни разу не пожалел, что выбрал именно этот вариант. Оставив чемодан в комнате, Ковальски пошел в кухню. Следовало чем-нибудь подкрепиться, потому что полет был долгим, а в самолете было не до еды из-за головной боли.Сидя на пляже и зарываясь пальцами ног в песок, ученый смотрел на медленно заходящее за горизонт солнце, которое окрашивало небо в розово-лиловые тона. Тишину прерывали только крики чаек и почти неслышный шум волн. Обняв коленки руками, Ковальски подумал, что первую неделю отдыха можно просто расслабиться и отдохнуть, не загоняя себя в паршивые мысли, изгнание которых и было целью поездки. Понять себя, да? Это казалось таким сложным. Научные факты и гипотезы давались куда проще, чем понятие своих или чужих чувств. Столько работы предстояло, это не могло не пугать.Привыкший все объяснять по-научному загнанный в угол, как будто котенок, прятался от своих чувств, просто не позволяя частенько им проявляться в достаточной мере; часто это служило поводом для путаницы. Шатен нахмурился, отгоняя еще ненужные сейчас мысли и решил пойти поплавать, чтобы охладиться.

Незаметно прошла неделя. Ковальски уже не знал, куда себя деть: работы не было, лаборатории не было, то, что взял почитать – уже прочитано по два раза; линзы он свои тоже не взял, чтобы не было соблазна полезть в коммуникатор. Теперь разве что лежать и отдыхать, греясь под теплыми лучами солнца. Но и это надоедало в одиночестве.

- Уже неделю нет вестей от Ковальски, куда он там хоть полетел? Быть не может, что даже вам - его закадычным друзьям - он не сказал, - этим вопросом Шкипер встретил Миру с Рядовым, которые только-только вернулись из кафешки в центре города, где замечательно провели время за чашками латте с всякими сластями.- Веришь или нет – мы не знаем. Ты же был в аэропорту, не посмотрел, куда он полетел? – младший подошел к холодильнику и поставил в него коробку с докупленными вкусняшками.

- Сидней. Но, зная эту неординарную личность, могу сказать, что там еще перелета как минимум два было. И пока мы угадаем, куда именно он полетел - успеет вернуться назад, - командир хмыкнул, откладывая в сторону книгу на военную тематику.- Тогда просто ждем вестей, - медик уселась на диван и стала листать каналы, пытаясь найти что-нибудь интересное, - не может же такого быть, чтобы за весь отдых он даже смски нам не прислал.Что такое любовь? На всём свете ни человек, ни дьявол, ни какая-нибудь иная вещь не внушает мне столько подозрений, сколько любовь, ибо она проникает в душу глубже, нежели прочие чувства. Ничто на свете так не занимает, так не сковывает сердце, как любовь. Поэтому, если не иметь в душе оружия, укрощающего любовь, - эта душа беззащитна и нет ей никакого спасения.

(с) Умберто Эко ?Имя розы?Что же такое любовь? Научный термин был ясен, но когда Ковальски пытался выразить это иначе, возникли проблемы. Своеобразная зависимость от человека? Нет, это так не назовешь. Зависимость – это отказ от себя; жить жизнью человека, от которого зависим, лишение суверенитета. Всё не то. Желание быть рядом и заботиться о другом человеке? Это уже ближе к истине. Когда ты думаешь не только о себе, а о том, кто с тобой рядом. Принимаешь его недостатки, тебе просто приятно находиться рядом с ним, даже не разговаривая. Когда радость человека становится твоей радостью, а горе – твоим горем. Нельзя из определения выкидывать и страсть, которую ты испытываешь к своему любимому человеку. Любовь переворачивает и меняет тебя и внутри, и снаружи. В действительности оно так и есть. Многое уже несколько лет назад пришлось пересмотреть ученому в своем мировоззрении и осознании, прежде чем до него все дошло. Даже с влюбленностью в Дорис не было столько забот, там было все понятно – человек просто очень сильно нравился больше внешне, создавался иллюзорный эффект эйфории при общении и нахождении вблизи объекта. Но это быстро прошло, как только выяснился характер и предпочтения. Но не во втором случае. Многие говорят, что влюбленность длится полтора года, а дальше уже любовь. Эти же знатоки заявляют, что любовь живет три года. Тут уже не угадаешь, придется лишь ждать. Ждать чуть меньше года, чтобы проверить глупую теорию. А еще утверждают, что любовь не приносит боль. Не так ли? Боль была, очень сильная. Но от чего же? Моральная боль, сковывающая грудную клетку, от допроса, дальнейшие грубые жесты в сторону Ковальски из-за вспыльчивости… и молчание. Большую боль доставляло именно последнее. Почему бы не взять и сказать Шкиперу то, что он чувствует? Даже в случае отказа свалился бы огроменный камень с души, который шатен носит уже пару лет.Может как раз-таки признание и решило бы все его проблемы. Ковальски заметил, что получает некоторую взаимность и заинтересованность в ответ, но это не давало гарантий на что-то. Недосказанность пугала. Но с другой стороны страх быть отвергнутым, засмеянным. Страх оголял нервы, натянутые, как струны на прекрасную виолончель. Схватившись за голову, ученый решил, что все-таки признается по приезде командиру во всем, что скопилось в душе за эти годы. Несмотря на страх, это самое наилучшее решение проблемы из всех. Единственное.Задания отвлекали Шкипера от мыслей, но в свободное время он изредка не находил себе места от незнания и недостатка вестей. Где же сейчас шатается этот идиот? Почему он не попрощался со всеми и с…ним? Казалось, что даже в штабе стало пусто без извечного умника. Командир, сам того не осознавая, безумно скучал. Целый месяц. Прошел целый месяц с его отбытия в неизвестном направлении. Изредка шатен ему снился, а тот не хотел просыпаться. Пусть даже так… Увидеть, поговорить, обнять. Но сон всегда прерывался на самом интересном месте биологическими часами, привыкшими поднимать хозяина в шесть утра. Даже если, наплевав на распорядок дня, что было лишь один раз, Шкипер снова засыпал – снилось совершенно другое. По остальным тоже было видно, что они ждут-не дождутсявозвращения ученого, особенно тосковала Мира, привыкшая к помощи в лаборатории и учебным наставлениям.Решив после основного отдыха посмотреть мир, Ковальски выбрался во Францию, в самый большой город – Париж. Столицу любви и романтики, как бы это не иронично звучало. Узнавая новых людей, традиции и устои, ученый удивлялся знаниям, полученным от осмотра и общения с местными. Какие разные везде люди, их мировоззрение и понимание жизни, менталитет. Это немного приблизило его к пониманию собственных чувств тоже. Стоя на вершине Эйфелевой башни, Ковальски с упоением смотрел в небо, где вдалеке запускали красочные фейерверки. Это напомнило ему посиделки с коммандос, когда пришли их друзья в гости, и наполнило душу тоской. Но возвращаться было рано.

Поездил по Европе в поисках разных приключений и знаний, побывав на карнавале в Испании, на выставке передовых научно-технических достижений в Германии, посетив бесплатную конференцию по химии в Швейцарии, даже попадал на тематические праздники города, где сплошь и рядом все были в национальных костюмах и распевали на все лады песни. Список можно продолжать бесконечно. Эмоций было предостаточно, это тебе не из книжек все узнавать. Ковальски даже не имел счет времени, пока путешествовал, и не заметил, как началась зима.

- Декабрь, да? – сказал он в пустоту, задумчиво разглядывая летящие снежинки за окном гостиницы. Нужно было срочно прикупить что-нибудь теплое, а страна пребывания как раз подходила – Норвегия.

- Там снег выпал и безумно холодно, - поеживаясь от холода, Рядовой спустился в штаб.- Середина зимы как-никак, а ты чего ожидал, что там будет тепло и солнечно? – прозвучал абсолютно риторический вопрос. Шкипер поднял взгляд с почти достроенной модельки парусного корабля, аккуратно держа в руках последнюю деталь.- Скажи, что хотя бы в такой мороз у нас не будет тренировок на улице, а? Мы там задубеем, пока все выполним.Мира накрыла плечи младшего теплым пледом, давая в руки чашку ароматного черного чая. Тот заулыбался, но все еще выжидающе смотрел на командира.- Ничего, оденешься теплей. К концу тренировки станет жарко, что сам начнешь раздеваться, - усмехнулся брюнет, уже приклеивая последнюю деталь к кораблю, - готово.Тяжелый вздох Рядового и бурчание под нос на несправедливость не отвлекли командира от рассматривания готовой работы на столе. Только теперь стоял вопрос: куда поставить. Улыбающийся подрывник достал из шкафа одну из теплых курток, примеривая и показывая на вторую младшему, отчего тот лишь еще раз вздохнул, осознавая, что теперь каждое утро придется морозить задницу. А Рико предвкушал яростную борьбу снежками, так как на динамит был запрет уже почти неделю из-за взрыва на прошлой миссии, чуть не обрушившего все здание на головы отряда.Когда самолет приземлился в Нью-Йорке, Ковальски спешно вышел, осматривая родные места. Все-таки, что бы там кто ни говорил, ничем не заменишь родного города. Услышав уже английский язык в объявлениях, ученый понял, что вернулся назад, домой. Трижды пожалев, что накупил целую сумку сувениров и вкусностей из стран, в которых побывал, он еле дотащил сумку до такси, которое уже ожидало его возле аэропорта. Чем ближе подъезжал, тем больше охватывала паника: как же выразить при встрече то, что он хотел сказать Шкиперу??Я вернулся?. Утренняя смска в воскресеньена телефон Миры показалась самым большим подарком на рождество. Девушка своим восторженным радостным визгом разбудила всех, оповещая о весточке. По лицам было понятно, что они не до конца ей поверили, либо еще не проснулись, пришлось каждому показать лично экран мобильника с сообщением. Когда же дошло, последовал быстрый подъем и распределение обязанностей. Рядовой, как самый младший, отправился наверх на мороз следить за дорогой, а Мира с Рико что-то соображали быстро на ?праздничный? завтрак. Командир незаметно для окружающих, но сильно разнервничался. Он много раз обдумывал первый разговор после возвращения, но сейчас как будто все вылетело из головы то, что хотел сказать. Как всегда, в прочем, когда понадобится – хрен, что нормально скажешь, все составленные заранее фразы забываются.Когда Ковальски вышел из такси, он не смог не оценить красоту снежного леса. Как все-таки прекрасно было. Нетронутый снег лежал пластом, поблескивая на солнце. Деревья стояли как будто в белоснежном коконе. Нацепив назад снятую в такси белую шапку, он пошел к базе. На подходе он увидел двоих ребят, которые неслись к нему и… Шкипера, который пытался не показывать своего неравнодушия и шел за ними следом чуть спокойней. Мира и Рядовой кинулись обнимать Ковальски, едва не сбивая его с ног.- Тише вы, я же так упаду в снег, - ученый счастливо заулыбался, обнимая их в ответ, - я тоже соскучился.- И чего так долго? – командир уже подошел и довольно хмуро смотрел на приехавшего. Только вот хмурился из-за того, что выдал совсем не то, что хотел сказать. Совсем не то.- Шкипер… - уже отпуская ребят, Ковальски облизнул пересохшие губы, подбирая слова. Но, черт возьми, все выученные красивые слова застряли в горле, заставив немного откашляться, чтобы вообще хоть что-то сказать. Решил все выразить одной единственной фразой. Вздохнув, видимо, набираясь сил, он тихо, но четко произнес: - Я люблю тебя.