9. (1/1)

Кажется, я говорил, что перед смертью буду вспоминать ту безумную поездку на байке? Я ошибся, я буду вспоминать Остров Пасхи, его безмолвные каменные изваяния и грозный океан вокруг него. Я буду вспоминать наш роскошный отель, деревянную веранду и разбросанные по столу кусочки манго. Я буду вспоминать клубнику, которую Роб скармливал мне, сидя на мне в позе наездника, и сливки, которыми он обмазывал себя с ног до головы, заставляя меня слизывать их. Я буду вспоминать лунную дорожку, в которую мы окунались каждую ночь, да и все наши ночные бдения на пляже, когда я перебирал струны гитары, а Роб пел – пел так, как никто прежде. Если бы Господь Бог мог петь, он наверняка позаимствовал бы для этих целей голос Роба.Когда наш медовый месяц подошел к концу, Роб предложил мне переехать к нему, и первым моим порывом было согласиться. Но тут же я вспомнил про свою группу – ребят, которые рассчитывали на меня, с которыми я должен бы уже начать писать новый альбом, и я и вяло покачал головой. Двум свободным личностям, живучим через океан тяжело быть вместе. Да и я привык к Лос-Анджелесу.- Останься столько, сколько сможешь и захочешь, - шептал он мне. – Решишь записать альбом с группой – поезжай, я не стану тебя удерживать. Но знай, что мой дом – это отныне и твой дом.Вот ты и повенчан, Рой Зи. Только, думаю, родителей оповещать об этом не стоит, вряд ли их обрадует эта сногсшибательная новость.Мы занимаемся любовью каждый день, и к концу месяца на Острове Пасхи я уже чувствую себя достаточно опытным в этих вопросах. Роб сдержал слово и ни разу не причинил мне боли, постепенно от раза к разу наращивая темп, и в нашу последнюю ночь мы уже не осторожничали ни капли.- Не расскажешь мне, кто был твоим первым любовником? – нежно шепчет он, оседлывая меня.Я бы с радостью,Роб, да только, боюсь, я умру от стыда, а ты лопнешь от изумления и никогда уже больше не сможешь нормально работать с Брюсом. А я никак не могу этого допустить, поэтому печально качаю головой. Наверное, мне стоило бы соврать: отказ наведет его на подозрение, что это может быть кто-то из наших общих знакомых.Когда мы возвращаемся в Англию, триумфальные гастроли Мейден уже в самом разгаре. Я стараюсь обходить стороной газетные киоски и не включать телевизор, но заткнуть Роба я не в силах. Он искренне радуется за коллегу и сам строит грандиозные планы по возвращению в Прист, ежедневно созваниваясь со своим менеджером и требуя от него начать наводить мосты. Тем временем мне дано задание довести до ума песню, которую он планирует записать дуэтом с Брюсом – сделать ее максимально подходящей под его вокал.- Если я запишу ее таким образом, твой вокал уже не ляжет на нее, ты же это понимаешь?- Я подстроюсь. Знаешь, у меня родилась такая мысль – спеть ее так, чтобы слушатели не смогли отличить нас друг от друга и бесконечно ломали копья, кто из нас спел какую строчку. Как думаешь, у нас получится?Договаривайся об этом с ним, любимый, а я сделаю все, что ты скажешь.У меня копятся идеи мелодий и риффов, и я бесконечно записываю их на клочках бумаги. Одна из мелодий кажется мне настолько красивой, что я подношу руку к телефону и уже начинаю набирать номер Брюса – совершенно неосознанно, в порыве поделиться ей с ним: он обязательно напишет убойный текст и непременно не про любовь. Какой, черт побери, Брюс? Я отдираю руку от телефона и залпом выпиваю стакан ледяной воды. Забудь о нем, он теперь в Мейден. Покажи свои наработки Робу, они могут вам пригодиться при записи нового альбома.Он лежит на постели и лениво щелкает пультом. Я останавливаюсь в дверном проеме и перебираю струны, а затем начинаю играть пришедшую мне на ум мелодию. Она не годится для моей группы Tribe of Gipsies, на ней должен звучать чей-то выдающийся вокал, но ей недостает красивого текста. Возможно, Роб сможет написать любовную балладу, которые он так любит.- Что это, чувак? – отрывает он взгляд от телека.- Вот мелодия только что в голову пришла. Сможешь придумать к ней текст? Мы могли бы взять ее для нашего следующего альбома…- Рой, ты же знаешь, я не перевариваю баллады. Вот если бы ее ускорить и утяжелить, убрать акустику, - он замахал в воздухе пальцами.Все понятно, этого следовало ожидать. Рука снова тянется к телефону. Куда ты собрался звонить, он на гастролях! Попытаюсь придумать текст сам, хоть никогда этим не занимался. Возьму песню для своей группы, пусть Эдди что-нибудь вымучает. И на этот раз со спокойной душой набираю номер и проигрываю песню Эдди по телефону. Тот чешет репу и обещает подумать.Жизнь с Робом оборачивается какой-то сплошной чередой безделья: мы ходим по кафе и сгребаем все самые вкусные десерты, от выпивки Роб отказывается, и я тоже становлюсь трезвенником. Катаемся на каруселях, смотрим мультики, а как-то раз, проходя по центру Лондона, вдруг натыкаемся на афишу концерта Мейден. Я молюсь всем богам, чтобы только Роб ее не заметил, но он призывно кричит и тащит меня в кассу стадиона: черт побери, он берет два билета в фанзону!- Я должен собственными глазами видеть, как примет меня публика, когда я вернусь в Прист! Мало ли что пишут эти журналюги, я хочу знать, стоит ли овчинка выделки. И ты мне в этом поможешь!Робу невозможно сопротивляться – если Брюс еще не вырос из детсада, то Роб пока явно застрял в яслях, несмотря на свой почтенный уже возраст – почти через два года моему хрупкому ангелу стукнет пятьдесят.На Рождество он снова никого не приглашает, и мы проводим праздник вдвоем. Я решаю немного побезумствовать и дарю ему новый кожаный костюм с заклепками, который раздобыл в самом элитном секс-шопе. Роб хохочет, как полоумный, когда разворачивает подарок, и собирается тут же примерить его. Сам он дарит мне новую гитару – Les Paul, точную копию гитары Джимми Пейджа, и я рыдаю, как малолетка – я мечтал о такой всю свою жизнь, но никак не мог ее себе позволить.Рождественский вечер мы проводим как заправская детвора: я гремлю струнами новой гитары, а Роб скачет в новом костюме. Потом мы напиваемся колы – по старой традиции Хэлфорда – и садимся смотреть очередную слезливую голливудскую мелодраму. Как самые настоящие пенсионеры. И мне это чертовски нравится. Кажется, в Лос-Анджелесе у меня осталась неплохая заначка кокса, но я о нем даже не вспоминаю: зачем мне кокс, когда есть кола и голливудские фильмы?Концерт Мейден проходит прямо накануне Нового года – 30 декабря, и Роб возбужден невероятно. Мы честно отстаиваем гигантскую очередь, и Роб буквально светится от счастья, когда слышит, как предвкушает толпа возвращение своего короля.- Вот бы еще Хэлфорд в Джудас вернулся, мне больше ничего не надо! – ревет грозного вида бородатый мужик, и Роб широко улыбается.Тебе этого недостаточно, любимый? Ну вот же они, дрожат от счастья и предвкушения. Совершенно же очевидно, что тебя они встретят точно так же.Зачем тащить меня туда? Но Робхочет пройти этот путь до конца. Мы пробиваемся к самому краю сцены в первом ряду фанзоны – ну ладно, глаза я еще могу худо-бедно закрыть, но вот как заткнуть уши, когда этот голос будет реветь прямо над тобой?Зал не наполнен еще даже на треть, но гул стоит ужасный. Все в один голос орут:- Брюс Ди! Брюс Ди! - масса голосов раздается прямо над моим ухом. К реву присоединяется и Хэлфорд, а он один как иерихонская труба – может переорать целый зал. Надеюсь, что хотя бы не будет разогрева: боюсь, публика уничтожит любого, кроме Мейден, кто посмеет выйти на эту сцену. И если вдруг вместо Брюса им снова подсунут Блейза или кого-то еще, Стиву живым из зала не выбраться.Напряжение достигает предела, барабанные перепонки рвутся, толпа неистовствует, и Роб безумствует вместе с ней. И, наконец, я слышу знакомые звуки – вступление к Aces High. Рев становится еще громче, хотя куда бы уж, казалось бы. Еще год назад на концертес Блейзом царила практически мертвая тишина… Бедный парень, каково ему переживать это унизительное изгнание…На сцену выбегают гитаристы, и публика выкрикивает имя Эдриана. И как только Брюс сумел протащить назад в группу и его? Насколько мне известно, Стив вполне доволен игрой Яника и взял Эдриана уже третьим. Куда столько гитаристов? Пейдж, помнится, один справлялся с этой ролью… Проигрыш почти завершен и… вот, наконец, появляется он. В простой черной футболке с глубоким вырезом, в черных лосинах с каким-то странным рисунком на бедрах и, как и обычно, без нижнего белья… Подбегает к краю сцены и начинает петь… Его бедра и пах обтянуты так, что у меня перехватывает дыхание, и я хватаюсь за Роба, чтобы не упасть. Я знал, что мне нельзя сюда идти. Он поет и поет своим неземным голосом, а мне хочется крикнуть, что я написал новую песню и хочу, чтобы он придумал к ней текст. Я хочу схватить его за лодыжки и стащить вниз и… Так, Рой, прекрати это безумие. Ты забыл, как долго ты лечился? Да, теперь ты стал опытным, вот только у Дикинсона опыта в этом деле не прибавилось ни на йоту. И вообще ты живешь с Робом – забыл об этом? Зал орет так, что я вдруг начинаю панически бояться обрушения потолка или стен. Брюс зажат, хоть и делает вид, что этих шести лет отсутствия не было. Хотя чего уж там, это же не первый его концерт в рамках тура воссоединения. С чего бы ему быть зажатым.

Я стараюсь поменьше поднимать глаза на сцену, вместо этого смотрю на совершенно счастливого Роба: кажется, теперь он понимает, чего ему ждать, когда он и сам вернется. Господи, да мы же в первом ряду! С минуты на минуту он может нас заметить!Я прячу глаза, отворачиваюсь в страхе быть узнанным, но Роб вдруг толкает меня локтем в бок и тычет пальцем в сторону сцены: Брюс приветливо кивает нам и улыбается. Роб обнимает меня за шею и кидает козу, а Брюс улыбается еще шире и машет нам рукой, потом подходит к самому краю, садится на корточки и протягивает мне ладонь. Я не собираюсь ее жать, но положение спасает Роб, ударяя пятерней по протянутой волосатой лапе. Я лишь отвожу взгляд.Концерт кажется мне безумно длинным, все эти два часа Дикинсон не сводит с нас взгляда и скачет, как безумный. К самому концу я вдруг замечаю кровь на его лице, и он бежит к полотенцу, спрятанному за барабанной установкой. Кровь из носа продолжает хлестать, и он поет с прижатым к лицу полотенцем. Любой другой остановил бы, наверное, этот чертов концерт, но не Брюс. Он герой… Я с восхищением взираю на него, и мой взгляд, наконец, встречается с его. В его карих глазах пляшут озорные черти, и я снова ощущаю в груди знакомую и давно забытую боль. Только бы после концерта Роб не вздумал потащить меня за кулисы…- Что-то я паршиво чувствую себя, - бормочу я сразу после окончания концерта. – Если хочешь поболтать с ними – иди, заодно договоришься, когда он приедет для записи дуэта. А я пойду домой.Это железный метод и срабатывает всегда без исключений. Роб заботливо обнимает меня и гладит по голове.- Конечно, мой хороший, иди. Это и вправду был безумный концерт. Самый безумный из всех, которые мне довелось видеть. Надеюсь, наши фанаты ни в чем не уступят мейденовским, - и он хитро усмехнулся.Дома я сразу заперся в душе и за две минуты снял назревшее во мне страшное возбуждение – в течение двух часов наблюдать эти обтянутые лосинами бедра прямо перед своим носомстало адской пыткой. Если бы Роб пошел со мной, ему бы точно сейчас не поздоровилось. Я достал бутылку виски и выглотал почти половину, а потом сразу отправился спать. Надо было выдавить изорганизма все воспоминания о прошедшем концерте.Проснулся я поздно, Роб уже жевал тортик на кухне, запивая его кофе, и поглядывал утренние новости. Я прошлепал на кухню и сжал его в объятиях, надеясь, что он не станет рассказывать, как прошла его встреча с коллегами. Но он тут же принялся тарахтеть.- Жаль, что ты не пошел со мной вчера, мы так здорово посидели с ребятами! Брюс все спрашивал про тебя, видать, соскучился. Сказал, что у него готово для тебя несколько наработок для его будущего сольного альбома, и он надеется обсудить все, когда придет ко мне писать дуэт.- Что?! – невольно вырвалось у меня. – Какого еще сольного альбома? Он сам вчера заявил, что они с Мейден выпускают новый альбом!- Любимый, ты же знаешь, что это бизнес. В Мейден он будет зарабатывать деньги, чтобы помимо них заниматься тем, что ему нравится.- Нет, Роб, ему и нравится Мейден. Это не просто деньги, он это любит! Он любит стадионы, любит внимание многотысячной толпы, любит роскошные шоу, любит, когда ему подчиняются – а сейчас ему подчинилась вся группа во главе с Родом! Зачем ему сдался сольник, когда он и так сейчас может записывать все, что вздумается, с ними?!- Спроси об этом у него. Чего ты так завелся? Ну иди ко мне…Мне действительно сейчас очень не хватало стройного тела моего хрупкого ангела, особенно после встречи с волосатым дьяволом.- Кстати, Брюс пригласил нас двоих отмечатьНовый год с ним и его семьей.- Иди, если хочешь, - устало помотал я головой. – А я пас.Роб нахмурился, но ни о чем меня не спросил. И, разумеется, остался со мной.Весь январь я провел в студии за доведением до ума альбома Роба Resurrection, но самое большое внимание уделил, разумеется, будущему дуэту. Я просил Роба записать его партию заранее, чтобы потом быстро прописать часть Брюса, но Роб настаивал, что оба они должны писаться одновременно и что Брюс уверял его, будто он никак не ограничен во времени и потратит на запись столько, сколько потребуется.Словно в издевку, Роб назначил датой записи 14 февраля, и больше всего на свете я боялся, что он выставит напоказ перед Брюсом наши с ним отношения. Я отправился в студию рано утром, чтобы все подготовить к приходу двух грандов. Снова переслушал минус, который записал для них, по сто раз все перепроверил, настроил микрофоны – у каждого из них были свои требования к звуку.Первым пришел, разумеется, Роб, обнял меня и прошептал:- Я поздравлю тебя вечером. Брюсу ни к чему знать о нас, - и я выдохнул с облегчением.Он пошел за стекло распеваться, а я весь напрягся, понимая, что с минуты на минуту увижу Дикинсона и снова буду записывать его, как в старые добрые времена.Он ворвался, словно ураган, и радостно крикнул:- Всем привет! А вот и я!Меня хватило лишь на то, чтобы кивнуть и опустить глаза. Он протянул мне ладонь, и я осторожно пожал ее, а он с силой сжал мои плечи, и губы его как бы случайно скользнули по моей шее. Я вздрогнул и отстранился.Брюс пожал плечами и отправился к Робу за стекло.- Значит, так, - начал я. – Правый микрофон настроен под тебя, Роб, левый – под Брюса. Прошу микрофоны в процессе записи не менять, иначе придется начать все сначала. Брюс, Роб тебе уже обрисовал в общих чертах, что мы хотим от тебя услышать?- Полное слияние голосов? Чтобы поклонники ошалело слушали и не могли понять, кто есть кто? – хохотнул Дикинсон.- Что-то вроде того. Так что, прежде чем мы приступим к записи как таковой, нам придется долго распеваться, подстраивая один голос под другой – они ведь у вас очень разные, вас очень легко отличить друг от друга. Итак, начнем с того, что Брюс у нас поет первые две и последние две строфы. Роб поет четыре строфы в середине. Итак, чтобы подстроить одного под другого на время подготовки меняемся ролями – Роб поет начало и конец, а Брюс – середину. Поем своими обычными голосами – так, как вы бы сами спели это. А я пишу. Припев пока не поем. Итак, Роб пошел.Началось вступление, и Роб затряс головой, слегка согнувшись – в этой позе он традиционно брал самые высокие ноты. Парадокс, но именно зажимая грудную клетку, а не раскрывая ее. Я посмотрел на секундомер и махнул рукой. Роб запел. Конечно, с годами его голос изменился, петь ему стало труднее, да и в нем самом мало что осталось от былого светловолосого ангела. Но когда я смотрел на него, то видел его хрупким, стройным и нежным, и все его шестнадцать голосов сливались в единый поток любви ко мне. Он пел, не сводя с меня своих светло-серых глаз, и я знал, что невзирая на все, что мне придется сегодня пережить, ночью мы все равно будем вместе. И никакой Дикинсон не сможет нам в этом помешать.

Роб пропел две строки и замер, вступил Брюс – даже без моей отмашки. Давно я не видел его вот так вот – за стеклом у микрофона. Он зажал ладонями наушники, закинул голову назад и закрыл глаза. В горле моем застыл комок, и я тщетно пытался его проглотить, не отводя взгляда от мелкой волосатой фигуры за микрофоном. Его мощные ладони сжимали наушники, как когда-то сжимали меня… Его бедра совершали ритмичные поступательные движения, как…- Стоп! – я сам не заметил, как крикнул это на всю студию, и Брюс замер на полуслове и удивленно уставился на меня.- Что-то не так?Я дышал, как марафонец, ловя воздух ртом. Что я скажу им? Теперь придется писать все заново, а я не вынесу этого второй раз. Да о чем ты вообще, Рой? Ты проведешь тут с ними не один день, прежде чем песня будет готова, возьми себя в руки, черт побери!- Прости, какие-то помехи на заднем фоне. Давай со второго куплета, пожалуйста, - я виновато опустил голову.Не смотри туда, Рой, добром это не кончится. Просто слушай, слушай. Я сжал виски и опустил голову.Когда обе партии были дописаны, я объявил им:- А теперь, ребята, вы по очереди будете давать друг другу уроки пения. Не без моей помощи, разумеется. Ну что, с кого начнем?- Моя партия идет первой, поэтому начинаем с меня, - не дал никому времени на размышления Брюс. – Врубай Роба, буду его копировать.Но все оказалось не так просто. Брюс легко попал в нужную тональность, легко сымитировал хэлфордовский визжащий расщеп, но на этом дело и забуксовало – типичный надрывный дикинсоновский тембр при этом никуда не делся. Роб снова и снова пропевал первую строчку, Брюс пытался его копировать, и мы угрохали километры пленки. Я вошел к ним, встал рядом с Брюсом и, как самый настоящий преподаватель по вокалу, заставлял его открывать рот, менять положение языка, наблюдая за тем, как это проделывает Роб, сгибаться в три погибели, пока, наконец, Брюс не выдал тембр Роба.- Понял! Я понял, как ты это делаешь! – заорал Брюс, кинувшись Робу на шею.Затем он налетел на меня, сжимая в своих стальных объятиях, и я ощутил, что под джинсами у него вновь ничего нет. Я сомкнул ладони на его спине, и на несколько секунд он повис на мне. Его карие глаза смотрели на меня с восторгом, и если бы только рядом не стоял Роб… Я опустил Брюса на пол и вернулся за пульт. Мы должны были попробовать записать это.- Всем пива за мой счет! – кричал Брюс, решив отметить свою победу, и Роб тут же радостно согласился.- Ребята, я пас, - покачал головой. – Я домой, очень устал.- Брось, Рой, я хотел показать тебе наброски своих новых песен, - Брюс схватил меня за рукав, но я отстранился.- Как-нибудь потом.Роб обеспокоенно посмотрел на меня и подошел.- Что с тобой, мальчик мой? Ты в последнее время что-то часто стал себя плохо чувствовать.- Я не пойду в паб, Роб, даже не проси меня об этом, - твердо заявил я, собрал вещи и вышел из студии.Боже, я веду себя, как самая последняя обиженная баба!Холодильник у нас под завязку забит замороженной пиццей, я достаю одну, вскрываю пиво и сажусь перед телеком. Я тоже сегодня выпью, но один. Бутылку я приканчиваю довольно быстро, достаю еще две и тут же слышу, как хлопает входная дверь: что-то рановато Роб вернулся. Но на пороге комнаты оказывается Брюс. Один.- Где Роб? – спохватываюсь я, пытаясь высмотреть родную фигуру.- Он дал мне ключи, сам остался в пабе. Должен же я показать тебе свои новые песни.Брюс уже пьян – и когда только успел… Он падает на диван рядом со мной и тянет лапы к моей пицце. Я устало подвигаю ее ближе: история повторяется…- Почему ты не пошел с нами в паб?- Не люблю эти заведения.- Не ври! Раньше ты постоянно шастал там с нами. Что случилось?- Тебе-то блин что за дело?! – взрываюсь вдруг я. – Ты мне кто – мамочка или, может, мой менеджер?!Брюс осоловело смотрит на меня и глупо улыбается.- Я соскучился, - бормочет он.Он соскучился! И что мне, позвольте, с этим делать?Он хватает меня за шею своей волосатой ладонью и притягивает к себе. Мой лоб утыкается в его, а губы его так близко, что я едва сдерживаюсь. Ты дразнишь черта, Брюс. Да ты и сам черт. Ну смотри, ты сам этого хотел. Потом не говори, что ты совсем не то имел в виду. Я хватаю его за плечи и резким движением швыряю на спину. Он явно не ожидал этого и беспомощно падает. Я наваливаюсь на него грудью, мои черные пряди скользят вниз, заключая его испуганное лицо в некое подобие кудрявого шатра. Я вожу ладонями по его груди и плечам, спускаясь к бедрам – ничего предосудительного, но он явно обескуражен. Одна ладонь скользнула под футболку и гладит его волосатую грудь и живот. Ты ведь этого добивался, Дикинсон? Впредь не будешь играть с огнем! Глаза его округлились, но он молчит, не пытаясь оттолкнуть меня. Да что с тобой такое, Брюс? Почему ты всякий раз позволяешь мне ласкать тебя?! Может, мне быть на этот раз смелее и дать тебе понять, чего я на самом деле хочу? Я резким движением задираю его футболку и впиваюсь поцелуем в его живот, скользя языком ниже – к поясу его джинсов. Его ладонь вдруг ложится на мой затылок, и я испуганно поднимаю глаза: неужели?..- Зачем ты делаешь это, Брюс? – не выдерживаю я и сажусь рядом.Он тоже поднимается и поправляет футболку. И молчит. Черт побери, он снова молчит!- Ты же уже давно все понял, так чего ты добиваешься? Еще тогда в 94-м ты запретил мне все это, а с тех пор только и делаешь, что поощряешь все мои попытки. Зачем?- Ты виделся с Джейн после того ночного купания?Опять она! Это когда-нибудь закончится?!- Уйди, пожалуйста, - тихо, но твердо произношу я. – Мне насрать на твою Джейн, твою Падди и на тебя! – голос мой срывается на визг, и я сбрасываю его с дивана на пол.Он чертовски силен и в одно мгновение вскакивает и набрасывается на меня диким зверем. Его пах упирается в мой, и я чувствую, как член мой начинает твердеть. О боже, только не сейчас… Он кладет мне руку поперек горла и шипит прямо мне в ухо:- Ты трахал моих жен. Обеих. И если от Джейн всего можно ожидать, то у Падди я всегда был единственным. Ты, Рой, всю жизнь будешь расплачиваться за это! – и он с размаху ударил меня кулаком в лицо.- Какого хера ты тогда свистишь мне про какие-то там песни! Так и говори прямо, что пришел, чтобы поколотить меня! – прохрипел я.Его пах по-прежнему прижимается к моему, и я схожу с ума от желания. Я не выдерживаю и кладу ладони на его крупные крепкие ягодицы, сжимаю их… Ну же, Брюс, я так многому научился за месяцы жизни с Робом, я многое могу, Брюс… Он понимающе усмехается и хлопает меня по плечу. Так ты специально издеваешься надо мной, Дикинсон? Я скидываю его с себя и встаю.- Пожалуйста, уйди, - едва слышно произношу я, указывая на дверь.- До завтра, - смеется Брюс и выходит.