2. Первый раз (1/1)

The Chainsmokers feat. Rozes?— RosesЧетверг. Школа. Ура.Нет. Где моя табличка ?Сарказм??Я настолько устала ходить в школу, собирать сумку, гладить каждое утро ебаную школьную форму, приводить себя в божеский вид с помощью небольшого количества косметики (боже упаси штукатурить лицо толстенным слоем тоналки и пудры, как делает добрая половина девчонок в моей школе) и отсиживать уроки, что все мои мечты?— это суббота и каникулы.Но сегодняшнее утро можно назвать одним из лучших. Во-первых, вернувшись домой в пять с хуем, я умудрилась пролежать полтора часа без сна и при это остаться бодрой, причем намного бодрее, чем после семичасового сна. Во-вторых, я ухмыльнулась, надев классическую синюю юбку, которая так мне надоела, но которая в принципе мне нравилась, и голубую рубашку, потому что юбка выгодно открывала мои ноги и все разнообразие моих синяков (а некоторые учителя их не выносят, а я не упускаю возможность побесить преподавателей), а светлая рубашка хорошо смотрелась с красной помадой (плевала я на правила, поэтому и крашу губы яркой помадой). В-третьих, я увиделась с папой утром!Когда я спускаюсь на кухню, то первое, что вижу?— это папа; я бегу к нему и обнимаю. Он выглядит сильно уставшим: очень бледный, с синими тенями под глазами, да и сами глаза воспаленные, красные. Ненавижу такое папино состояние, поэтому начинаю шутить и в таком тоне приказываю ему завтракать и идти в постель спать до моего возвращения из школы, и тем самым я вызываю у него улыбку. Действительно, позавтракав со мной, он идет наверх, а я?— в ванную, к зеркалу, где наношу на губы помаду и делаю тонкие стрелки черной подводкой.—?Манчестер, если ты будешь собираться немного быстрее, то я завезу тебя в школу! —?кричит мама снизу.Я чуть не подпрыгиваю от радости. Я так люблю ездить в маминой машине, что смело могу назвать ее вторым любимым транспортным средством после скейта. Поэтому я быстро собираю рюкзак и сбегаю по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Забегаю на кухню и, забрав из холодильника колу и ланч бокс с приготовленным вчера вечером салатом, я надеваю синие кеды Lacoste, мельком оглядываю себя в зеркало (надо признать, что сегодня я хорошо выгляжу) и выхожу из дома. Мама как раз садится в свой темно-синий BMW, а я устраиваюсь рядом на пассажирском сидении и, улыбаясь, смотрю на мать.—?Манчестер, с тобой все хорошо?—?Да, конечно. Просто я впервые хочу поехать в школу.—?А, ну тогда нет никаких причин для беспокойства,?— мама улыбается. Она научилась различать мой сарказм и серьезный тон в тот день, когда папа впервые объяснил мне значение слова ?Сарказм? и я начала активно использовать такой тип насмешек.—?Кстати, у нас завтра родительское собрание… —?неуверенно начинаю я; не хочу портить хорошее настроение ни маме, ни себе.—?Ну и кто из твоих учителей жаждет меня увидеть? —?не отрывая взгляд от дороги, спрашивает она.—?Немка и математик… —?я пристально смотрю на маму, пытаясь предсказать изменения в цвете и выражении лица: либо оно станет зеленым камнем, либо багровой петардой, которая вот-вот взорвется.Но я не угадываю, ибо лицо матери остается нормального цвета и выражает привычное для нее состояние спокойствия.—?Хорошо. Учти, я расскажу им, как ты любишь их предметы! —?улыбается она, а я незаметно выдыхаю?— слава богу пороть не будет.Попрощавшись с мамой, я захожу во двор школы. Идеально подстриженный газон, аккуратные клумбочки, чистые скамейки стоят ровными рядами… Как же надоело. Еще полгода. Полгода, за которые мне надо определиться с профессией и выбрать колледж.Я переступаю порог школы и тут же врезаюсь в Харпер.—?Привет! —?обнимаю ее и тяну по коридору по направлению к женскому туалету.—?Манчестер Эллиот, что происходит? —?недоумевает она и крайне удивленно смотрит на меня, когда я подправляю помаду после классического приветствия-поцелуя в щеку полдюжины знакомых; еще одна причина моей любви к яркой помаде: я ?отмечаю? своих друзей маленьким следом на щечке.—?Все хорошо. Я впервые за долгое время рада прийти в школу.—?Ого. Уверена, что все хорошо? —?она отбирает у меня расческу и проводит ей по своим синим волосам.—?Ага. Какой урок первый?—?Немецкий,?— она закидывает расческу в мой рюкзак, и мы выходим из уборной.—?Бля. Немка завтра ждет мою маман на индивидуальную беседу… —?я закатываю глаза в предвкушении урока.—?Да ладно! —?поражается подруга. —?У тебя же норм так с немецким…—?Да это единственный предмет, который я реально учу! —?мы проходим в кабинет и садимся за свои парты. —?Лишь бы она мне мозг сейчас не промывала.На мое удивление, все было с точностью да наоборот. Немка, миссис Лиддс, очень милая женщина чуть за сорок, говорит всему классу, что в понедельник прочитает вслух мое последнее сочинение… Да уж. Этим она интригует всех, зато меня ставит в тупик: у нее такой подход, что ученик должен тихо разобрать свои ошибки дома или с ней после уроков. А тут сочинение зачитать при всех моих одноклассниках! Я весь урок пребываю немного в шоке (ладно, много в шоке), зато остаток дня проходит незаметно. Физрук разрешает мне не идти на следующей неделе в бассейн на сдачу нормативов, ссылаясь на мои прекрасные синяки и порезы на ногах: ?Хлорка разъест все к чертовой матери? (цитата). Хотя я бы с удовольствием проплыла несчастные 100 и 1000 метров, потому что я действительно люблю плавать и это выходит у меня неплохо, но раз уж он разрешает, то сдам в следующий раз.Домой я возвращаюсь в великолепном расположении духа. На завтра надо сделать небольшое эссе по пройденному на этой неделе рассказу Эдгара Алана По ?Похищенное письмо? и подготовить к обсуждению следующее произведение из программы?— ?Преступление и наказание? Федора Достоевского. Роман я читала еще летом, и он произвел на меня большое впечатление, так что я очень ждала диспутов на эту тему, а с эссе я решила быстро разобраться и забыть про него. Чтобы закончить все как можно быстрее и лечь смотреть сериалы, я решаю не обедать и бегу сразу наверх.Проходя мимо спальни родителей, я заглядываю туда: папа стоит у зеркала и завязывает галстук.—?Привет. Как поспал? —?подхожу к папе и отмечаю его внешний вид: на щеки вернулся румянец, глаза больше не красные, а синяки под ними едва заметны. К тому же свежесть папе придает потрясающе сшитый темно-серый костюм и белая рубашка.—?Отлично, я выспался впервые за две недели,?— он целует меня в лоб и продолжает возиться с галстуком. —?Как твой день в школе?—?Терпимо. Давай помогу,?— я завязываю папе галстук и поправляю воротник рубашки.—?Как ты смогла так быстро расправиться с этой удавкой? —?смеется он. Я знаю, что папа в не очень хороших отношениях с галстуками, бабочками и тому подобное.—?Ловкость рук и ничего лишнего. Ты на конференцию?—?Ага. Опять выслушивать эти бесконечные речи занудных профессоров… —?несмотря на то, что внешне я больше похожа на маму, я взяла от папы цвет волос?— каштановый с медным отливом?— фамильный цвет Эллиотов,?— синие глаза и чувство юмора. Когда мы с папой ловим волну и начинаем безостановочно шутить, мама закатывает глаза и молча наблюдает за нами, лишь изредка посмеиваясь над удачной шуткой. Характером я вышла в папу, это отмечают все, кто знает нашу семью. —?Мне придется вернуться в клинику… —?мы уже в холле, где папа надевает свое бежевое пальто.—?Жаль. Но ты же проведешь выходные с нами? —?не потребовалось бы больших усилий, чтобы услышать мольбу в моем голосе.—?Ну конечно, солнышко. До скорого,?— он обнимает меня и, взяв свой портфель, уходит.После того, как я заканчиваю эссе, я откровенно занимаюсь херью. Сериал, еда, снова сериал, антистресс, компьютер, мессенджеры и онлайн-переписка с друзьями… В парк ехать не хочется, да и сил нет, просто хочется побыть одной. Поэтому я набираю горячую ванну и чувствую блаженство, погружаясь в нее. Тело действительно болит: к колющей боли от синяков прибавилась еще и мышечная (спасибо падениям со скейта и сегодняшнему уроку физической культуры). А мозг все это время был отключен и расслаблен вместе с телом, но как только я вылезаю из горячей воды, в которой я провела ни много ни мало два с половиной часа, я вспоминаю сегодняшнюю ночь и данное мной обещание. Три часа ночи, площадка, встреча с Бруклином Бекхэмом.Я ложусь спать еще до прихода мамы и ставлю будильник на 2:00. Просыпаюсь и сразу же отключаю будильник, чтобы родители не услышали мелодию, и достаю из шкафа мои старые потертые джинсы, уже порванные в нескольких местах (всегда катаю в них), футболку оверсайз и олимпийку с капюшоном. Ничего лишнего, все прилично. В рюкзак отправляется бутылка воды, пластырь и защита для локтей (на всякий пожарный, хотя уже три года ее не ношу); там же лежит забытая мной книга.Как и вчера, я без труда выхожу из дома и быстро добираюсь до площадки. Без десяти три. Еще есть время покатать в одиночестве.—?Я думала, ты не придешь,?— говорю я, когда вижу парня у перил. —?Опять наблюдал за мной, засранец!—?Мне нравится следить за твоими движениями,?— отвечает он и скатывается вниз, ко мне. —?Я тоже думал, что ты не придешь.—?Почему это? —?я отъезжаю от Бруклина к невысокой рампе и сажусь на нее.—?Потому что ты?— девчонка, а вы любите дурить парней…—?Ох, скажешь еще хоть одно слово на эту тему, и я кину в тебя чем-нибудь тяжелым,?— я рефлекторно закатываю глаза: ненавижу разговоры на сексистскую тематику. Я не феминистка (Боже упаси!), просто этих стереотипов хватает и в школе.—?Ладно-ладно, остынь,?— он садится рядом. —?Как день прошел?Мы говорим о будничных вещах и проблемах, о школе и одноклассниках, о будущей профессии, о музыке… Он приподнимает занавес публичной жизни, рассказывает о своей семье, о некоторых обязанностях, связанных с публичностью. А мне интересно его слушать. Несмотря на то, что к детям звездных родителей я отношусь весьма скептически, потому что знаю, что они привыкли жить на всем готовом, что они капризны и банально не могут связать и двух слов в обычном диалоге, я с удовольствием общаюсь с Бруклином. В нем есть непринужденность, а во мне есть наивность, так что я развешиваю уши и погружаюсь в мир селебрити.—?Как давно ты катаешь? —?спрашивает он, когда наш разговор снова возвращается к обычной жизни.—?С тринадцати. Не спрашивай, как началась любовь к скейтбордингу, потому что я сама не знаю, но сейчас это не только доставляет мне удовольствие, но и отвлекает от суеты. Это стиль жизни,?— отвечаю я, кивая на доску под ногами.—?А я чувствую себя простым парнем, а не сыном известных родителей. Когда я катаю, я забываю о проблемах, погружаюсь в себя, анализирую свои мысли и поступки… Эй, а ты не хочешь снова попробовать тот трюк? —?он как-то хитро улыбается, а я неожиданно понимаю, что вчерашний заносчивый парень, который испугал меня, совсем не похож на сегодняшнего открытого и доброго Бруклина.—?Хочу. Покажешь еще раз? —?он показывает. И не раз, потому что я, хоть все и понимаю, не могу повторить.—?А-а! да нет же! Перемести вес! —?восклицает он время от времени. Со мной тяжело работать, я говорила?—?Ка-а-ак? —?я все еще не понимаю.—?Прости за то, что я сейчас сделаю, но иначе ты просто убьешь меня своим непониманием простых вещей,?— говорит он и подходит ко мне. —?Сейчас будет сцена из ?Титаника?,?— ухмыляется он и, стоя позади меня, берет мои руки.—?Представь, что ты на доске, вес сзади. А теперь перенеси вес вперед, помогая себе руками,?— его ладони направляют мои, и я рада, что он не видит мою покрасневшую мордашку. —?Теперь подпрыгивай и разворачивайся. Давай. Не бойся меня,?— он все еще держит мои руки, отчего мне становится совсем неловко.Я делаю все, как говорит парень, и поворачиваюсь к нему… И моя рука, которой я помогаю переносить вес (все, как учил Бруклин), врезается ему в нос.—?Блять! Бруклин, прости! —?в первый момент я отскакиваю от него, но потом подхожу ближе.Он, зажмурившись, держится за нос рукой. Я убираю руку и теперь смотрю на этот важный орган чувств.—?Все нормально с твоим носом. Перелома нет, твое милое лицо не пострадало,?— констатирую я, отходя на шаг назад. Личное пространство (и его, и мое) никто не отменял.—?Ты считаешь мое лицо милым? —?он озорно улыбается. —?А как ты поняла, что нос не сломан? При переломах не всегда идет кровь, так что ты не могла определить только по ее отсутствию.—?Я все детство провела в больнице и видела вещи и похуже сломанных носов, уж поверь…—?Ты болела? —?очень нетактично, но я его прощаю: Бруклин сегодня приветливый.—?Нет, папа?— врач,?— я вспоминаю, при каких обстоятельствах двинула парню по лицу. —?Отойди, я попробую на скейте повторить,?— ох, попробуем еще разок.Я на мгновение закрываю глаза, а потом, сделав глубоких вдох, абстрагируюсь от всего. Толкнувшись ногой, проезжаю круг по площадке, чтобы набрать скорость, и подпрыгиваю, помогаю руками, переношу вес и все-таки приземляюсь не жопой на пол, а правильно, так, как было задумано. Спрыгнув с рампы, я останавливаюсь, хлопаю в ладоши и не прекращаю улыбаться, как сумасшедшая.—?У тебя получилось! Чес, у тебя получилось! —?Бруклин подбегает ко мне, а я, как выясняется, не умею контролировать свои движения в порыве радости, поэтому сама не понимаю, как обнимаю его, не обращая внимания на нелюбимое сокращение имени: потом как-нибудь скажу ему об этом.Не знаю, что движет парнем, когда он отрывает мое тело, заключенное в его объятья, от земли и начинает кружиться по площадке. Мы смеемся и кричим, а потом словно смущаемся от такой близости. Он замирает, но руки с моей талии не убирает. А я медленно спускаюсь на фанерный пол, но руки с его шеи не убираю.Сейчас бы стоять с Бруклином Бекхэмом в обнимку и смотреть ему в глаза! Мы будто ждем чего-то. Какого-то порыва. Движения. Эмоции, пробежавшей по лицу. Искры в глазах. И дожидаемся.Он чуть наклоняется и касается моих губ. Так легко и нежно, словно боится их повредить. Потом смелее, и вот мы уже целуемся, стоя посреди ночи в центре площадки для скейтбординга.—?Я первый раз целуюсь на второй день знакомства,?— говорит Бруклин, отрываясь от меня.—?И я. А еще у меня первый раз получилось выполнить тот трюк,?— не хочется разрушать момент. Волшебный момент.—?Я первый раз учил кого-то делать трюк.—?Я первый раз по-настоящему была искренна с почти незнакомым человеком.—?Я первый раз испугался, что девушка не придет в назначенное время.Я улыбаюсь и все-таки убираю руки с его шеи.—?Ты все еще хочешь записать мой номер? —?я иду к тому месту, где мы сидели, и обернувшись, улыбаюсь.—?То есть тебя надо поцеловать, чтобы ты дала номер? —?смеется парень и садится передо мной.—?Как повезет, Бруклин. Этого никто не может знать наверняка, даже я сама,?— я ввожу номер в протянутый мне телефон и отдаю аппарат обратно.Из-за того, что я стою, я вижу, как он вводит в графу ?Имя? ?Манчестер Юнайтед? и звонит на номер. Моя любимая песня сообщает о новом вызове, и я сохраняю номер, но не успеваю подписать его, потому что кое-кто наглый забирает айфон из моих рук и, постучав по экрану, протягивает его обратно.—??Bad boy?? С чего бы? —?поднимаю я бровь.—?Узнаешь в следующий раз. Я решил, что ?Бруклин Бекхэм? будет слишком очевидно, поэтому решил замаскироваться. Если ты не заметила, оба слова в ?Bad boy? начинается с B, как и мои инициалы,?— его руки мягко ложатся на мою талию, а я, все еще стоя перед ним, обнимаю его за шею.—?Уже начало шестого, Брукс. Мне пора,?— я перебираю пальцами его волосы на затылке.

—?Уверена, что не хочешь остаться?—?Уверена, что хочу. Но мне надо вернуться домой до семи и потом отправиться в школу, черт бы ее побрал.—?Придешь завтра ночью? —?услышав мой отрицательный ответ, он крепче стискивает меня, вызывая у меня улыбку.—?Папа обещал провести выходные со мной и мамой, так что приду только в понедельник.—?Обещаешь? —?он такой милый, когда задает смешные вопросы.—?Сегодня же пришла. Делай выводы, плохой парень,?— смеюсь я и, выбравшись из его рук, беру скейт и успеваю сделать только два шага до того, как он хватает меня за руку и разворачивает к себе. Я буквально влетаю в него, потому что он уже встал с рампы и теперь находится слишком близко.—?Не хочешь поцеловать меня прощание? —?его горячее дыхание обжигает мне ухо.—?Только так,?— отвечаю я и касаюсь губами его щеки.—?Не умеешь ты врать,?— улыбается он, а я вспыхиваю.Я знаю, что он прав, но я не хочу казаться шлюхой в его глазах. Будто прочитав мои мысли, он говорит:—?Не бойся, я не считаю тебя доступной или типа того, просто я хочу этот поцелуй так же сильно, как и ты.Не думая больше ни секунды, я делаю это. И вот мы снова целуемся на пустой площадке в центре ночного Лондона. А потом резко разрываю поцелуй и, шепнув ему на ухо ?Ты плохо целуешься?, чтобы подколоть его, хотя это наглая ложь, и он знает, что я снова пытаюсь его обмануть, беру скейт и уезжаю, оставив улыбающегося Бруклина (это я заметила, когда последний раз обернулась) стоять одного.