Глава 6 (1/1)

Но иногда щедрость Евы не знала разумных границ, и тогда она оставалась со мной на всю ночь. В особенности, если за окном бушевала непогода. Никогда не думал о том, что скажу это, но, кажется, я полюбил марсианские бури, во время которых Ева занимала кровать Йоханссен и мы вместе смотрели что-то из убийственных сериалов Льюис (с коллекцией Мартинеса я больше не рисковал).А ещё она читала мне вслух. К несчастью, она так и не научилась воспринимать чувственную сторону нашего языка, обозначаемую целым букетом знаков препинания, поэтому и детективы, и обычная проза в её исполнении вызывали одно желание?— расхохотаться в голос. Ева читала сплошным блоком, не переводя дыхание. Если вы когда-нибудь пробовали воспроизводить большой объём текста в ?google-talk?, ** то понимаете, о чём я.Но я не жаловался. Слушать голос Евы стало настоящим праздником. Смотреть, как шевелятся розоватые губы при прочтении, как упрямая прядь снова и снова падает на её лицо?— подарком. К тому же, кто-то там наверху иногда поворачивался ко мне лицом и дарил небольшие подарки. Вот, например, однажды Ева увидела танец Патрика Суэйзи и Дженифер Грей в фильме ?Грязные танцы? (это ужасно, Льюис!) и спросила:—?Марк, а ты умеешь так?Все мои танцевальные навыки ограничивались репетицией вальса на выпускной бал, но я соврал:—?Ерунда.—?Научишь?—?Ещё бы, вот только…—?Что?—?Тактильные контакты…—?Ну, это исключительный случай.—?Тогда можно.Я позволил ей выбрать музыку, потому что в коллекции Льюис всё равно нет ничего приличного. Но детектив Ева нашла что-то действительно подходящее, и сейчас я говорю о ?World in mу eyes?, *** у англофила Йоханссен.Я наскоро объяснил и показал ей шаги, обхватив за талию воздух. Ева понимающе кивнула и шагнула в кольцо моих рук. Её талия оказалась плотнее и приятнее воздушной. А руки, легшие мне на плечи, напомнили о том, что мраморные скульптуры эпохи Возрождения, пожалуй, немного легче Евы. Но я не жаловался. Шагала она легко-легко, а лицо её оказалось так близко, что при резких разворотах, тёмные волосы прохладной волной касались моего лица.—?Мешают? —?улыбнулась Ева.—?Ничуть. Нет… это очень приятно.Наша песня давно доиграла, и из колонок послышалось что-то бодрое и ритмичное, но, положив голову на моё плечо, Ева продолжала раскачиваться из стороны в сторону. Мои руки на её талии вели себя просто отвратительно, но ведь у них было оправдание?— танец. Не могу сказать, что контролировал их, просто констатировал, что скользнув по бедрам, они легко повторили линии её упругих ягодиц (ЧЁРТ ВОЗЬМИ, это самая восхитительная задница во Вселенной), а потом требовательно прижали Еву чуть теснее.Я не мог понять, нравится ей это или нет: она спрятала лицо на моём плече. Совсем как в фильме. И я не понимал, захотелось ли ей этого самой или она просто подражала увиденному на экране.Доиграла вторая, третья, пятая песня, а я всё так же не мог заставить себя отпустить Еву. Но остановиться пришлось, когда колонки замолчали совсем. Некоторое время мы тихо стояли обнявшись, я слушал её редкое дыхание и с некоторым облегчением заметил, что руки перебазировались: одна из них легонько касалась её спины между лопаток, другая путалась в волосах, поглаживая макушку.И я подумал тогда, что вполне могу попробовать, попытаться…Я потянулся к ней с закрытыми глазами, опасаясь, видимо, получить мгновенный отказ, но через какое-то время мне пришлось посмотреть: резко отклонившись назад, Ева взирала на меня без агрессии, но недоуменно.—?Скажи, Марк, а после танца принято целоваться?Настрой был сбит, растоптан и уничтожен.—?Нет,?— мой голос прозвучал хрипло.—?Тогда не будем,?— решила Ева и, легонько толкнув меня пальцами в грудь (от чего, признаюсь, я едва устоял на ногах), отступила. —?Спасибо за урок, Марк.Нужно ли говорить, что ночь я провёл в модуле один, а Ева не появлялась следующие пять солов? Но когда в следующий раз чёрные всполохи её волос показались над линией горизонта, я работал у модуля.—?Привет,?— сказала Ева, надевая шлем Льюис. —?Что делаешь?—?Пытаюсь вырастить ромашки, но терплю неудачу,?— улыбнулся я. —?Здравствуй, Ева.То, что я соскучился, пришлось добавить про себя. В разговоре эти волшебные слова на Еву всё равно не действовали.—?Какие новости с Земли? —?вдруг спросила она.—?Ничего особенного. Они готовят зонд снабжения, который должен доставить продовольственные запасы. Мне нравится всё, кроме того, что за музыку отведено всего сто десять грамм. А, нет, вру. Имя у зонда гейское. Это тоже не вызывает положительных эмоций.—?Что такое ?гейское??—?Забудь.—?Что-то ещё?—?Ещё психолог с Земли попросил написать письма всем членам экипажа.—?И что ты написал?—?Я обвинил их во всём. Обозвал засранцами, а они в ответ признались, что бросили меня на Марсе только потому, что я им вообще не нравлюсь.Нужно было видеть лицо Евы, когда я сказал последнюю фразу. Да, с чувством юмора у неё явно было туговато, но я объяснил:—?Не обращай внимания. У нас принято говорить несерьёзно об очень важных вещах. Кстати, ты надолго или опять найдёшь причину обидеться?—?Разве я обижаюсь?СОЛ 192. ЗАПИСЬ В ЛИЧНОМ НОУТБУКЕ МАРКА УОТНИДерьмо на палочке!Они возвращаются за мной!Даже не знаю, как на это реагировать. Я в ступоре. ****И знаете что? Точно такую же запись я сделал в основном журнале, только там причиной замешательства обозначил хренову тучу работы и некоторые моменты, неясные даже для НАСА. Пока что ответа, как я попаду на орбиту, у них не было.[ЛРД] Мы решаем эту проблему, Марк. МВА?с таким уровнем топлива?— слишком тяжёлая штука. К тому же стыковаться придётся с движущимся ?Гермесом?. Разрабатываем стратегию.[УОТНИ] Могу попробовать выйти на орбиту пешком или сделать из марсохода ?бэтмобиль?.[ЛРД] Не смешно.…, а тем временем настоящая причина моего замешательства, переминаясь с ноги на ногу, рассматривала нашивку на моём скафандре и явно что-то желала сказать. Я попробовал намекнуть ей, что она может поделиться со мной любыми мыслями. Выглядело это так: ?Говори. Я вижу, ты хочешь что-то сказать?. Может быть, это слишком прямой намёк, но с другими у Евы дело обстояло худо.Моя обворожительная марсианка покачала головой и, по сложившейся традиции, исчезла. Думаю, по меньшей мере на пару солов.Похоже, она тоже чувствовала замешательство. А возможно ей показалось нетактичным выказать радость от того, что я вскоре уберусь уже с этой планеты. Да, пора признать, что психология Евы так и осталась океаном тайн, скрытым под титановой оболочкой.Что ж, пора приниматься за работу.Чёрт! Ну, когда же она вернётся?—?Что это?Вздрогнув, я оглянулся и увидел перед собой шлем Льюис, неожиданно подкравшийся на ногах Евы.—?Привет, Ева. Это бур. А ты забыла поздороваться.—?Бу-у-ур,?— протянула Ева, сладко растягивая гласные. —?Да, привет. А можно мне попробовать?—?Держи. Справишься?—?Что надо делать?И я показал линию, обозначенную маркером. Удивительно, но обыкновенные чернила не испарились в марсианской атмосфере.—?Зачем ты это делаешь?—?Чтобы отправиться к МВА, который выведет меня на орбиту.—?М-м-м. Я могла бы помочь.—?Чем??— Могу поработать буром вместе с тобой.—?Ты сначала попробуй.…Стоит ли уточнять, что сверлить Еве понравилось необыкновенно. Гораздо больше, чем обниматься со мной или заниматься каким-нибудь другими, более или менее женскими делами. Конечно, я не позволил ей безраздельно владеть инструментом?— таки я мужчина, но разбавить однообразную деятельность созерцанием Евы было приятно. Она восседала на крыше марсохода, как Апачи верхом на своём скоростном мустанге. Ветер запускал свои длинные пальцы в её волосы, лаская. И не хватало только орлиного пера. Нет, если уж честно, мне не хватало совершенно другого, но не будем о грустном.Я ожидал, что сверление вскоре ей надоест, но что-то от нашего ?глупого и агрессивного? вида в Еве всё-таки осталось. С видимым удовольствием она курочила мой марсоход. А после предавалась беседам в модуле.—?Останешься со мной сегодня? —?я не мог не воспользоваться случаем.—?Да.Мы работали до самого заката. Пока лучи заходящего солнца не подкинули мне замечательную идею. В свете уходящего светила силуэт Евы был прекрасен. Она работала без шлема. Поэтому я не мог просить разрешения. И не хотел.У меня было много камер для наружных съёмок. И я воспользовался одной из них, чтобы сделать несколько снимков, а потом, под покровом ночи, перекачать их в свой ноутбук.Я понимал, что никогда и никому не смогу показать эти фотографии, но признаться, они были нужны мне самому.СОЛ 197. ЗАПИСЬ В ЛИЧНОМ НОУТБУКЕ МАРКА УОТНИПроснулся я от привычной боли в спине. А ещё от того, что палец Евы выводил на моей щеке замысловатые узоры.—?Привет, что ты делаешь? —?моё лицо растянула такая улыбка, что челюсть едва не треснула.—?Пытаюсь понять, что вы, люди, находите в прикосновениях.К такому повороту событий я был совершенно не готов, как, впрочем, и к любому на этой планете (оказывается). И снова пришлось импровизировать. С той лишь оговоркой, что на сей раз это стало делом приятным.—?Вообще-то от прикосновений должно быть приятно не тебе. Удовольс… (Ева почему-то не очень любила это слово) приятные ощущения от прикосновений получает тот, кого трогают. Конечно, с той оговоркой, что ему нравится тот, кто его трогает, и как он трогает.—?Тебе приятно? —?спросила Ева, практически проткнув мою щёку пальцем. Очевидно, она очень старалась преуспеть в эксперименте. И хотя мотивов я не ведал, но обижать не хотел.—?Это не совсем так делается.—?А как?—?Можно я покажу на тебе?Ева кивнула, поднялась на ноги и замерла в ожидании. Мне тоже пришлось подняться.Я не поэт и плохо умею описывать подобные сцены, но в утреннем освещении, тёплом и золотистом, Ева казалась мне украшением с торта, глазурованным карамелью, блестящей на солнце. Она стояла в полосе света, проникающего из окна, и щурилась от солнца… а может, и по другой причине, но я сделал шаг.Мне очень хотелось зарыться в её волосы лицом, обнять её тысячей рук, чтобы не упустить ни единого участка её кожи, чтобы оценить каждый изгиб, каждую выпуклость её тела. Но я не знал, как воспримет она подобные действия, даже разрешив себя потрогать, поэтому я приблизился ещё на шаг, поймал её лицо в ладони и едва уловимо коснулся губами высокого смуглого лба.Ева дёрнулась, мелко задрожала, но глаз не разомкнула. Её ресницы трепетали, и руки, реактивно легшие было на мою талию, скользнули к груди.Я целовал её лоб, виски, подбородок и оголённую до яремной впадинки шею. Она молчала, но руки говорили лучше, чем язык. Пальцы, стиснувшие мой затылок, и тихий полувсхлип, сорвавшийся с её губ, призывали к более активным действиям.Чёрт! Если бы я знал, как она расстёгивает свой дурацкий костюм. Пару раз я дёрнул тот самый рукав, с которым колдовала Ева, прежде чем отправиться в душ. Я даже открыл глаза в намерении попросить об этом.Но не смог.Было в ней что-то настолько невинное, когда она замерла, отстранилась и тяжело, часто вдыхая, попросила:—?Можно мне попробовать тебя поцеловать?Черт возьми, зачем она только спросила…Я не могу сравнить это ни с чем земным, кроме рождественского утра. Той самой первой ириски, которая оказывается во рту, когда ты вскочил с постели и, топая на весь дом, влетел в гостиную, под ёлку, начал срывать обёртку с подарков.С той лишь разницей, что марсианское Рождество подарков не сулило. Мужское боролось во мне тигром, и я снова атаковал костюм Евы. Она же, совершенно не думая и не представляя, чего я хочу, продолжала ласкать мои губы, шею так, как только что делал я.Сраная срань. Срань. Дерьмо!Возможно мы целовались несколько часов. Не важно. По некоторым причинам скорых свиданий с НАСА у меня не намечалось. Быть может, она и позволила прикасаться к себе через костюм, не понимая, что лучше его снять. Но просить я не смел. Было в этом моменте что-то важное, чистое, тёплое и светлое.Но оказаться голым и раздеть её всё равно было бы приятно.—?Мне нужен бур,?— встряхнулась Ева, разорвав очередной поцелуй.Судя по тому, что мои губы едва шевелились, он был, пожалуй, стотысячным по счёту.—?Что, прости? —?несколько растерялся я.—?Пора сверлить. У тебя есть план. Ты должен ему следовать.Ева отпрянула от меня. Резкими движениями она несколько раз провела по бёдрам и откинула назад гладкий шёлк волос. Честное слово, мне стоило огромных усилий, чтобы не сграбастать её в охапку…Ладно. Преувеличиваю. С точки зрения силы, сграбастать её у меня не было ни единого шанса.…Впервые мы работали молча. Ева наотрез отказалась от шлема Льюис и снова старалась избегать ?тактильного? контакта. Я же старался как мог и, проходя мимо, обязательно задевал её. И плевать, что при этом совершенно ничего не чувствовал. Чувственная сторона и скафандр для ВКД вообще вещи мало совместимые, но я видел, как от этих прикосновений Ева вздрагивает, так же, как в модуле.Да, и я пять раз поймал её взгляд. Для этого мне приходилось таращиться на неё, но оно того стоило. С нетерпением я ждал момента возвращения домой и……И она сладко спала, когда я выбрался из душа.У меня оставалось ровно сто тысяч разных вопросов, бритый подбородок и парадные плавки (ладно, это было что-то из белья Фогеля). А она спала в кровати Йоханссен, широко раскинув руки, в одной из которых сжимала мою шариковую ручку, а в другой оказался плюшевый цыплёнок из вещей Йоханссен. Кстати, не понимаю, зачем она притащила его с собой.__________*?— автоматические марсианские станции. Думаю, Ева имеет в виду что-то похожее на ?Патфайндер?.**?— небезызвестная ?гугл-тёлка?. Программа-ридер, воспроизводящая текст в голосовом формате.***?— песня британского квартета ?Depeche mode?.****?— фрагмент оригинального текста Э. Вейр ?Марсианин?. Издательство ?АСТ?. Перевод Егоровой.*****?— пару дней искала в Интернет что-то подходящее. По-моему, получилось забавно.