Einundvierzig (1/1)

Сначала они были как все обычные семьи. У них обоих были лучшие мама с папой, которые любили их одинаково и не отдавали предпочтение кому-то из них одному. Он был ещё одиннадцатилетним мальчиком, который оканчивал начальную школу, а она была ещё очень маленькой пятилетней девочкой, которая только готовилась к школе. Он тогда играл на импровизированных барабанах из кастрюль – папа обещал подарить на Новый Год настоящую барабанную установку – и на материнских нервах, а она училась играть на скрипке и готовилась к музыкальным конкурсам. Им обоим пророчили великое будущее, они бы могли быть образцовыми детьми для всей страны ведь их папа был президентом.

Они оба облажались.Он долгое время был скрытым шизиком с трёх или четырёх лет – слышать чужой голос в собственной голове никогда не считалось нормальным, – а она рухнула в обморок на сцене в шесть лет во время своего первого выступления.И после этого всё изменилось. Баланс между старшим братом и младшей сестрой был нарушен. Ринслет превратилась в Центр для их семьи, и теперь все крутились около неё как планеты вокруг Солнца. А Трейн как-то постепенно ушёл для родителей на второй план. По крайней мере, так думал сам мальчик, медленно отстраняясь ото всех членов семьи.

Теперь же после пожара что-то в нём поменялось. Что-то щёлкнуло в голове, объединив самого Трейна с кем-то, кто долгое время жил внутри него. Кто из них двоих очнулся в теле сына президента Аместриса? Кем он теперь являлся? Этого не знал даже он сам.Он узнавал лица родных, когда они стояли возле его койки, что-то говоря ему. Но он не узнавал имя, которым все его называли. Кому пришло в голову назвать собственного ребёнка “Поезд”? Трейн. Трейн. Кто вообще придумал такое дурацкое имя? Потом он вспомнил, что тот, кому изначально принадлежало это тело, родился в поезде, когда его родители ехали с севера в столицу. Чета Мустангов оказалась ещё теми шутниками.Это имя ему не нравилось, но другого он ещё не придумал. Лёжа в койке, смотря невидящим взглядом в потолок, он перебирал несколько вариантов, которые пришлись бы по вкусу его прошлой ипостаси, но всё никак не мог выбрать подходящий.

- Трейн, - кто-то позвал его, нависнув над ним. Навис с левой стороны, то ли специально, чтобы тот, кому принадлежало это тело сейчас, повернул к нему голову, то ли не зная, что левый глаз лежащего на койке утратил резкость и видел теперь лишь смазанные силуэты.

- Слышишь меня? – голос был незнаком ни прошлому владельцу тела, ни нынешнему. Он решил, что это очередной доктор, потому предпочёл проигнорировать размытый силуэт. Как они надоели за эти пару недель. Они все отвлекают от размышлений.- Я всё же думаю, что ты меня слышишь, - незнакомец обошёл койку, ткнув пальцем в правый бок. Мустанг дёрнулся от боли, пробежавшей по животу, и резко сел, вцепившись в руку бесцеремонного посетителя, впиваясь в кожу отросшими ногтями. Блондин охнул и попытался убрать руку юноши, но тот лишь сильнее надавил на светлую кожу, оставляя красные полукруглые следы.

Они встречались уже раньше. Трейн тогда был маленьким мальчиком, а его сестры ещё даже не было в проекте. Он много слышал историй от родителей о том, кого раньше называли Стальным Алхимиком, и тоже хотел стать таким же храбрым и сильным. Они даже пару раз ездили в Ризенбург в гости к семье этого самого бывшего Стального Алхимика. Но маленькие дети растут и начинают забывать многое из своего детства.

- Отпусти меня наконец, - произнёс Эдвард Элрик, смотря на изуродованное лицо.- Пошёл к чёрту, - тупо ответил Мустанг, убирая руку и откидываясь обратно на койку.- Мы уезжаем вечером, - Элрик грубо подвинул его и уселся на край, нарушая все личные границы. Только этого ещё не хватало. Трейн попытался пнуть мужчину, но его ногу тут же перехватили, крепко надавив на бедро, а потом с локтя треснули по животу. Новая вспышка боли заставила мальчишку вскрикнуть, и Эдвард наклонился к нему, вцепившись в его плечи. – Мне наплевать спишь ты с ней на полном серьёзе или просто играешься, но из-за тебя она могла умереть! – процедил мужчина,сильнее сжимая ослабевшие руки. В золотых глазах была чистая ненависть, отчего губы молодого Мустанга сами по себе растянулись в усмешке.- Ты действительно думаешь, что мне есть до неё дело? – он рассмеялся бывшему Стальному Алхимику прямо в лицо, случайно попав каплей слюны на его скулу. От этого стало ещё смешнее, мальчишка расхохотался ещё громче, забив по койке ногами – настолько ему казалась эта ситуация уморительной.Где-то с другой стороны палаты раздался звон бьющегося стекла, но Трейн даже не повернулся на звук, продолжая хохотать. Зато отреагировал Элрик, отпустив его руки, и бросился к источнику, повернувшись к мальчишке спиной. Раздались чьи-то всхлипы и тихое бормотание Эдварда.За недели в больнице Мустанги столько всего наслушались от каждого встречного. Отец закрывался ото всех стеной невозмутимости, а ещё его сопровождала охрана, оттого все люди прикусывали свои дерзкие язычки. Мать тоже переносила всё стойко, игнорируя злые слова, захлопывая двери перед лицами зевак. Трейн сделать так же не мог, потому что большая часть различных оскорблений лилась на него от работников больницы. Вместо этого он истерично смеялся до тех пор, пока ему не вкалывали успокоительные. Для него дозу не жалели, видимо, хотели чтоб он сдох от передозировки.

- Знаешь, кто пронёс фейерверки на концерт, Стальной? – не прекращая смеяться, Трейн подорвался с койки и заковылял к Элрику настолько быстро, насколько позволял двигаться больной бок. Наступая на мокрый пол и осколки стекла, травмируя ноги.– Это она! Это была она! – заорал он, схватив рыдающую Вэнди за светлые волосы, задирая ей голову, с силой дёрнув на себя. Девушка вскрикнула, её отец врезал мальчишке по лицу так, что тот упал. - Это была она, - продолжал шептать Трейн, приложив руки к открывшимся швам на щеке. Кровь стекала к подбородку, а с него капала на белый кафель.

На секунду он стал самим собой: Трейном Мустангом, семнадцатилетним юношей, который играл на барабанах в группе и на следующий год собирался поступить в консерваторию. Сын президента Аместриса. Начинающий алхимик, который знает базовые формулы, и уже не особо желающий развиваться в этом направлении. Мальчишкой, который ещё недавно собирался взять в жёны дочку бывшего Стального Алхимика. Всё это промелькнуло в его голове всего лишь на мгновение, напомнив, кем он когда-то являлся, а потом потонуло в новой волне безостановочного смеха.

Однако, Эдвард Элрик, прижимая плачущую дочь к своей груди, заметил это во взгляде молодого Мустанга, ставшим другим на какую-то секунду.