Весенняя война. Глава VI: Лес. (1/2)
"1. Кто твёрдым шагом в стан врагаИдёт, отбросив страх?Кто прячется в тени лесов,
Диких зверей норах?
Плевать нам на возгласы ваши,Мы злобный и дикий народ.Для нас нет желания слащеЧем Родины милой покой.
Где мы — там бушуют сраженья,
И черти хохочут вот так:
Ха-ха-ха!
Из тёмного лесаИз пущ и угодий
Идут егеря на войну.
2. Вступили мы в предел врагаИ дали ему бой.
И не было грома славней,
Чем гром победы той!
Везде наши ружья трещалиВраги угодили впросак.И быстро олени бежали
Из егерских страшных засад.
Где мы — там бушуют сраженья,
И черти хохочут вот так:
Ха-ха-ха!
Из тёмного лесаИз пущ и угодийИдут егеря на войну.
3. Высоко взвился белый стяг
На нём Стальной венец.
Мы наводнили их странуСкоро войне конец!
И будет великая слава,
Всем метким ликтидским стрелкам.Ведь нет в мире лучше солдата,
Чем в диких, зелёных лесах.
Где мы — там бушуют сраженья,
И черти хохочут вот так:
Ха-ха-ха!
Из тёмного лесаИз пущ и угодийИдут егеря на войну."
Неофициальный марш егерских дивизий, сочинённый во время Весенней войны. Позже эта песня обрела большую популярность и обзавелсась множеством версий.***Взвод егерей осторожно продвигался по чаще. Точка на карте, обозначенный для прочёсывания район, с каждым днём патрули заходили всё глубже и глубже, на след врага пока напасть не удалось.В лесу было тихо, только ветер колыхал верхушки старых елей. Воздух был влажным и тяжёлым, весной здесь часто бывали густые туманы, позже начинались проливные дожди. Воевать в таких местах никогда не было приятно, и никто не ждал, что чейнджлинги будут наступать именно отсюда. Сейчас моторизированные части были где-то далеко: по дорогам, взятым под контроль егерями шла бесконечная вереница грузовиков и тягачей, по железнодорожным путям пошли составы, гружённые доверху всем необходимым для снабжения постоянно наступающих подразделений. Это всё надо было защитить, ведь если эти тонкие ниточки будут перерезаны хоть на сутки, то всё может пойти совсем не по плану, для этого вдоль дорог расположилось две дивизии егерей.
В глухом и густом воздухе вдруг раздались какие-то звуки: весь взвод тут же замер, звуки раздавались откуда-то спереди, было трудно определить их характер, увидеть их источники мешал крупный бурелом и густой кустарник, мешавший обзору несмотря на отсутствие на нём листьев.
Решение приняли быстро и безмолвно: отделение правого крыла залегло и по-пластунски направилась к источнику звука. В этом отделении находился егерь по имени Рейнис, и сейчас он бесшумно полз по жухлой прошлогодней траве и опавшим иголкам, прислушиваясь к каждому шороху и всматриваясь в каждый метр, верная винтовка была всегда наготове.
Ползать хорошо по ровному песку, а вот по влажной и заросшей лесной земле ползать совсем не хорошо. Бывшие изначально бело-коричневыми камуфляжные накидки быстро стали буро-серыми, с другой стороны, так было даже лучше, ведь с момента их первого боя снег уже почти полностью растаял.
Десяток бойцов обогнул бурелом, странные звуки превратились в треск костра и переговоры на неизвестном языке, вернее, язык был вполне известен, это было лесное оленийское наречие. Взору чейнджлингов открылся небольшой лагерь из землянок и палаток, между которыми ходили сливавшиеся с серо-бурым пейзажем фигуры, было заметно несколько отдельно стоящих силуэтов часовых.
Командир жестом остановил отделение, затем послал одного из стрелков к командиру взвода, а сам прополз немного дальше, занял позицию на небольшом замшелом бугорке и с биноклем начал оценивать обстановку. В это время остальные бойцы ждали, замерев и спрятавшись от врага.
Вскоре подполз лично цугфюрер:
— Я отдал указания, мы окружим их и атакуем. Надо взять языков. Развёртывайте отделение, снимем часовых и захватим их врасплох.
— Я насчитал два десятка оленей в лагере, скорее всего их больше. Часовых мало, убрать их легко. О чём они вообще думают?..
— Всё. Действуйте. — Лейтенант прервал разглагольствование подчинённого и пополз назад. Делать было нечего, предстоял бой.
Отделение егерей тихо развернулось против вражеского лагеря. Атака была назначена на определённое время, и когда оно настало, чейнджлинги начали медленно смыкать кольцо.
Рейнис оказался вблизи от одному из вражеских часовых, олень стоял на двух ногах и смотрел по сторонам, пытаясь хоть что-то различить в лесных потёмках и сырой дымке, ворот его шинели был поднят, изо рта торчала сигарета. Чейнджлинг тихо подползал, прячась от бдительного глаза среди голого кустарника и замшелых кочек — холмик мокрой земли, не больше. Сейчас он окажется совсем близко, ему не потребуется ни штыка, ни кинжала: Рейнис бросился на часового и впился зубами в его ногу, тут же потянув вниз, валя на землю. Часовой не понял, что произошло, когда надо было звать на помощь — было уже поздно. Чейнджлинг со всей силы ударил его копытом в шею, и вместо крика олень смог только сипло захрипеть. Рейнис ударил его ещё несколько раз, на всякий случай. Затем он продолжил ползти вперёд. Его товарищи так же расправились с остальными дозорными, олени в лагере остались абсолютно беззащитны. Егерь тихо сплюнул кровь и комки оленийского меха. Обычный биненштокер бы поморщился от омерзения, но егерей учили действовать таким образом, так что они намного спокойнее относились к использованию клыков в бою.
Раздался свисток, сигнал к атаке. Тихо кравшиеся чейнджлинги вдруг выросли из земли и рванулись вперёд. Олени в лагере было засуетились, но сделать что-либо они уже не могли. На них обрушился шквал огня, те, кто не погиб сразу были взяты в плен, улизнуть не удалось никому, по крайней мере, так егеря справедливо посчитали. Кенрис, как и все чейнджлингские офицеры, досконально проштудировал разговорник, так что имел возможность допросить пленных. Среди них оказался кто-то походивший на офицера.
— Ваш отряд явно слишком мал для расположения в таком крупном лагере. Куда ушли ваши основные силы? — Начал он, делая долгие паузы чтобы припомнить сложные для чейнджлингского восприятия речевые конструкции лесного наречия оленей.
— Я ничего не знаю об этом, честное слово! — олень смотрел на егеря умоляюще, его обуял страх. Видимо он понимал, что взводу егерей некуда девать военнопленных, что после допроса их всех казнят. — Я очень плохо знаю лес, я не представляю куда ушли мои товарищи и вернутся ли они вообще! Мы разгромлены, мы уничтожены, наш командир — единственный кто верит в то, что мы ещё можем сопротивляться! Я родом из Саккары, я городской житель, чего вам нужно от меня?!
Кенрис сплюнул и шёпотом выругался. Он не до конца понял смысл высказывания, но интонация оленя вызывала у него острое отвращение. Захотелось ударить его, но егерь сумел удержаться от этого.— Говорите связно и по делу. Мне плевать на ваши эмоции, мы можем и не убить вас, если вы расскажете всё, что знаете.
— Хорошо... — обнадёживающие слова будто бы успокоили пленного. — Нашей группировкой командует капитан Партанен, наша численность составляет около полутора сотен штыков... Он ушёл отсюда в другое место, оставив здесь мой отряд на всякий случай, капитан опасался... Ваших действий.
— Насколько они далеко?
— В сутках пути отсюда.
— Сколько у них пулемётов?
— Очень мало, патронов тоже почти нет, как и продовольствия...
— Каков замысел вашего командира?
— Я не знаю... Он собрал отряд из остатков полка, мы пытались найти кого-то из майоров или полковника, но безуспешно, они пропали с концами. Ходят слухи о других похожих отрядах, но встретить их нам не удалось.
— Ясно. Вы сказали всё, что мне было нужно. — Кенрис закончил говорить на оленийском, и обратился к стоявшим рядом солдатам уже по-чейнджлингски: — Увести. Расстреляйте его с остальными пленными.
Командовавший солдатами ефрейтор молчаливо кивнул, оленя вывели из блиндажа. На улице вскоре послышалась яростная ругань, звуки глухих ударов, потом через несколько минут до слуха Кенриса донёсся ружейный залп. Отсылать их в тыл было действительно далеко и чревато, они победят в этой войне и никто не осудит их за это.Лейтенант сел за стоявший тут стол и попросил бумагу и ручку. Радиостанций во взводе не было, нужно было отправлять делегата. Чейнджлинг немного подумал, затем начал выводить:
"В ходе прочёсывания района был обнаружен крупный брошенный лагерь противника, оставшиеся в нём олени были ликвидированы. По данным взятого "языка" можно судить о наличии в лесу отрядов численностью до сотни штыков и более. Я со своим взводом занял лагерь, останусь здесь на несколько часов, ночью выступлю назад, в расположение роты. По данным "языка" противник находится в сутках пути от меня, так что время у меня есть. Данное место можно использовать в будущем как передовую базу для борьбы с остатками врага.
Лейтенант Кенрис, из района №33, квадрат 47-90."Закончив, чейнджлинг подозвал своего ординарца:
— Доставь в штаб роты, придаю тебе пятерых ефрейторов.
— Доставлю в лучшем виде! — Посыльный принял бумагу, отсалютовал и вышел.Егеря тем временем окапывались. Лагерь действительно был довольно крупным, поэтому часть его построек была ликвидирована в угоду фортификации. Вокруг скопления землянок и блиндажей рыли круговую оборону: егеря впивались короткими лопатками в сырую вязкую землю, пытаясь отрыть себе хоть какие-то укрытия. Рейнис вырыл себе не полнопрофильный окоп, закрывавший чуть меньше чем на три четверти, у его товарищей выходило не лучше: у тех, кто копал слишком глубокие ячейки на дне набиралась вода, которую было бесполезно вычерпывать. Окопы были здесь и до этого, но их решено было усилить, на всякий случай.— Герр лейтенант. — к Кенрису подошёл один из командиров отделений. — Не нравится мне всё это. Принимать тут бой — не лучшая затея.— Я понимаю, но скорее всего боя и не будет.
***Он бежал что есть сил, страх и ответственность поддерживали его, интуитивное чутьё направляло его в нужную сторону. Бок резала острая, страшная боль, тёмно-бордовое пятно расходилось по его форменному френчу, от шинели он давно избавился.
В голове темнеет, взгляд успевает уловить блеск пламени костра и знакомые очертания шалашей и землянок. Его хватают, падая он слышит обрывки слов, но не успевает ответить, темнота оказывается быстрее...Очнулся беглец спустя некоторое время, его напоили и перевязали, но он потерял очень много крови, а в их нынешнем положении оказание помощи тяжелораненым было очень затруднительным.
В землянку вошёл олень, это был его командир. Его вид мало чем отличался от вида остальных: он был устал, простужен и зол, но сейчас помимо этого на его лице ясно ещё отражалась тревога и интерес.
— Олаф, что произошло? — Голос Партанена прозвучал практически безэмоционально из-за сильного истощения.
— Оборотни... Они п-пришли в наш старый лагерь... Они т-точно никого не оставили в живых...— Сколько их было?
— Много, г-герр капитан. Я... не з-знаю... — Лежавший на охапках лапника солдат скорчился от боли, его рана не переставала кровоточить.
Исмо некоторое время постоял над раненым, взгляд его был абсолютно невозможно прочитать. Офицер ничего не сказал, просто вышел из землянки-госпиталя. Олаф скорее всего умрёт, его организм слишком вымотался, чтобы бороться за жизнь, а у них недостаточно лекарств и бинтов. Можно было бы добраться до какого-нибудь хутора или деревни, но и там его скорее всего не спасут, они только навлекут на крестьян претензии от оккупантов. Потери стали нормой, смерть — досадной обыденностью, уже около недели они сражаются с голодом, болезнями и отчаянием, но они всё ещё солдаты, а их собранный из мелких лоскутов отряд — воинское подразделение. Их окружают враги, и с каждым днём клещи сжимаются, они — жалкие недобитки, но на их уничтожение оттянуто множество сил врага. Кто знает, может это сыграет свою роль? Может быть, где-то далеко, где бьются их основные силы, захватчикам сейчас тяжелее, чем если бы их не было здесь, если бы они не продолжили драться несмотря ни на что?
В наскоро вырытой штабной землянке собрались его командиры: в основном сержанты, лейтенанты и ефрейторы, старших офицеров не осталось.— Спасшийся из старого лагеря доложил о том, что его занял враг. Если мы выступим сейчас — сможем настигнуть их к вечеру. Скорее всего их отряд довольно мал, не больше взвода, иначе наши товарищи из других групп наверняка заметили бы их продвижение.