Дорога на Кантерлот. Глава IV: 21-е октября. (1/1)

"Мы пойдём до конца.Мы будем сражаться на родных полях,Мы будем сражаться в наших домах и на улицах,Мы будем биться на холмах и в горах,Мы будем защищать наше небо,Мы будем бороться на морях и океанах,Мы будем поддерживать наших союзников, как бы тяжело им не приходилось под вражескими ударами,Мы будем защищать нашу страну, и никогда не сдадимся,И даже, если выйдет так, что враг захватит большую её часть,Если наш народ окажется на грани поражения и голодной смерти,Мы будем продолжать борьбу, несмотря ни на что."Речь принцессы Луны перед эквестрийским парламентом, произнесённая в конце лета 1011-го года. Речь произвела серьёзный патриотический подъём, серьёзно пошатнувшийся после августовских и сентябрьских поражений.***Лейтенант Акрис твёрдой поступью вошёл в прихожую. Только что он отсалютовал часовому и попал внутрь. По его меркам, снаружи царила почти летняя жара, и несмотря на то, что все вокруг уже ходили в шинелях, цугфюрер всё ещё щеголял в летней форме, которую за это утро пришлось драить и выглаживать силами чуть ли не целого отделения. Сельская улица, по которой он шёл, выглядела какой-то слишком тихой, спокойной и порядочной. Ещё вчера здесь были глубокие грязевые колеи, ругающиеся солдаты и метающиеся остатки местных жителей, сейчас же всё мало отличалось от вчерашнего, разве что немного побелело и замёрзло, что впрочем было даже хорошо. Отряхнув с копыт замёрзшую грязь и снег, а затем тщательно протерев их подвернувшейся тряпкой, Акрис вздохнул и открыл дверь, ведущую в комнаты.В доме было светло, чисто, но достаточно шумно: где-то какой-то радист громким голосом надиктовывал пришедшее сообщение, где-то кто-то яростно настукивал морзянку, кто-то топтался в коридоре, кто-то храпел, пользуясь заминкой. Из прихожей цугфюрер почти сразу вышел в достаточно просторную комнату, занятую столом и несколькими стульями. Там его встретило несколько пар пристальных глаз, воззрившихся на него с неподдельным интересом и пробудившие в нём некоторое подобие страха и неловкости.— Здравия желаю герр лейтенант. — Проговорил один из командующих, протягивая копыто в салюте. Егерь так же отсалютовал, не только ему, но и всем присутствующим.— Здравия желаю, господа офицеры!— Вы прибыли к нам с докладом о противнике, верно? — начальник сразу перешёл к сути. — В таком случае, мы слушаем вас.Чейнджлинг кивнул и подошёл к столу. После этого он взял в копыта сумку-планшет и вытащил оттуда карту местности, аккуратно загнанную под целлюлозу. Глаза военных жадно впились в этот лист бумаги, и около минуты офицеры и генералы внимательно изучали то, что егеря успели нанести на неё.— Любопытно... — проговорил тот, кто обратился к Акрису на входе. Лейтенант сразу заметил на нём золотой блеск погонов и петлиц, говоривший о фельдмаршальском звании. Остальное ликтидец итак понял из манеры и вида этого начальника. Понял и остался невозмутим, ведь перед этим чейнджлингом у него не было грехов. — Эта диспозиция действительно выглядит логично в соотношении с другими разведывательными действиями в районе Хоуп Холлоу. Выходит, что перед фронтом нашего уважаемого генерал-майора всё-таки кто-то есть. — военный оторвался от карты и посмотрел в глаза цугфюреру: — Вам, герр лейтенант, есть что доложить? Вы принимали бой с теми кто занял эти позиции?— Так точно, бой был принят. — началась не самая приятная часть доклада. Егерь не думал о том, чтобы сглаживать и искажать факты, но для того чтобы их произносить тоже требовалась сила воли. — Наш взвод отступил, не добившись полного выполнения поставленной задачи. Враг захватил нас врасплох массированным и достаточно метким ружейно-пулемётным огнём. Это и поставило моих подчинённых в тяжёлое положение.— Но вы из него вышли, верно?— Верно, герр генерал-фельдмаршал. Вышли без потерь. Но и карта вражеских позиций вышла неточная.Начальник улыбнулся, но улыбка его была не то чтобы слишком тёплой и запоминающейся.— Вы выполнили свой долг перед Королевой и добыли информацию о враге, остальное — это частности. Если вам нечего доложить — то вы свободны.— Слушаюсь, герр генерал-фельдмаршал! — Егерь отошёл от стола, отсалютовал и вышел. Проводивший его взглядом Триммель прошёлся вдоль круглого стола и сел напротив подчинённых: генерал-майора, командира дивизии приехавшего с ним, и обычного майора, командовавшего силами в этой деревне, где уже организовывался передовой склад для наступающих частей.— Господин генерал-фельдмаршал, ваш приезд очень нас... встревожил. — Теперь заговорил генерал-майор — относительно молодой офицер, сумевший отличиться ещё в Олении. Сейчас он был сумрачен, задумчив и смотрел на Триммеля с выражением тщательно скрываемого беспокойства.— Я не в первый раз в вашем штабе, что же вам не нравится?— Обстановка. Вы в десяти километрах от передовой. Я бы не придавал этому значения, но вы — наш главнокомандующий, и нам бы не хотелось держать ответ в том случае, если вас здесь застигнет непредвиденное. — Молча сидевший подле генерала офицер утвердительно кивнул.— Я никогда не боялся риска, если он оправдан в достаточной степени. Тем более, мне нет нужды задерживаться в этом месте надолго. Меня более всего интересует обстановка на вашем участке фронта, и этот храбрый ликтидский муж уже частично меня в неё посвятил. Он рассказал мне о противнике, вы расскажете мне о своих частях, а так же о... своих идеях, если они у вас есть.— Хорошо. Сразу скажу вам, что наше положение мало отличается от того что творится у наших соседей. Дивизия продвигается с севера на юг вдоль Риверпульского шоссе. Согласно вашим сентябрьским планам, в ближайшие двое-трое суток мы должны вырваться на Кантерлотское шоссе и наступать по нему до, собственно, Кантерлота. Проблема состоит в том, что наши коммуникации растянулись из-за распутицы. Вперёд может идти пехота либо гусеничная техника, остальное вязнет в грязи. Сейчас обстановка улучшилась, но улучшилась она буквально этим утром, так что нам пока не удаётся пожать плоды заморозков. В данный момент дивизия находится на марше: части 112-го полка повёрнуты на восток и формируют там заслон. Остальные полки при поддержке штурмовых орудий продвигаются к району деревень Йеллоупич и Эпплсток, откуда впоследствии будет нанесён удар. В этом, а так же в нескольких других пунктах решено создать передовые склады и ремонтные станции, перевалочные пункты для дальнейшего марша. Сейчас здесь находятся только разведрота гауптмана Креуса, взвод егерей и строительная часть. Начальником этого пункта я назначил офицера из моего штаба. В общем, стараемся действовать по вашим предписаниям, разве что время поджимает...— Стало быть, вы осмелели настолько, что не опасаетесь действий противника в ваш адрес, герр генерал-майор? Это действительно вполне соответствует моим идеям, но вражеская диспозиция действительно туманна. А как к ситуации относится ваш подчинённый?— Отношусь так, как мне положено относиться. — просто ответил майор. — Противник не мог просто взять и оказаться в том районе, он потратил на это время и тратит его до сих пор. Они слишком заняты подготовкой к обороне, чтобы предпринимать что-то против нас. Мы уже полгода воюем с этим противником, и за это время мы уяснили, что дай пони кочку — он под неё спрячется и носа казать не будет. Они держатся за свои окопы и не любят их покидать.— ... Но при этом встречают ночную разведку ураганным огнём. Насколько я знаю, наших егерей не так уж легко заметить, те ли это пони, герр майор? — С внезапной задумчивостью спросил у него генерал-фельдмаршал.— Я думаю — разница небольшая. — пожал плечами офицер, разглядывая карту. — Даже если это те самые северяне, о которых сейчас все говорят то я не думаю, что их поведение должно быть иным. Их офицерское начальство вышло из того же болота, что и эквестрийское, так что им должны быть свойственны общие недостатки.Триммель кивнул майору, а потом задумался о чём-то, глядя в окно, находившееся за спинами чейнджлингов. В это окно было видно, как солдаты выносили из какого-то дома мебель и вещи, бесцеремонно сваливая их во дворе. Между них в панике и бессильной злобе металась какая-то кобыла. В конце концов, кому-то из солдат это надоело, и он ударил её копытом по голове. Местная жительница в беспамятстве осела на землю, а военные продолжили свою работу. Триммель будто бы не видел всего этого: его взгляд устремлялся далеко вперёд, уходя в мысли и воспоминания.— Северяне — это не такой уж обычный противник. Вот что я вам скажу. — выговорил фельдмаршал, прорвавшись сквозь прояснившуюся память. — Так или иначе — сейчас они в меньшинстве, а значит обречены на провал.— Они были обречены тогда, когда ввязались в эту войну. Наше наступление сдержать не так уж легко, даже в таких сложных для нас условиях. — С гордой насмешкой заявил генерал-майор. Триммель улыбнулся в ответ. В эту минуту ему искренне захотелось поверить в эти слова.***Громкий удар по двери заставил её отвориться. Он невольно вздрогнул от этого звука, в голове промелькнула мысль о табельном оружии, но он тут же подавил её и устыдил себя за неё. В коридоре раздались отрывистые команды, послышался грохот стучащих по паркету копыт, чей обладатель явно был сердит и чем-то недоволен. Он уже знал, с кем сейчас встретится, более-менее знал, что сейчас ему скажет, но это не придавало ему спокойствия. Каждая встреча с этим жеребцом была как в первый раз.— Маршал на месте? — Его голос обратился к преградившему путь адъютанту. Тот ответил утвердительно. "Что-ж, вот мы снова и встретились." — решил обитатель кабинета и встал из кресла, повёрнутого спинкой к двери.— Здравья желаю, сэр. — Произнёс Блюблад, салютуя входящему. Тот, как и в первый раз, не оказал ему большой любезности, пусть и ответил тем же.— Здравия желаю. — Коротко и несколько грубо ответил тот, заходя в кабинет. Какое-то время двое командующих оценивающе разглядывали друг друга, но северянину это быстро надоело:— Маршал Блюблад, я явился к вам неофициально, потому что на официоз у нас нет права тратить время.— И каков же повод на этот раз? — Спросил принц, зная что его собеседник скорее всего скажет правду.— Сообщения разведки неутешительные.— А когда они были таковыми, господин Лунин? — Невесело усмехнулся принц.— Ровно до тех пор, пока вы не столкнулись с реальными проблемами. — грубо съязвил северянин. — Судья по всему, противник стягивает силы в район Хоуп Холлоу, намереваясь ударить вдоль Кантерлотского и Мейрчестерского шоссе. На остальных участках фронта напор чейнджлингов несколько ослаб, что говорит о том, что готовится серьёзный удар прямо на вашу столицу.— Селестия и все остальные не намерены её покидать... — как бы про себя проговорил Блюблад. — Придётся держаться до последнего. У нас ещё есть триста километров в запасе, так что...— Триста километров это три дня пути. Через несколько дней начнутся серьёзные заморозки и распутица перестанет быть проблемой для врага. У вас есть план обороны и силы, которые вы можете применить на этом направлении?— К сожалению, у меня сейчас нет там никаких реально боеспособных частей. Буквально вчера в штаб армии пришло несколько донесений о том, что какие-то наши командиры сумели вывести из окружения достаточно много бойцов и сохранить при этом порядок. Они все стягиваются к Хоуп Холлоу на помощь вашей дивизии генерала... — Блюблад склонил голову и скривился в недовольном выражении. — Проклятье, я забыл его фамилию.— Генерал-лейтенанта Любова. Это одна из немногих дивизий которую удалось перебросить туда по железной дороге Кантерлот-Мейрчестер перед тем, как она была уничтожена вражеской диверсией. Если бы не халатность ваших служб, то мы бы уже развернули там как минимум две пехотных дивизии и танковую бригаду.— Наши службы работают на износ, сэр.— Если это и так — то смысла от их работы не так уж и много. Сейчас речь уже не идёт о том, чтобы остановить Триммеля... — Лунин тяжело вздохнул и сделал несколько шагов по кабинету, направляясь к одному из кресел. Принц последовал за ним. Северянский маршал сел на край кресла и достал из-за пазухи поношенный портсигар. — Речь идёт о том, чтобы его задержать. Именно это было бы разумным решением. Я говорил о том, что триста километров — это не расстояние, что его легко пройти. Но его легко пройти только в том случае, если не оказывается достаточное сопротивление. Если мы превратим эти три дня хотя бы в три недели, то враг может забыть о своих планах на этот год.Блюблад раздражённо покачал головой, внутри него разливалось пылкое и язвительное раздражение. "Явился сюда как чёрт из табакерки и уже думает, что ему тут всё дозволено? Да кто он такой и кто доверил ему войска?" — Промелькнула у него в голове надменная мысль. Однако, он не мог согласиться с ней. Нестор Лунин действительно производил впечатление военного, настоящего военного. Однако, был ли смысл от этого вида?— Сэр... — эквестрийский маршал устало опустился в кресло подле северянина. — Я не знаю, следует ли с вами соглашаться. Ваш план всё ещё туманен, вы не доводите его до моих инстанций и редко являетесь ко мне, чтобы его скоординировать. Вы говорите умные слова, с этим я согласен, но... Имеют ли они смысл? Те солдаты, что стоят под моей командой скорее умрут, чем сделают ещё один шаг назад. Мы отступали слишком долго, я дал слишком много нарушенных обещаний. Я и вверенные под мою команду подошли под черту...— И во многом это является следствием Мотоцикл ехал по колее, с хрустом ломая заиндевевшую грязь. Вокруг было шумно: тарахтели двигатели машин, слышались резкие и обрывистые команды офицеров, топали копыта солдатских колонн. Дома, деревья, свежевырытые укрытия и окопы, чёрно-серые силуэты техники и серо-зелёные шинели пехоты — всё это смешивалось в какой-то сплошной и непрерывный поток, в котором не смыслящему в происходящем трудно было разобраться.— Эх, вот бы заморозки продержались подольше... — кряхтел про себя водитель мотоцикла, с трудом ведший свою машину и страдавший от тяжёлой тряски. — Сейчас хоть ездить можно... Хоть так...— Тормози! — Скомандовал ему ехавший в коляске офицер, закутавшийся в шинель по самый подбородок. Длинные полы и широкие рукава почти полностью скрывали очертания его тела, придавая ему комический вид. Однако, сейчас ему было не до шуток. Проехав ещё метров пятьдесят, моторрад остановился, и майор быстро выскочил из коляски, направившись к штабу, расположившемуся в недавно выкопанном земляном убежище. Никто на передке уже и мыслей не имел располагаться в домах или в палатках — Эквестрийские лётчики быстро выбили эту идею из головы наступавших.— Герр майор! Мы искали вас! — Перед чейнджлингом вырос всполошённый начальник штаба батальона, явно начинавший утомляться от потока различных сообщений и прочей работы. Их батальон соединился с танками и вышел на эту позицию буквально несколько часов назад, ожидая некоторой передышки перед началом атаки. Панцергренадёры и танкисты уже знали: впереди есть враг, и это не разрозненные остатки какой-то части, а вполне свежее и подготовленное сопротивление. Уже прошла разведка боем, роты заняли исходные позиции, а начальство проводило объезд собравшихся подразделений и осмотр местности, с целью выработать план. Но сейчас, глядя в глаза своего начштаба, майор панцергренадёров чётко понял, что всё это было зря.— По какому поводу? Что случилось?— Пришло донесение из штаба дивизии! Мы должны перейти в наступление через полчаса. Времени на подготовку и планирование... не остаётся.— Ясно, вы передали приказ частям?— Точно так. Сделал это как раз перед вашим прибытием. Мы пойдём вместе с двумя танковыми батальонами, наша задача — сбить врага с высоты Гринхилл и продвигаться дальше.— ... "И продвигаться дальше." Вся формулировка?— Выходит — вся. — Пожал плечами офицер.— Понятно. Думаю, это не должно вызвать у нас затруднений. — После момента замешательства майор обрёл присущее ему стоическое спокойствие. В последнее время его могли раздражать разве что дороги, вражеское сопротивление и инициативы начальства, всё чаще идущие вразрез с реальным положением вещей. Особенно он был недоволен сейчас, когда приказ из дивизии был отдан батальону не спросясь его. С другой стороны, какой в этом был смысл? Глупо было тешить своё самолюбие, особенно в такой ответственный момент."Мы стоим в шаге от Кантерлота. Настал момент, когда мой народ отделяет от победы лишь могучее волевое усилие, на которое он способен." — Прозвучали в его голове слова Кризалис, недавно услышанные в одной из радиопередач. Эти слова придавали сил и бросали вызов. Им нельзя было противиться.