День третий (1/1)

Она просыпается из-за назойливого шума со стороны. Треск и помехи радио. Никогда прежде она так не радовалась обыкновенному человеческому изобретению! Радость такая внезапная и приятная, сон как рукой снимает. Деп дёргается в попытке встать, но руки всё ещё в наручниках. Пальцы затекли, и пока она их разминает, осматривается. Отец стоит у высокой тумбы напротив, колдуя над рацией.Несколько минут он возится с аппаратом, стоя спиной к ней, но Деп так и не слышит, чтобы кто-то передавал сигнал, переговаривался. Одни лишь помехи. Уставясь на исполосованную шрамами спину мужчины, на криво вырезанное слово ?гордыня? и огромный крест, женщина молчит и наконец опускает голову в повиновении. Волосы давно уже рассыпались из ?хвоста? по спине, теперь грязными локонами топорщатся, как попало. От футболки несёт потом, жилетки и вовсе нет на ней, как и перчаток на руках. На мгновение представляя, как жалко выглядит, Деп хмыкает себе под нос.Тела Датча поблизости теперь не видно.Иосиф поворачивается, опирается на край тумбы и складывает ладони в молитве. Однако сам молчит. Подносит пальцы к губам, словно размышляет над чем-то. Проходят минуты, Деп кажется, что она вот-вот не выдержит и произнесёт первую фразу. Но этого так и не происходит. Тишину нарушает лишь тихое-тихое пение Отца.—?Я иска-ал птицу в небе-е, искал и в гнезде-е, и я шёл на зов сердца-а её-ё. Над долино-ой и поле-ем летели они-и, но Седьмая-я опя-ять отстаё-ёт…Его чётки не издают ни звука, когда он отводит руки и выпрямляется. Больше он не носит очки, и взгляд кажется пугающе ясным. Деп даже замечает, как он чист, но волосы ничуть не мокрые уже. Пластырь на переносице, и ни следа крови на лице.—?Где Датч? —?срывается с её губ вопрос.—?Я не смог избавиться от тела. Не посмел. Решил, что ты сама захочешь предать плоть огню.Она вспоминает про печь где-то в глубине бункера. У Рузвельта тут много чего припасено. В том числе и склад с оружием должен быть. Только вот незадача: у Отца в кобуре на поясе справа припасён револьвер. Она глядит на него и сглатывает слюну, так в горле пересохло. Но замечая её взгляд, Иосиф вытаскивает оружие и кладёт его возле рации. Вот так всё просто.—?Не желай говорить какую-либо ложь, ибо повторение её не послужит во благо,?— Отец приближается и встаёт над ней, сверля взглядом. —?Я не лукавил, говоря о Голосе, что спас меня когда-то. Не лгал братьям. Никогда. Я не лгу даже тебе, убеждая принять меня. Ожидаю от тебя того же.У неё нет времени слушать его, хотя в иной ситуации она могла бы поспорить о том, ради чего человек лжёт, и что даёт ему эта ложь. Сейчас она решает идти напролом, потому что перспектива находиться рядом с этим человеком в замкнутом пространстве без возможности избежать его влияния ужасающе непривлекательна.—?Мне нужно в туалет,?— произносит она, спокойно встречая его взгляд.Отец ни слова не говорит. Достаёт из кармана брюк одиночный ключ, а через несколько секунд Деп уже свободна от наручников. Из-за долгого сидения на пятой точке ноги поначалу не слушаются, и молодая женщина едва не падает, потому что не успевает опереться о бортик кровати. Где-то справа мелькает рука Иосифа, но этот жест помощи скорее отталкивает и заставляет отступить подальше.—?Не смейте прикасаться! —?шипит она; слава Богу, уже ощущает ногами пол. Иосиф с ухмылкой отстраняется, подняв в смирении ладони.Главный коридор бункера кажется невероятно длинным. Она идёт по наитию, слегка пошатываясь, притом успевая оглядываться назад, где Отец медленно следует за ней, чуть наклонив голову, то прикасаясь пальцами к стене, то нет.Где-то тут дверь в сортир. Депути шмыгает внутрь и тут же запирается на щеколду. Конечно, Датч не слишком заморочился с удобствами, упокой Господь его душу, но всё необходимое есть, и этого достаточно. Умывшись ледяной водой, она глядит на своё отражение в полуразбитом зацарапанном зеркале. Нет времени сочувствовать и жалеть себя. Нет времени на то, чтобы сопли разводить. И она кусает губу почти до крови, возвращаясь к реальности. Это бледное худосочное создание в синяках и царапинах просто не смеет примиряться с тем, что для неё приготовил психопат за дверью.Ему будет вполне комфортно в бункере. Пускай. Но она такой судьбы не желает.И вот она дёргает за шнурок, в туалете гаснет лампочка. Деп выходит в полутёмный коридор. Отца поблизости будто и нет. Отсюда до выхода несколько метров, если приглядеться, заметен поворот, а за ним?— путь наверх. И она срывается с места.Бегать ей не впервой. Стены маячат перед глазами, но сил в ногах уже не так много, как прежде. Она устала, и она сломлена. Но всё равно бежит к спасительной лестнице. Цепляется за неё, лезет выше, и выше, где-то там, совсем близко, створка люка должна быть. И пусть кроссовок скользит на прутьях, пусть пальцы дрожат, она уже близко!..На полпути её застаёт врасплох треск в громкоговорителях, натыканных повсюду в треклятом бункере. Звучит музыка, заполняет собой пространство комнат, коридоров, всё и везде. Женщина в отчаянии не способна сосредоточиться, а мелодия уже проникла ей в уши, в мозг, под кожу залезла, да так цепко схватила, что становится трудно дышать.—?Только ты… несёшь смысл в этот мир. Только ты… свет создаёшь из тьмы. Только ты… и ты одна волнуешь так меня… а сердце вновь полно любви… к одной тебе…Разум плавится в огне. Наследие Иакова ещё в ней. И Деп срывается с лестницы, её падение вызывает грохот во всём бункере. А песня не замолкает, пока Иосиф не находит её без сознания.Просыпается она, вдыхая запах нашатыря. Голова идёт кругом, а перед глазами мелькает расплывчатым образом лицо Отца. И голос тихий, ласковый повторяет:—?Ты должна смотреть на мир сквозь слёзы и продолжать дышать, чтобы осознать тяжкое бремя, взваленное на плечи раба Божьего. И пусть соль растворится на твоей коже, а сердце замедлит стук, но не позволяй демонам вступить в свои права, завладеть тобой! Иначе будет слишком поздно…Почему только голос Иосифа кажется ей таким странным сейчас? Это и не его голос вовсе. К ней обращается её собственный папаша. Его округлое лицо всегда загорелое, глаза карие, как у неё самой, блестят, потому что он, счастливый слепец, поглощён проповедью. Он наклоняется к дочери, берёт её лицо в ладони, затем целует холодными сухими губами в лоб. Его голос?— извечно пропитый и хриплый?— въедается в кожу вместе с поцелуем.—?Если от твоего сердца уже ничего не осталось, мне не удастся тебя спасти. Помнишь, как мы расстались? Мы достаточно сказали тогда, чтобы понять: всё напрасно.Образ её папаши растворяется в темноте, она поглощает его, а он улыбается напоследок, ничуть не сопротивляясь.Деп просыпается с ощущением лёгкости. Словно сто лет не спала так сладко. А дурацкий, бредовый сон про отца оказался навеян слабостью и голодом. Она больше не прикована наручниками к кровати, сейчас она лежит на матрасе, укрытая объёмной такой паркой, от которой приятно пахнет мехом. Приходит в себя, замечает разницу в обстановке вокруг: это другая комната, тут большой стол в самом углу, заваленный бумагами, папками и канцелярией. Слева от кровати стоит капельница, система от бутыля тянется к её левой руке. Молодая женщина едва не вскакивает. Ей внутривенно введён катетер, и прозрачная жидкость медленно-медленно протекает по системе.—?Не дёргайся,?— Иосиф возникает откуда-то из темноты; подходит к капельнице, проверяет клапаны. —?При таком состоянии удивительно, что ты ещё можешь шевелиться. Сила человеческая непредсказуема, но я знаю, она подпитывается от веры. Где же ты черпаешь свои силы?Когда он присаживается рядом, опирается над нею на руку и со всей серьёзностью и строгостью глядит ей в лицо, Деп не шевелится. Её рука с катетером свешена с края матраса.—?Господь Бог?— сила моя. Он сделает ноги мои крепче и на высоты меня возведёт. А за это я должен тебя защитить,?— он приближает лицо к ней и чуть щурится. —?Но как защитить дитя без веры? Как спасти её душу, если она отталкивает своего освободителя?—?Я не свободна здесь, с тобой,?— полушёпотом произносит она, вглядываясь в него с отвращением. —?Вытащив меня из машины, ты ничего не доказал. Я не благодарна за это, и никогда не буду! Лучше умереть в том мире, чем мучиться в аду, который ты устроил.В его взгляде словно ничего не меняется, но, когда он поднимается, его плечи опущены, и снова этот вид христианского мученика вызывает у неё тошнотворное ощущение. Смесь сочувствия с презрением. Ибо он действительно спас её, но и этого оказалось недостаточно.Иосиф уходит и не возвращается, пока вся жидкость из капельницы не исчезает в её венах. А возвращается он с тарелкой чего-то сомнительного и слегка подогретого. Он не остаётся, так что, пока его не видать поблизости, Деп со всей силы пинает табурет с обедом, и тот размазывается по деревянному полу комнаты. Наверняка Отец слышит, как она ?бунтует?, но не приходит. Катетер также долой.Она обувается, разминает конечности пару минут и осматривает крохотное помещение. На стенах висят вырезки из недавних газет, снимки из статей; что-то о политических переворотах по всем штатам страны, но в большинстве своём комментарии и интервью сомнительных личностей о грядущих тёмных временах. В глубине души Деп признаёт. В чём-то он и прав оказался, разумеется. Но какими же путями добивался он этого признания! За всеми его откровениями и учениями тянется длинный кровавый след, любой другой во век не отмылся бы. Иосиф верит, что его способ ?возвращения в Эдем? был оправданным. И это самое жуткое.А она-то? И как она могла во сне перепутать его с собственным папашей? Тот всегда умел сочетать реальность с фанатичностью, а делал это с жестокостью и страстью. Иосиф живёт в своей реальности. Его вера сильна настолько, что нашлись люди, которые за ним последовали. Они приняли его протянутую руку. Женщина стоит и разглядывает снимки, где изображена разруха, катастрофы, смерти, и Бог знает, что ещё. Она думает, что сделать с протянутой к ней рукой. Сжать или отрубить.Отец не тревожит её, и вроде как проход свободен. Но воспоминания о проклятой песне и падении с лестницы отбивают всякую охоту срываться с места. Потирая пальцами шишку на затылке, Деп сидит на кровати и пялится в тёмный угол. Пару раз стены бункера дрожат, но больше ничего не происходит.Из щели приоткрытой двери одной из крайних комнат в коридор льётся полоска света. Деп старается не шуметь, когда подходит ближе. Там Иосиф сидит за столом и что-то пишет в толстенном ежедневнике; огрызок карандаша в его пальцах дрожит, Отец строчит быстро-быстро. Минуту спустя она едва дышит. Она видит, как Отец откладывает карандаш в сторону, устало потирает пальцами переносицу, затем склоняется и бормочет молитву.Она уходит прочь, пока он её не заметил. И думает о том, что, если раньше Бог и говорил с ним, то вряд ли услышит теперь. А она вот слышит, слышит так, будто бы Отец шепчет ей в самые уши.—?Доколе, Господи, будешь забывать меня?.. доколе будешь отвергать денно и нощно… как долго мне муку в душе носить?.. доколе врагу моему глумиться надо мной…Сколько времени проходит?— чёрт его знает. Деп стоит под лестницей и так долго вглядывается в запертый наглухо люк высоко вверху, что шея болеть начинает. Фонарь сбоку здесь единственное освещение. Минуты проходят, а она наконец ощущает на себе тяжёлый взгляд Отца. Он стоит на месте, держит расстояние между ними. Кажется, что он спокоен. Пальцами перебирает чётки и молчит, пока она не решается подойти сама.—?За то, что причинил тебе боль, я буду платить,?— говорит он сурово и одновременно ласково. —?Но я не хотел, чтобы ты ушла туда. Зачем, дитя? Дабы отравиться? Дабы истлеть среди дыма на выжженной земле? Неужели за твоё спасение я заслужил уничижение и ярость?Она ни слова не говорит, лишь отводит глаза, и на мгновение её взгляд цепляется за ?алчность? у него на руке. Ей кажется, будто её как маленькую девочку отчитывают за шалость, обещая не наказывать слишком строго.—?Я покаюсь за то, что проявил слабость, используя метод Иакова. Это было неправильно. Но я грешен, потому что, желая уберечь тебя от гнева Господня, испугался за себя.И Деп смотрит на него, едва соображая над сказанным.—?Я испугался… ведь ты желала оставить меня одного, верно? А знаешь ли ты, каково это?— провести бесконечность в тишине, наедине с собственными демонами?—?Жаль, что мы этого так и не выясним,?— отвечает она просто и проходит мимо, чуть не задевая его плечом.—?Ради нас обоих я обязан был тебя остановить!Она не оборачивается, идёт дальше.—?Я не посмею более причинить тебе зло! —?бросает он ей в спину. —?Полюбивший Бога и брата своего любить должен! И я каюсь…Она вдруг останавливается под светом одной из ламп. Ненадолго женщина поворачивается и задаёт вопрос, который стоило задать уже давно:—?Зачем ты убил Датча?Иосиф качает головой и кривит губы, словно далее слова могут причинить ему боль.—?Он встретил меня с оружием и гневом. И Господь направил мою руку против него.Его ответ отчего-то не приносит особого облегчения. А Деп понимает, что больше не в силах видеть его сегодня.—?Любите своего Бога, Отец, но я такого Бога знать не хочу.Он не следует за ней, будто изваянием застывает на месте и стоит так ещё долго, опустив в смиренности голову.