5. Лазурный (1/1)
Голуби и небоБрат нашелся на заднем дворе. Он сидел, прижавшись спиной к стволу старого толстого дуба, обвив руками колени и спрятав в них лицо, не двигаясь и даже словно бы не дыша.
Он остановился в паре шагов, не смея подойти ближе или позвать брата по имени. Вчера он опять был груб – оттолкнул младшего, накричал на него, ни за что, просто сорвав на нем раздражение. И все то время, что они были в ссоре, из головы у него не выходили полные слез глаза братишки, его обиженно дрожащие губы и его жалобный, непонимающий, укоризненно-пронзительный взгляд.
Он присел рядом, так, чтобы коснуться плечом плеча младшего. Помедлив, погладил его по голове – словно прося прощения этой робкой, тихой, спокойной лаской. Брат не шелохнулся, и тогда он полез за пазуху, доставая из-за нее что-то маленькое, теплое, шевелящееся, живое.— Смотри, что я нашел.Младший нехотя поднимает голову – и через секунду глаза его удивленно распахиваются.На руках у него – завернутый в мягкий лазоревый платок голубок с перебитым крылом, нахохлившийся, неподвижный, с быстрыми, проворными, блестящими глазками, в которых, если приглядеться, можно увидеть боль и мольбу.
Ему взгляд голубка безумно напоминает взгляд младшего – грустный, жалобный, недоуменно-обиженный…Брат, забывая об их ссоре, поворачивается к нему, осторожно касается кончиками пальцев гладких сизо-лазурных перышек птицы.
— Бедный… Ты можешь его вылечить?— Попробую.Он подносит руку к голубю – тот испуганно дергается, однако сильные, но осто-рожные пальцы не дают ему убежать. Исцеляющая магия по капельке скользит к раненой птице, подкрадывается к крылышку, прыгает по нему бирюзовыми искорками…Лазурный платок падает на землю, и здоровый голубок важно приосанивается на его ладони, вскидывает головку, гордо оглядывается по сторонам. И брат, радуясь за голубя, улыбается, склоняется над ним, так что длинные иссиня-черные волосы падают на запястье старшего, щекочут кожу, забираются под рукав.— Хочешь отпустить его? – он приподнимает руку, протягивая голубка брату.
Тот осторожно берет птицу в сложенные лодочкой ладони, встает, а потом плавно вскидывает руки, подбрасывая голубя в воздух. И тот раскрывает крылья и взмывает к небу – далекому, бледно-голубому, высокому-высокому, свободному и недоступному…Брат, приложив ладонь к глазам, наблюдает, как голубок превращается в крохотную темную точку на лазоревом небосводе, и улыбается, и запрокидывает голову назад, словно желая увидеть все небо целиком…Он подходит к младшему сзади, обнимает за талию, касаясь губами затылка.
— Ты меня простишь?..Брат вздыхает, разворачиваясь к нему. В глазах его все еще мелькают холодными отблесками печаль и обида.
— Не делай так больше. Мне больно.
Их примирение как всегда начинается с поцелуя – а потом они падают на траву, сплетаясь, прижимаясь друг к другу, тяжело дыша, ловя чужое дыхание и чужие губы…Младший смотрит ввысь – и в глазах его отражается небо, и они горят, и умоляют, и просят об одном…«Будь со мной…»Глаза в глаза – и небо передается взглядом, и дыхание смешивается, и дрожь разделяется на двоих, как и жар, и боль, и наслаждение,и трепет. По щекам брата скользят блеклые слезинки – в них тоже небо, но небо – земное.
Он – небо. Его небо.