13 (1/1)

На назначенном месте уже собирался народ. По всей видимости, зрелищ в этих краях не видели давно. Люд, в основе своей нищий, грязный, в оборванных лохмотьях, ждал и представления, и, что важнее, пиршества после него. Что может быть лучше для простого рабочего? Вне зависимости от исхода битвы каждый сегодня набьет свой живот. Единственным, кого сторонились галдящие крестьяне, купцы и ростовщики были небесные люди. Их отряд чернел на фоне окружающей зелени. Они не были верхом, но оружие было при себе у каждого. Место для поединка выбрали недалеко от дворца. Здесь же проходило соревнование бузкаши, здесь же узнали, кто лучший стрелок из присутствующих. Сейчас трава была выстрижена под корень, а само место оградили колышками и бечевкой. Плотники сколотили помосты с сиденьями, чтобы большим людям было видно, как решается судьба сразу трех государств. Чтобы Рамина, что хлестко шагала рядом с сестрой, Нацу, в окружении своей свиты и Айза с Кейтой видели каждую каплю пролитой крови – все ждали, и томились в предвкушении. Погода стояла подходящая. Голубое небо постепенно выцветало к горизонту, а над Озером Горячей Слезы кружили чайки. Их не заботили людские дела, только мелькавшая тут и там рыбешка. Приятно осознавать, что есть вещи, которые не изменятся никогда, и птицы будут также хлопать крыльями и кричать вне зависимости от исхода поединка. Впрочем, это будет слабым утешением для проигравшего, а значит, мертвого, человека. Люди болтали между собой, будто были старыми друзьями, и не пришли не на слабо завуалированную казнь, а на невинное детское развлечение. Это было даже странно, что те, кто вчера ругался на чем свет стоит за уступку в половину дирхама теперь весело общались, топая ногами и тыча пальцами в огороженное место. - Ты хотя бы примерно представляешь, что произойдет? Кейта дернулся, будто его кольнули. - И думать не хочу. - Ты не слишком-то одобряешь связь Сойка с этим мягкотелым. - Только потому что здесь нечего одобрять, Айза. - В таком случае, ты не одобряешь и меня. - Совершенно точно подметила. И скоро это неудовольствие выйдет тебе боком. Горцы не любят чужаков. Особенно тех, у кого рот не закрывается. - Мы для того и спустились в низину, чтобы помочь своему народу. - А ты неплохо так помогла. - Что ты хочешь сказать? - То, что и говорю. Мы оба знаем, кто ты есть. Тебе помогло чистое везение, не будь его от твоего тела не осталось бы и пепла. И твой новый любовник ничуть здесь не нужен. - Ну, что сказать, - Айза потянулась и вынула клинок, аккуратно, словно родное дитя, укладывая его на колени. – Приходится работать с тем, что есть. - Главное, чтобы играли честно. - Что мягкотелый представляет собой как боец? - Я бы сказал раньше, что с ним стыдно драться. Но на моих глазах он прикончил одного наемника. - Благоразумный человек прилагает все усилия, чтобы вообще не драться. А в случае с наемником была самозащита. Посмотрела бы я, как тебе было стыдно, коль он приложил лезвие к твоему горлышку! Кейта промолчал. Некоторое время они молча наблюдали за тем, как собирается народ. Шум вокруг стал невообразимым. - Может, я чего и не знаю, - наклонился к ней Кейта. – Но точно могу сказать одно: оба они не выживут. Ответом ему послужил сардонический немой взгляд.- Да и ты не слишком похожа на человека, склонного верить в чудеса. - Когда-нибудь, Кейта, ты излечишься от ложного представления, будто прав в любом вопросе, - процедила она и уставилась прямо перед собой, показывая, что разговор окончен. * * * Рамина надеялась, что ее ненависть к шахнияту растает, когда она увидит, как они ничтожны и насколько ее собственное воинство превосходит силы гостей – потому как ненависть к ним уже становилась непосильным бременем. Рядом, словно собачонка, дотошно жалась ее сестра, требующая к себе пристального внимания. Еще минута – и Дениза начала бы хныкать, словно дитя. Но сейчас у нее не находилось даже времени на то чтобы изобразить что-то, отдаленно напоминающее чувства к сестре – пусть они и были отнюдь не сестринскими. Когда-то. Столь давно, что Рамина сама не помнила, откуда начался весь тот ад, в который превратила сестра ее жизнь. Рамина полагала, что выйдя в блистательных доспехах, прилаженных к ее телу словно вторая кожа, она будет выглядеть несравненно и величественно. Однако, как зачастую случатся с надеждами – и ненавистью – все пошло не так, как она планировала. Первые колокольчики тревоги нежно начали переливаться в ее душе, когда вместо Шерин – вдовствующей царицы Семиречья – она увидела одного ее сына. Его походка, безмятежная и неторопливая, заставила ее коротко остриженные ногти впиться в собственные ладони. - Это Джури? – вполголоса спросили стражи за ее спиной. Рамина оглянулась. Все ее сопровождение было бледным и напряженным, не очень удачно старалось прикрыть свою трусость храброй миной. - Вроде бы, он, - шепотом ответили вопрошающим. Будто было что-то необычное в том, как молодой и определенно глуповатый царек шел к месту поединка. Знал ли он больше положенного? Ногти ее снова впились в грубоватую плоть – убеждая себя – вряд ли. Рамина знала такой тип людей, видела, осязала и даже чувствовала в себе, пока росла во дворце. Надменный молодняк, чтивший себя едва ли не посланниками небес, с удивительной верой во вседозволенность и всепрощение. - Дерьма кусок, - процедила Дениза прямиком ей в ухо. - Полегче, - буркнула она в ответ. – Это твой будущий муж. - Хоть муж, хоть сват, не отменяет того, что дерьма кусок. В ночь, когда он посмеет тронуть меня, я отрежу его член и пришлю тебе в шкатулке. - Уверена, это лучший подарок, - пробормотала Рамина и жестом попросила сестру замолчать. Нигде не было видно Шерин. Места неумолимо заполнялись. Знать и купечество впереди, особое место для духовенства, поодаль стражники, вооруженные так, словно хоть сейчас на войну, но не было главных действующих лиц – ни казначея, ни царицы. С шахниятом всегда было так – не успеешь заключить договор с одним представителем, желающий его свергнуть, уже шлет тебе дары. Из этого можно было извлечь выгоду, но сейчас Рамина отчетливо ощущала, как ползут по спине крохотные змейки страха, леденящие кровь летним солнечным утром. Неужели она просчиталась?.. Она приказала себе успокоиться. Никакого толка этот приказ не возымел. Рамина вконец обозлилась на все вокруг – чего требовать от других, если ее собственная воля перестала ей подчиняться? Она глянула на каганатцев и слепая ярость едва не толкнула ее к кругу. Ни среди знати, ни среди остальных она не увидела главных действующих лиц. Паника разрасталась, поднималась из недр ее души и уже вот-вот готова была выплеснуться из нее. Некстати скрутил желудок. Рот наполнился соленой слюной, захотелось сплюнуть, и так она и сделала бы, коль не окружающее ее внимание. Дали деру. Сбежали, укрылись, передумали. Как иначе объяснить их отсутствие? В конце концов, как бы сильно она не ненавидела Семиречье, выгода от союза затмевала все. - Есть в тебе вещи, которые я люблю, - снова прервала ее мысли сестра. – Например, великолепное тело. А есть, которые не очень. Например, раздувшаяся от самомнения голова, какую редко где встретишь, - закончив, она глупо хихикнула. И посмотрела на нее этим своим преданным, щенячьим взглядом. Собак Рамина не любила, всегда предпочитая им кошек. Те, на ее взгляд, были куда более чистоплотные и куда менее привередливые. У Даичи была кошка. Она закусила щеку с обратной стороны и снова вгляделась в толпу. * * *Казки уверенно притискивался вперед. Его слегка раздражало, что сегодня перед ним привычно не расступаются, не отводят взгляд. На окружавших его лицах не было страха – только радостное, возбуждающее предвкушение. Но неудовольствие беспокоило его не сильно. Он улыбался, и изгиб его губ только в это мгновение можно было назвать естественным. Он словно чувствовал теплую кровь казначея на руках, и на фоне этого бесподобного ощущения мелкие неудобства меркли. Он занял свое место, и удовлетворение окончательно завладело его естеством. Наконец-то он действительно был на своем месте. - Белая Смерть, - поприветствовал его старый друг. - Мой господин. Нацу дернулся, как если бы Казки сказал что-то оскорбительное. Однако подчеркнутое благоговение настораживало и льстило одновременно. Рядом с ним стоял крупный человек, чьи пальцы уверенно сжимали рукоять меча; ветер колыхал его белые волосы вокруг надменного, насмешливого лица, обезображенного несколькими глубокими рубцами. - Не зови меня так. Красивое обращение притягивает к себе людей с острым оружием, которые так и норовят отхватить кусочек и для себя. - И как давно ты это понял? - Когда выяснилось, что пути назад нет. - Да ты никак струсил? - Скорее уже начал всего бояться, словно почившая царица. Казки захотелось сказать что-то вроде ?я никогда тебя не предам? или ?ты можешь на меня положиться?. Но говорить такие слова, вне зависимости от их искренности, считалось дурным тоном. Как пить дать именно после таких бравад заканчиваешь жизнь с кинжалом между лопаток. Он тысячу раз говорил их Даичи. Ну и где он теперь? Он огляделся. Их люди смешались с простым народом, небольшая группа самых приметных стражей стояла за скамьями, напустив на себя равнодушный вид. - Что этот горец представляет собой в бою? – поинтересовался Нацу. - Я бы не хотел с ним драться.- Благоразумный человек прикладывает все усилия, чтобы вообще не драться. - По крайней мере, в честном поединке. Они помолчали. Заняли свои места каганатцы. Рамина вертела головой по сторонам будто рассерженная курица. На круге показался Джури. Выглядел он более, чем просто плохо. Даже с довольно внушительного расстояния проглядывалась усталость и страх. Весь он выражал будто максимальную степень неуверенности. Казалось, что вот-вот Джури поднимет голову и спросит что-то вроде ?за что мне все это??. - А каков он как человек? – спросил Нацу. - Соединил в себе все стереотипы о горцах. Честолюбивый, дотошный, недальновидный и прямолинейный. А как насчет Джури? - Соединил в себе все стереотипы о шахниятцах. Определенно, заносчивый, чванливый и трусливый. - Ха! Мы с тобой такие умные. Знаем ответы на все вопросы, даем оценку всему, что происходит. Порой аж удивляешься, почему же мы выбрали такой трудный путь. Нацу в ответ только хмыкнул. Шум усилился. С одной стороны послышались одобрительные возгласы, с другой – неодобрительный ропот и с противоположной стороны сквозь толкучку протиснулся горец. Теперь они стояли вдвоем друг на против друга, и менее подходящих друг другу противников трудно было сыскать: статный, поджарый Сойк, образец сдержанности и уверенности, чеканящий шаг с лицом мрачнее грозовой тучи, и едва не трясущийся от ужаса Джури. - Какой позор, - покачал головой Нацу. – Зрелище жалкое до отвращения. - Не важно, какой будет вид. Главное – результат. - Как бы все ни сложилось, он будет. Одобрительные выкрики и недовольный ропот поменялись местами: на противоположные места вскарабкался старый каган. - Как считаешь, он вообще понимает, что происходит? – поинтересовался Казки, неприязненно глядя на него. - Стараниями Денизы? Вряд ли. Может, ведьма из нее и никудышная, но говорить с духами и варить отраву она явно умеет. - У них не власть, а какой-то парад мудаков. - С другой стороны, мудаки чаще всего и выигрывают, разве не так? Может я и на слабый человек, но предпочитаю быть на стороне победителей. - Удобно, учитывая, что победитель здесь – ты. Значит ли это, что ты мудак? - Не в большей степени, чем остальные. - Жаль, что ты не видел лица казначея, когда он подыхал. - Ты рассказал ему? - О, да. Один из лучших моментов моей жизни. Я буду помнить его даже когда старческое слабоумие отобьет мне память. - Если ты доживешь до старости. - Ты уж помолись об этом, брат мой. Казки встретился взглядом с Нацу. Уголок рта брата подозрительно скривился. Казки расценил это как намек на гордость за него самого. Святая Праматерь, сегодня определенно самый удачный день! ***Айза поднялась со своего места с явным нежеланием. Шум окончательно стих, когда она подошла к вождю и, распрямив плечи и прочистив горло, начала: - Мое имя Айза! Я – глава армии горцев, коих вы зовете небесными людьми. Свое звание я получила в таком же круге, и горжусь этим фактом! – она набрала воздуха в грудь и смачно сплюнула на землю. – Мой отец, Энгецу, был правой рукой и советником бывшего вождя и самолично перебил с десяток отрядов динлинов. Эти твари нехило так покусали пятки всем здесь присутствующим! – смех, согласные выкрики. – Но это все не слишком важно, ибо проверить уже ничего не выйдет. Как и прошлый вождь, мой папаша давно уже обратился в прах и вернулся в грязь. Он был подонком, следует сказать, но подонком известным в наших кругах. А потому я считаю себя достойной представить воина со стороны Исфаны – Сойка. Она задрала подбородок и ткнула себя пальцем в грудь: - Я ничуть не хуже, чем он! Главным образом своим умом и сногсшибательной красотой, - снова смех. – Так что, слушайте, и слушайте внимательно! Она сверкнула глазами и уставилась куда-то вдаль. - Перед вами стоит Сойк, благословенный самими Небесами вождь горных народов. Это звание переходит у нас не по кровной линии, его забирает достойнейший. Если бы я начала перечислять сколько людей положил этот человек, то драку бы мы увидели не раньше, чем на следующее утро. А потому как у каждого из нас есть дела поважнее, эту часть я пропущу, - послышалось несколько смешков, но их уже было значительно меньше. Громогласный голос Айзы вкупе с довольно мрачными вещами, которые она говорила, сметал всю веселость. – Могу сказать только, что от лица всех горных народов я ручаюсь собственной гордостью, что с нашей стороны поединок будет честным. Мы тут решаем судьбы целых народов, так-то. А значит, все должно быть по правде! Толпа одобрительно заликовала, громко поддерживая военачальницу. - Боги любят, когда дела делаются согласно заведенному порядку. И боги уберегли нас от большого кровопролития, согласившись довольствоваться малым. Все мы целы сейчас и не грызем друг другу глотки, потому что все решат эти двое! И только боги знают, чем закончится сегодняшнее сражение. Дениза достанется в жены победителю. Проигравший уберется отсюда со всеми людьми с договором о ненападении! И станет так! Отслушав свою долю оваций, она обернулась к Джури и спросила: - А кто будет представлять тебя? – и тут же пожалела о своем вопросе. Не то шах не знал об этом обычае, не то его не предупредили, не то нужного человека рядом не оказалось. Он стоял, безвольно опустив руки и выглядел явно не настроенным на победу. Хоть Айза и знала, чем должен закончится этот фарс, но все же сочла, что немного уверенности на себя Джури мог и напустить. Не всем же видеть его растерянность. Однако юнец поднял голову, и Айза увидела мрачную, настораживающую решимость в выражении его глаз. И здесь она поняла: шах не выглядел растерянным, он выглядел как человек, готовый ко всему. Это натолкнуло ее на странные мысли, которые не успели до конца оформится, потому как она услыхала знакомый голос: - Это сделаю я, - проворковал белобрысый, след от клинка которого пересекал ее бок. – Раз уж вождя представляет военачальник, то и со стороны шахнията пусть будет человек войны. - Что ж, валяй! - Я – Казки, которого называют Белой Смертью. Откуда такое прозвище – гадайте сами, я скажу только, что заработал его в далеком детстве, когда этими вот руками, - он поднял обе ладони вверх, - Зарезал младшего брата. Не шутки ради – просто, сами знаете, какой бывает мелюзга, - усмехнулся он. На самом деле голос его дрогнул, на долю мгновения и в самом конце. Сколько бы не прошло лет, он помнил до каждой мелочи тот случай: трущобы Семиречья, самого себя, тащившего за руку хнычущего Нацу. Они не ели уже несколько дней, и Казки тогда удивлялся, как у брата еще хватает сил на плач. Он считал проезжающую знать последней надеждой – они нередко кидали из паланкина монеты, и, поговаривали, что порой попадались даже золотые. Он прижался к стене и замер, увидев в конце улицы носильщиков. Старшие мальчишки говорили, что знатные господа так развлекаются: ездят иногда по бедным районам и кидают милостыню. Сейчас их рядом не было – это могло бы насторожить, но Казки было не до того. Он помнил тепло руки Нацу, сжавшего его собственную ладонь так крепко, что стало больно. Он испугался стражников с ятаганами, заревел пуще прежнего, и привлек внимание. Казки помнил юного Даичи, помнил каждое слово про надоедливую семью, помнил выбор – убей брата и иди со мной или умрите оба. Он помнил панику, когда металл коснулся его детских пальцев, помнил животных страх в глазах Нацу, когда этот самый металл пронзил его тело. Теперь Даичи лежал мертвый в заброшенном борделе, а его брат сидел позади него и совсем немногое отделяло его от власти над огромной державой. - Полагаю, этого факта хватит, чтобы понять, что мы в Семиречье с проблемами не возимся, а решаем их. Как вы помните, поединок тоже наша идея. И все мы рады, что этот день настал! Перед вами стоит Великий шах Джури, наследник шахнията, искусный целитель и врачеватель, а разуму его завидую все известные мыслители. Он тот – кто он есть, и вся держава находится под его неустанным и бдительным контролем. Недоуменно уставилась на Казки Рамина. Она напряглась, заерзала на своем сиденье. Насмешливо фыркнула Айза. Сойк был настолько сильно напряжен, что походил на балбал. - От лица всего Семиречья я гарантирую, что поединок будет честным с нашей стороны. Победителю в жены обещается несравненная Дениза. Проигравший возвратится на свои земли с договором о ненападении. Таковы условия. - Таковы условия! – заорала Айза. - Представители небесных людей согласны? - Согласны, - процедил Сойк. - Представители Семиречья согласны? - Согласны, - кивнул Нацу. - Представители каганата? - Согласны, - нервно проговорила Дениза. – Разве что у нас есть вопрос. Поединок насмерть? Мгновенно опустилась тишина. Удивленно открытые рты людей обращались попеременно ко всем участникам разговора. Если бы Рамина обратила внимание на Сойка, она бы заметила, как тот дернулся, словно в желании броситься на нее и как на его скулах заходили желваки. Если бы Джури мог отвести взгляд от Сойка, то заметил бы, как победно улыбнулся Нацу. Если бы Дениза понимала, сколько судеб она разрушает этими словами, то… Ничего не изменила бы. В ее кармане лежала склянка Семиречья, вызывающими сильное половое влечение у обоих полов, которое она уже успешно опробовала на сидящей рядом сестре. Позже она изучит его состав и научится делать такой же. Но сейчас Дениза просто не могла позволить угасание интереса к себе от женщины, которую она любила всем сердцем. И искренне считала подарок шахнията куда более ценным, чем их просьбу озвучить один вопрос. - Лишать Семиречье шаха… - начала было Айза, но ненавистный его голос громко прервал ее: - Насмерть. На кону гордость и честь наших стран! Толпа взревела на заявление Казки. Что ж, не каждый день можно увидеть смерть главы государства. - Начнем, - усмехнулся Белая Смерть. ***Джури понимал, что шансов на благоприятный исход дела не оставалось, но жила в нем еще смутная, слабая надежда на возможность чего-то хорошего. Однако, ее смело словами Денизы, и пришла на это место пустая и окончательная обреченность. Тяжелый клинок неприятно оттягивал руку – он так и не привык к весу оружия, а воспоминаний об уроках Хиро словно и не было. Все, что он делал – это смотрел на Сойка, не отдавая себе отчета в том, что даже в такую критическую ситуацию он попросту любуется горцем, скользит взглядом по его лицу, состоящему, будто бы, из одних углов, и страшится заглянуть в глаза. Происходящее Джури воспринимал слабо, ничто уже не удивляло его и не было рядом никого, кто мог бы его поддержать. Казки прошипел: ?начнем?, исчез из поля зрения, как и испарилась Айза, они остались вдвоем, глядя друг на друга и испытывая невероятную боль от необратимости происходящего. - Деритесь уже! – завопил кто-то с дальних рядов, напряженная сосредоточенность зрителей жужжала в воздухе, но ни один из противников не сделал и шага вперед. - Давайте!- Поруби его! - Вперед! – возгласы стали увереннее – ведь ни для кого не секрет, что стоит только начать и уверовать в безнаказанность, как за тобой начнут повторять все вокруг. Сойк медленно вынул клинок из ножен. Джури усмехнулся – он сам предпочел выйти с оружием наголо, чтобы лишняя тяжесть в виде ножен не мешала ему. Но чему именно она бы не мешала он не придумал – просто не взял их и все, оставил на лежанке, где провел последние дни. Горец сделал шаг вперед, Джури сразу отступил, затем ступил в сторону. Шаг, еще шаг – и вот они кружатся друг напротив друга, и мир сужается до огороженного участка, стихает шум и слышно, как кровь пульсирует в височной жиле. Постепенно сближаясь, но не прерывая зрительного контакта. Однажды Джури слышал высказывание: ?атака – лучшая защита?. Вроде бы, это говорил Маса. Он, в целом, говорил очень много, но, как ни удивительно, всегда по делу. Некстати подумалось об учителе – как он там? Успеет ли Хиро? Вернется ли в Семиречье раньше его гибели? И как все сложится дальше? Может, Хиро успеет передать привет от него, Джури, а может даже Маса будет помнить своего неудачника-ученика. Хотелось, чтобы у них все сложилось удачно. В конце концов, немного везения оба они заслужили. Атаковать было не страшно, а, скорее, нежелательно. Все его нутро бунтовало против открытого нападения на Сойка, тело сковало протестом, а может страхом, или, вероятно, всем сразу. Удар вышел неудачным, но Джури застал Сойка врасплох, тот выставил клинок в последний момент. Джури видел удивление. И – проблеск собственной ухмылки, промельк сияющей стали – и Сойк отступил назад, парируя, уворачиваясь. Мгновенный скрежет металла затерялся в кровожадном реве толпы. Говоря по правде, Джури старался почти искренне, сжимал рукоять обеими руками и бил со всей силы, заранее зная что будет побежден. Мысль о проигрыше на любом этапе жизненного пути не причиняла ему неудобств, а сейчас побежденным стать даже хотелось. Сойк нырнул под коварный рубящий удар, сошлись лезвия, и он успел пробормотать: - Ты что творишь, Джури?.. – как шах отпрыгнул назад. Прыжок вышел не слишком удачным, заныли лодыжки, а меч едва не вывалился из рук. Вопрос Сойка был вполне уместным, но как ответить на него лично Джури не знал. Пользоваться настроем Сойка было неправильно, но… Он снова бросился вперед. Ну и скорость! Какой-то частью себя он даже был горд за собственные успехи – не смотря на тяжелый меч и то, что Сойк попросту парировал удары, он, наверняка, смотрелся неплохо. Минимум ненужных движений. Минимум времени на восстановление после атаки. Стало интересно, на сколько хватит самообладания Сойка. Может ли он напасть сам? А еще Джури слышал выражение ?у каждого терпения есть предел?. Вполне жизненная философия, решил он тогда. Главное сейчас, чтобы горец оказался более нетерпелив, чем предполагал Джури. Потому как даже на эти неумелые броски уходило немало сил. Тренировки пусть и закалили тело, но слишком мало. Старые синяки начали болеть. Следующий рывок он совершил с убийственной скоростью, но вождь был наготове. Он увернулся, отбил удар, увел его в сторону и предпринял попытку сблизится. Джури криво рубанул еще раз, рубанул другой, складывая в удары свой страх и смятение и снова ступил назад. И вновь они закружили. Джури смотрел на человека, которого успел полюбить, и переминался с ноги на ногу. На лице Сойка явственно читалось: ?что ты затеял, Джури? Почему все идет не по плану? Почему ты не пришел вчера? Почему не пришел рассказать мне, что все изменилось??. Горец был раздосадован. Он не понимал сути этой игры и не желал в нее играть, он ждал, но оба они понимали, что затягивать не стоит. Вспомнилось про горделивость небесных людей – станет ли она хорошим предлогом для скорого окончания этого балагана? Толпа неодобрительно заулюлюкала. Было очевидно, что все присутствующие приходят к одному заключению. Поединок не всерьез. ***- А теперь послушай меня, и слушай внимательно, - Айза зашипела прямо Кейте в ухо, дернув его на себя настолько стремительно, что тот ахнул и едва не повалился на соратницу. До этого момента Кейта внимательно следил за сражением, которое, по его мнению, не стоило этого грозного слова. Вождь и шах выглядели хуже повздоривших мальчишек. А еще Кейте было знакомо это поведение Сойка – слишком часто он видел, как вождь делает что-то через силу. И в довесок Кейту раздражало, что он не разбирается в происходящем. В планы будущего его не посвятили и его неудовольствие росло с каждой неумелой атакой шаха. Так что когда Айза притянула его к себе первым его желанием было врезать хамке по наглой морде. Однако, морда ее была скорее обеспокоенной, чем наглой. - Что еще? – буркнул он. - Вот что просил передать тебе Сойк. В надежде, - она сделала многозначительную паузу. – Что ты примешь его слова. - Ну? - В случае, если что-то пойдет не так, ты должен собрать людей воедино и увести обратно на Высокогорье. Кейта туповато разявил рот. Вид у него был довольно неприятный до тех пор, пока в голове не созрело понимание сказанных слов. - За мной не пойдут, - сказал он наконец. – Это лучше сделать тебе. - А я не хочу, - буднично отозвалась Айза и запустила указательный палец в левую ноздрю. – Не хочу и не претендую и все такое прочее. Есть немного вещей в этом мире, которые заставляют сердце биться сильнее, чем мысль о власти. Он ощутил виноватый прилив возбуждения, когда представил, как за ним поднимается народ. Без сомнения, Сойк был отличным вождем, но Кейта был уверен, что в сравнении с ним самим тот выглядел бы вполне заурядно. Но также Кейта понимал, что его время еще не пришло. - Что значит ?пойдет не так?? - Все пойдет не так, если Сойк умрет. Но даже если его жизнь оборвется – то наша нет. И надо будет действовать быстро. Здесь может начаться заварушка, в которой участвовать нам не следует. Кейта вернулся к наблюдению за поединком. Джури провел неплохую серию ударов сверху и снизу, колющих и рубящих. Но иглой он орудовал куда лучше, и сейчас все видели, что бывает, когда из лекаря пытаются слепить воина. Сойк ловил его, отводил удары, отходил и уворачивался, по-прежнему не предпринимая ни одной попытки атаковать самому. Ему нельзя было отказать в терпении. Кейта никогда не высказывал вслух своего мнения о вожде, но уважение к нему постоянно соперничало с собственной чванливостью. Он ждал удачного для себя момента, крутился рядом, всегда первым приходил на выручку, но совсем не для того, чтобы действительно помочь, а чтобы научиться и нахвататься всего и побольше. В любом положении Кейта старался стать самым лучшим, самым искусным и самым достойным. Он ясно видел все недостатки вождя – он был слишком уж правильным и честным для человека, занимающего столь высокий пост. Возможно, такие устои были хороши в прошлом, но время бежит вперед, и времени этому необходимо соответствовать. Иначе прогресс победит. Честолюбивый, консервативный Сойк мало что мог предложить грустной реальности горцев – в этом Кейта был убежден. Однако это совсем не значило, что он хотел его гибели сейчас. Не то было время, не то место, и – уж точно – не та причина. - Да помогут нам боги, - прошептал он и уставился на площадку. * * * Напряжение нарастало. К собственному неудовольствию, Казки тоже ему поддался и с опаской наблюдал за сражающимися. Застоявшееся саднящее чувство в горле разрасталось, сжимало все сильнее, когда он наблюдал, как эти двое кружат и принюхиваются друг к другу как собаки. Большинство зрителей вело себя так, словно они пришли на праздник. Какие-то дети залезли на дерево и смотрели оттуда. Кто-то смеялся. - Как они могут смеяться? – презрительно выплюнул Нацу. - Потому что не они сегодня встретятся со смертью. Это уже неплохо для сегодняшнего дня, - отозвался Казки. Лицо его было как высечено из камня. - Нет ничего хуже ожидания, - пробормотал его брат. – Почему горец до сих пор не убил его? - Противно это признавать, но я не знаю. Может, решил покрасоваться? Дать Джури вымотаться, а потом прикончить позорно? - Я сомневаюсь. А если точно – вовсе так не думаю. Казки промолчал. На самом деле, он думал точно также. Но сказать это вслух значило пошатнуть уверенность еще сильнее. А это вовсе ни к чему. Казки понимал, что один неудачный поворот меча, и всем его тщательным планам придет конец. Так частенько выходит, когда в дело вступают эмоции – сейчас объяснением происходящего было только что горец действительно желает покрасоваться или что Казки чего-то не знает. И он нутром чуял, что второй вариант верный. Оскалив зубы и смотрел как легко вождь отражает выпады. Не считая Хиро, которого смело можно было назвать одним из величайших фехтовальщиков эпохи, Казки никогда не видел, чтобы атаки отбивались с такой легкостью. Сражение было похоже на игру в кошки-мышки, вождь открывался и уворачивался ловчей змеи. Прошло уже достаточно времени, а земля так и не обагрилась кровью участников. - Мы чего-то не знаем, - резюмировал Нацу. - Это так, - все-таки произнес вслух Белая Смерть и все хорошее настроение как рукой сняло. - Могли ли они заключить соглашение? - Возможно. - Может, Джури пообещал ему что-то взамен попросив пощады? - Звучит логично. - Но когда?.. – брови Нацу насупились, он лихорадочно соображал что могло пойти не так. Он прикидывался дурачком, изображал спесь и наблюдал за шахом; он предложил царице нанять наемников и достаточно долго допрашивал Масу, чтобы понять, что шах ничего путного из себя не представляет. Но сейчас картинка не складывалась, и Нацу спрашивал себя: не допустил он самой распространенной ошибки? Не недооценил ли он юного шаха?.. - Если его не убьют на поединке, то мы убьем его сами, - протянул Казки. – Это не слишком большая проблема. - Не желательно делать это своими руками. Всегда есть вероятность, что что-то пойдет не так. - Что значит ?пойдет не так?? - Все пойдет не так, если горец умрет. Но даже если его жизнь оборвется – то наша нет. И надо будет действовать быстро. - Все так, - кивнул Казки. Но, перед тем как отвернуться, чтобы отдать приказ одному из своих людей, он попробовал еще одну уловку: приложив ладони ко рту заорал что есть мочи: - Убей! Убей! Убей! И, как и ожидалось, взволнованные наблюдатели подхватили его крик, и через мгновение все скандировали: - Убей! Убей! Убей! * * * Глаза раздражающе зажгло. Слезы, скопившиеся в уголках глаз, прочертили неровный путь по щеке, упали и растворились в складках одежды. На мгновение подумалось, что теперь он выглядит совсем уж плохо, но в следующий момент эта мысль исчезла – вопреки мнению остальных только сейчас и больше никогда Джури не мог позволить себе искреннее проявление чувств перед публикой. Подошел момент подводить итоги. В конечном счете, вся ситуация была итогом его выбора, совершенного, как казалось сейчас, бесконечно давно. Стоило отказаться от безумной затеи нелюбимой матери, остаться в своем привычном, стабильном мирке. Сожаления захлестнули его и дали сил на ярость еще одного удара. Горестно звякнула сталь. Выступивший на лбу пот крупными каплями струился по лицу, смешиваясь со слезами. Он вспомнил братьев. Особенно – Юу, спокойного, добродушного Юу, всегда шедшего у него на поводу и по-отечески треплющего по макушке. У него была красивейшая улыбка, от которой будто бы на самом деле становилось теплее на душе. Пронеслась перед глазами сцена, где Юу снова тайком пришел навестить его и подарил огромное зеленое яблоко, так восхитительно пахнувшее, что первые несколько часов Джури просто смотрел на него, не решаясь съесть, пока не Маса не посмеялся над ним, сказав, что удовольствиями надо довольствоваться, а не любоваться на них. Маса… Не хватило бы и суток, чтобы Джури вспомнил все яркие моменты из времяпровождения с учителем. Именно Маса взрастил его, и дал ту мораль, которой Джури довольствовался сейчас. Смотреть правде в глаза – об этом наставник твердил так часто, что фраза невольно перестала восприниматься как что-то стоящее, и, как выяснилось, зря. Возможно, воспользовавшись он этим советом ранее, то продумал бы пути отхода. Но Маса не любил условные предложения, а потому Джури не любил их тоже, и теперь упрямо разбирался с теми фактами, что существовали не в его голове, а вполне себе наяву. Отрешенное любопытство поинтересовалось: сможет ли он хоть оцарапать Сойка? Но ни желания, ни сил проверять не было. Пора было заканчивать, и Джури с каждой секундой становилось все страшнее. Он думал, он был уверен, что ночь размышлений приведет его в чувство, что он все принял и осознал, но страшно было до одури, до дрожи в коленях, а еще нестерпимо давил мочевой, хотелось бросить все и скрыться в ближайших кустах. Интересно, как сложится жизнь Сакая? Будет ли счастлив его слуга с грубой женщиной горянкой? Сакай с самого юного возраста умел быть обходительным, а о его харизме и говорить не приходилось. Джури искренне верил, что у него все сложится хорошо. В конце концов, Сакаю уже давно пора было начать свой собственный путь, где он сам был себе хозяином. Признаваться не хотелось, что присутствие Сакая сейчас было бы кстати. Может, он что-нибудь бы придумал, выскочил и избавил хозяина всех неприятностей. Зная его природное любопытство, слуга должен был быть где-то рядом, возможно даже в тех самых кустах, куда Джури так нестерпимо тянуло. Он снова посмотрел на Сойка. Внутренности скрутило, его будто ударили. А если сейчас бросить все, выбросить громоздкий клинок, подойти к нему и обнять? А если его затея не такая и плохая? Даичи мертв. Может ли случиться так, что его не тронут, узнав о капитуляции? Бесконечные вопросы. И снова взгляд уперся в Сойка. Захлестнуло волной нежности и обожания. Любил ли Сойк его также сильно? Наверняка, еще сильнее, если готов был рискнуть всем, что у него есть ради Джури. Шум вокруг как-то стих, или так показалось ему самому. Плыли перед глазами воспоминания о вожде: первая встреча у озера, охота, скулящий волчонок на чужих руках, первое касание, его язык жестов. Ладное, хорошо сложенное тело, с удивительно аккуратными руками, помогающими ему при первой операции, руками, которые так обожал Джури, особенно чувствуя их на своем теле. Все их встречи у большой глиняной горы, их близость, самые значимые в его жизни слова. Джури никогда бы не подумал, что способен на такие глубокие чувства – он научился любить у Сойка, у его света, у его красоты, все эти чувства танцевали в его душе. Он выходил на поединок с твердым намерением погибнуть здесь. Грудь тяжело вздымалась, когда он бросился в последнюю атаку, поднимая клинок. Занес меч, целясь будто в живот, но в последний момент успел увести удар вверх. Сойк, защищаясь, блокировал удар, затем, скорее инстинктивно, повел оружие вверх, за клинком противника, и в этот момент клинок Джури с глухим стуком упал на землю. ?Открылся?, - сказал бы Хиро. Джури подался вперед, скорее падая, чем шагая, прикрыл глаза, чтобы тут же их открыть - хотелось смотреть на Сойка. Может, так будет менее больно. Он понимал, что остановить оружие уже не выйдет, по его расчетам лезвие должно было войти прямиком в сердце – так быстрее, так проще. Но обращать внимание на оружие не было времени – последние секунды хотелось провести, глядя на любимое лицо. Глаза горца изумленно распахнулись, он сжал зубы, пытаясь увести удар, но понимал, что было слишком поздно. Джури хотелось говорить. Сказать, что он пошел на этот шаг только ради спасения Сойка. Извиниться за то что не придумал ничего лучше. Лезвие уже вошло в тело, стало невыносимо горячо, грудь сковало выдохом. Он не стесняясь плакал, беззвучно, и надеялся на то что Сойк поймет его, простит и проживет долгую жизнь. - Ну уж нет, - заорал кто-то рядом, но звуки эти доносились уже словно через пелену, так, если бы Джури находился глубоко под водой. Лязгнула сталь. Джури почувствовал, как меч покидает его тело. Он прижал к груди ладонь, она сразу же обагрилась свежей кровью. Сил не осталось совсем, он начал заваливаться набок, когда его подхватили и опустили на землю бережно и аккуратно. Он разлепил глаза, уставившись на Сойка осоловевшими глазами, заметил периферией зрения, что его меч валяется поодаль. Над ними нависла чья-то фигура. В груди нестерпимо жгло. - Не теряй сознание, - прошипел горец. – Надо им сказать, - он дернул безвольного Джури на себя, поддерживая и заставляя встать. Не хотелось. Из раны медленно сочилась кровь. Голова потяжелела, Джури с трудом распознал во второй фигуре Айзу. Черный силуэт. Она начала поднимать руку, еще не придумав, что собирается сделать, как окружающий мир взорвался криками.- Надо им сказать, - повторил Сойк. Воцарилась настороженная тишина. Он вяло повернул голову, упираясь взглядом в губы Сойка. Как иронично… Историю мира пишет не кровавая война, а изгиб чьих-то губ.Он видел перед собой чужие сапоги. Старые, поношенные, рабочие сапоги. Айза чуть не пританцовывала на месте, началась такая неразбериха, что казалось странным, что в них еще не полетели стрелы. В конце концов, вышло так что умереть Джури не дали. Это расценивалось как отказ от соглашения? Боги, как это вообще расценивалось? А еще была уверенность, что Айза никогда не вмешалась бы в поединок без приказа вождя. Сойк все спланировал. Он предугадал, предусмотрел. Джури собрался с силами превозмогая пульсирующую боль. Скорее всего у них будет только один шанс, а, может, не будет вовсе. Он оперся на Сойка, так, чтобы у присутствующих не осталось сомнений – никакие они не враги. Покачнувшись, встал, прочистил горло и начал говорить, глядя куда-то далеко. С первым словом толпа стихла.- Я… Я, Джури, действующих шах Семиречья и пустынных земель, перед людьми трех народов и взором Святой Праматери, отказываюсь от своего имени и титула, - вышло хрипло. – Властью, что дала мне моя кровь, мои предки и Святая Праматерь, я предоставляю право на престол Нацу из Семиречья, сына Шахристана, и нарекаю его достопочтенным шахом. Перешептывания переросли в гомон. Кто-то кричал, разочарованно затрубил народ. Но для Джури все это больше не имело значение: боль в груди стала нетерпимой, клинок вошел достаточно глубоко, перед тем как его отбила Айза, и он снова начал падать. Если бы у него были силы, он бы заметил, как вытянулось лицо Нацу, округлились глаза, оценивая услышанное. Заметил бы, как он покачал головой за застывший вопрос Казки. Пусть так, - решил он про себя. Ни к чему еще большая шумиха. Хватает того, что надо расхлебывать сейчас. Если бы у него был интерес, он бы посмотрел на Рамину, которая вскочила с места и яростно что-то кричала. Ее реплик не было слышно, но не составляло труда понять, что она в ярости. Если бы у него было желание, то он заметил бы, что горцев стало значительно больше, и они плотным кольцом окружили место поединка. Каждый с оружием наперевес. А чуть дальше, в вышине, блестели наконечники натянутых стрел. Но у него не было ни сил, ни желания, ни интереса, ибо ничего в мире не волновало его больше, чем поддерживающие руки Сойка.