Раздел первый: Покорение сердец Французской публики. Глава первая: Откровение (1/1)
—?Франкур, что ты так долго? Нам через две минуты надо быть на сцене!—?Чирррп?—?Что это? Новая песня? Франкур с улыбкой кивнул.—?Это конечно замечательно, но сейчас нас ждёт публика, все хотят снова услышать La Seine. Франкур печально стрекотнул.—?Да, я тебя прекрасно понимаю, но надо сейчас идти на сцену. Ты же не хочешь быть выброшенным на улицу без средств к существованию? Франкур испуганно взглянул на неё.—?Вот и я не хочу, давай, где твоя гитара?— Люсиль, немного побегав по гримёрной, нашла гитару и положила прямо на сидячего в недоумении Блоха?— давай, пошли! Какой ты тяжёлый, ну давай, вставай!—?А сейчас гвоздь программы: Ангел Монмартра и Франкур! La Seine!—?Вспомни, как мы это спели первый раз, давай повторим. Франкур кивнул. Раздвигается занавес. И снова звучит песня La Seine, так сильно полюбившаяся парижанам. Снова зазвучала гитара со своими приятными, постоянно меняющимися тембрами. Снова голос Ангела, затем голос Франкура и в конце их невероятный красоты дуэт, сопровождаемый очень красивыми танцами. Люссиль божественно поёт, Франкур удивительно танцует и играет на гитаре одновременно. Как у него это получается? Этого он сам даже не до конца понимает, он просто делает это от души, вернее от всего своего ?честного сердца?. Вот уже песня завершается красочным соло его гитары, а вся публика неистово хлопает в такт. И вот последний аккорд взят уже под бурные аплодисменты. Все счастливы, все неистово хлопают, свистят, кричат ?Браво!?, ?Браво, Люссиль!?, ?Браво, Франкур!? Вот уже вся сцена в самых разных цветах, Франкур сбросил свои перчатки, и вытянул свои дополнительные две руки, чтобы поймать все четыре букета цветов, которые ему бросили с самых разных уголков зала. У Люсиль к тому времени тоже руки заняты букетами. Вот летит одна роза, высоко, рукой не дотянешься, чтобы поймать. Франкур подпрыгивает, ловит её своим ртом, затем аккуратно вставляет её в хвостик волос Люссиль. Все ещё оглушительнее захлопали. Тут подходит один мужчина к ведущей, даёт ей мешок денег, что-то шепчит и садится на своё место.—?Дамы и Господа! Попросим ещё немножечко вашего внимания. Все смолкли, застыв в явном удивлении.—?Мсьё Франкур?— от этого обращения, которое Франкур раньше никогда не слышал, застыл на месте?— Можно у вас отнять совсем немного вашего времени? Франкур неуверенно кивнул. Люссиль посмотрела на него с явным недоумением.—?Дело в том?— продолжала взволнованная мадам Карлотта?— что Париж очень интересуется вашим творчеством. У вас есть те произведения, которые вы сочинили во время каких-нибудь душевных порывов, но их в силу каких-нибудь обстоятельств очень мало кто услышал? Франкур печально кивнул.—?Не могли бы вы нам что-нибудь исполнить? Франкур проверил настройку своей гитары и снова кивнул.—?А как называется композиция? Франкур не знал, как ответить. Он указал на себя, затем на какой-то большой календарь, где была изображена Эйфелева Башня с надписью ?Париж?.—?Вы в Париже? Франкур неуверенно кивнул. Люссиль ушла со сцены и села за столик.Несколько аккордов на гитаре, и Франкур снова запел, но уже один. В этот раз его песня была совсем не про любовь и природу, а про жестокую действительность. Он не танцевал вовсе. Напротив, он только уселся посреди сцены. Он пел про себя, когда он только стал ?Монстром?, когда его ещё все боялись, отвергали, он пел про свою боль, которую никто не слышит, про то, что он её прячет за мелодией, про отчаяние, и про то, что он ?Монстр в Париже?. После исполнения он молча достал из-под белого пиджака газету, где была изображена на него карикатура, и громкий заголовок ?Монстр в Париже!? и показал её публике. Все впали в ужас. Никто никогда не ожидал от Франкура чего-то подобного. Нет, его никто не осуждал. Все были просто поражены его памяти, чувствам и эмоциям. Каждый из присутствующих в кабаре просто не знал, что ответить, как отреагировать, что вообще делать. Журналисты первыми решили незаметно покинуть помещение. Они чувствовали себя хуже всех. Действительно, что может чувствовать человек, который решил как можно сильнее очернить что-то неизвестное, запугать чем-то незапугиваемым, совсем издеваться над тем, что не способно защитить себя. Позже публика стала тихо перешёптываться, потом этот шёпот стал усиливаться, перешёл в гул, и все захлопали. Но на лицах публики были не восторг и счастье, а скорбь и сожаление. Все постепенно в полной тишине покинули кабаре. В первый раз выходя из кабаре никто не проронил ни слова, кроме формального ?До свидания? гардеробщику, уборщику и парочке лакеев с официантами. На выходе из кабаре можно было отчётливо слышать причитания, всхлипы, плач и многочисленные проклятья в адрес Мейнотта, который сидел в тюрьме. Казалось, в эту ночь за Франкура переживал весь Париж. Нигде не было ничего, кроме сожаления и печали. Люсиль сидела у себя в гримёрной и тихонько плакала. У неё были смешанные чувства. С одной стороны она упрекала себя за то, что тогда сильно его ударила дверью, затем дала ещё и пощёчину. Проклинала комиссара Мейнота за всё, что он успел натворить. С другой стороны она радовалась тому, что всё-таки всё сложилось хорошо, и что Франкур радостно выступает на сцене, поддерживает постоянно растущую прибыль Кабаре. Рауль, который хотел о чём-то переговорить с Люссиль, решил, что сейчас не подходящий момент и придя домой, улёгся спать. Сам Франкур прямо не раздеваясь, без чувств улёгся прямо на пол посреди своей гримёрной. Комиссар Пате, явно не ожидавший такого исхода событий, (он всего лишь хотел сделать как лучше, но в итоге его самого терзали самые разные чувства) решил отложить свой деловой разговор с Франкуром на неопределённый срок и лёг спать. Но ему не спалось.