Привет тебе...приют священный (1/1)
Дело шло ближе к утру, когда за окном вот-вот начинало вставать невзрачное августовское солнце. Крыши домов были окутаны белоснежным туманом, словно где-то в небе дымил сигаркой курильщик. Все было спокойно здесь, не то что в шумном индустриальном Лондоне. Спокойно и в то же время – отвратительно и ненавистно.
Именно так размышлял молодой врач по имени Артур Кёрклэнд, сидя у небольшого оконца, то и дело прикладываясь губами к мундштуку трубки и выпуская изо рта очередной клубень дыма.
- Бога ради, Артур! – позади послышался явно недовольный женский голос, - прекратите ли вы уже в помещениях курить или нет? Чтоб вас и ваш англицкий табак черт побрал!
- Не стоит, Тамара Николаевна, - на ломанном русском без единой нотки раздраженности, что так свойственна для него самого, произнес Артур, - Бог здесь совершенно ни при чем. И черт, очевидно, тоже.
На это возмущенная санитарка Тамара Николаевна тяжело вздохнула и взяв то, зачем пришла и, пыхтя, ушла восвояси. Артур же иронично поглядел сначала ей вслед, а затем на привычный и однообразный пейзаж за оконцем, выходившим в пустынный двор, окутанный пеленой утренних сумерек…***Вечер 20 декабря 1896 года.
По узкой проселочной дороге в бричке на скрипучих колесах ехал мужчина двадцати годов, бледный и замерзший. Явно из Северной Европы. Он изредка поглядывал на кучера, кой то и дело одаривал лошадей бесчисленными ругательствами, бесспорно действующими пассажиру на нервы. Рядом с ним стоял его багаж – чудовищно огромный чемодан с толстыми, потертыми ?боками? и, кажется, то и дело готовый упасть прямо на хозяина. Сам же мужчина что-то фырчал себе под нос, потирая ладонь о ладонь и выпуская на свои руки теплый воздух изо рта, что вряд ли ему помогало. Если человек не ездил по глухим проселочным дорогам, то рассказывать мне ему об этом нечего: все равно не поймет. А тому, кто ездил, и напоминать не хочу.
Поездка моя пришлась на канун двадцатого числа двенадцатого месяца, и была она не очень уж приятной. В моих ожиданиях это мероприятие должно было пройти достаточно быстро – без длительных стоянок, неровной дороги, мороза градусов так под тридцать и постоянно бранящегося возницу. В итоге получил я обратное. За время всей этой поездки мои ноги окостенели настолько, что я смутно мысленно стал перелистывать страницы учебников, тупо стараясь припомнить, существует ли здесь, в России, болезнь, при которой у человека окостеневают мышцы? Не найдя в своей голове ответа я решил, что будет разумней не торопить моего красноречивого кучера, а смирно сидеть, зарабатывая себе временный паралич в виде отекших напрочь конечностей или простуду. В конце концов, терпение мое кончилось так же быстро, как кончилось бы пиво в стакане одного моего достопочтенного друга родом из немецкой слободы (коя, кстати говоря, находится неподалеку от моего места проживания), и я спросил у увлеченного понуканием своих лошадей возницу: - Далеко еще?Тот лишь отмахнулся, а затем указал пальцем куда-то в сторону леса: - Сейчас проедем через лес, а там уж и до деревни недалеко.***Вы когда-нибудь видели эти самые богатые поместья, кои есть во всяком уголке нашей необъятной Родины? Так вот, один из наших героев проживает как раз именно в одном из таких мест в Московской губернии и является тем самым типичным видом русского человека с широкой, как бескрайний океан душой и добродушным взглядом. Правда, эти качества оный показывает лишь в близких кругах и раскрывает их не сразу.
Зовут его Иваном Васильевичем Брагинским, и он как раз-таки является владельцем достаточно большого поместья в Московской губернии. На вид он грозен и злобен, но на деле страшно медлителен и иногда чересчур неуклюж и, как и большинство русских людей того времени, просто обожает принимать гостей, стараясь угодить им во всем, показывая тем самым свой высокий статус и радушие. Доселе его отправляли учиться за рубеж, но благодаря его чрезмерной лености, он быстро ушел оттуда, ссылаясь на то, что у него, мол, отец умер, а за хозяйством следить некому. Однако, за хозяйством его следить было кому, ибо кроме самого Ивана Васильевича вместе с ним в их доме проживали еще и две сестры его – старшая Ольга и младшая Наталья. Первая из них была девушкой, хоть и многим старше своего брата, но зато отличалась от оного свойской бодростью и прямолинейным добродушием. Однако вторая не походила ни на брата, ни на сестру. Была она, по словам прислуги, девушкой весьма капризной и даже стервозной, да и фигура у нее была не такая уж и пышная как у Ольги. Барская семья довольно часто посещала разные ярмарки, в особенности по праздникам, а в остальное время вся чета занималась личными и хозяйственными делами: Иван заполнял многочисленные бумаги, Ольга ?крутила амуры? со здешним гувернером, а Наталья досаждала всем своими капризами, умудряясь еще и посещать уроки музыки и естественных наук. На время отъезда Иван поручал ответственность за домом сестрам или четверым своим слугам: лакеям Торису и Райвису, гувернеру Эдуарду фон Боку и горничной Юльхен.
И на этот раз Ивану Васильевичу пришлось оставить хозяйство на своих сестер с прислугой, а самому поехать в город на встречу с одной своей старой знакомой…***Семь вечера того же дня где-то близ Грачевки.Спустя еще полчаса (хотя, может и не полчаса, черт их знает) я окончательно замерз и весь покрылся инеем, словно небольшая лесная ель здешних мест. - П-по вашим дорогам, - заговорил я, еле двигая посиневшими от жгучего мороза губами, при этом почему-то злобно уставившись на возницу, хотя он, собственно, и не был виноват в такой дроге, - нужно п-привыкнуть ездить. - Эх…доктор, - отозвался тот, тоже еле шевеля губами под светлыми усишками, - пятнадцать годов езжу, а все привыкнуть не могу.Вдали начали виднеться невысокие домишки, из труб которых белым столбом валил дым. Лес уже остался позади, лишь небольшие заснеженные деревья изредка появлялись по краям дороги. Уже отсюда я смог увидеть свою будущую резиденцию – деревянное, облупленное здание в два этажа глядело на меня своими небольшими гробовыми окнами. Оно было окружено заборчиком, который выглядел совершенно бесполезным на фоне этого довольно-таки громоздкого сооружения.
Я вздрогнул и оглянулся тоскливо на покрытый снежной белизной лес, затем снова уставился на одинокое здание больницы, к которому с каждым стуком лошадиных копыт, я приближался все ближе и ближе…?Привет тебе…приют священный…?, - подумал я, тяжко вздохнув.Прощай, прощай надолго, дождливая Англия, серый и угрюмый Лондон, шум улиц и блики фонарей на Темзе…ах, прощайте.