Кошачьи сны (1/1)

Он плохо её помнил. Но запах остался с ним навсегда. Из жизни в жизнь Арсений таскал с собой это волнующее воспоминание незаживающей раной на сердце. Растравливая её сознательно, но не в силах отказаться, как героиновый наркоман от дозы. Воспоминание о её запахе было первым в жизни и самым ярким в череде перерождений.Оборотни рождаются у самых обычных людей в самых обычных родильных домах. Так же было и в ту осень: вечером доставили в отделение девушку, черноволосую и хрупкую, у которой уже отошли воды. Она кричала от боли схваток, пока медсёстры её переодевали и пытались уложить на каталку, чтобы отвезти в родильное отделение.Она кричала на столе, рожая. Выла, как дикий зверь, стискивала зубы, но продолжала дышать и тужиться. Время шло. Она, вся мокрая от пота, охрипшая от крика, лежала, пережидая очередную схватку, когда живот вдруг скрутило особенно сильно. В незашторенное окно заглянула любопытная Луна и наконец показалась головка младенца.—?У вас мальчик,?— врач бережно держал новорождённого, но тот не спешил кричать. Его перевернули на живот, откачивая слизь, и по палате разнеслось мяуканье. Мальчик мяукнул пару раз на пробу и затих.Его мать не слышала этого —?была слишком измотана. А врач, глядя на младенца, побледнел.Арс дёрнулся и проснулся. Глаза открыть всё не удавалось, и он только тяжело вздохнул, пытаясь лечь удобнее. Рядом спал Антон. Чтобы это понять, зрение даже не требовалось. Нового человека с головой выдавали запахи: самый сильный — сигаретного дыма, впитавшийся в кожу рук, в волосы и одежду; потом — геля для душа, что-то освежающее, но не слишком приятное для чувствительного обоняния оборотня. К этому примешивался запах разлитого молока и, в конце, самого Антона.Арсений лежал в темноте, размышляя. Позади было семь смертей, семь прожитых впустую жизней, а он так и не приблизился к пониманию того, кто его Хранитель. Если не найдет и в этой, останется один, последний шанс стать-таки человеком и полноправным членом общества. Обрести счастье. Не призрачное, кошачье, а самое настоящее, со своим человеком. Навсегда, до самой смерти.Ему было известно: мама, узнав, что её мальчик не совсем человек, подписала отказные бумаги, полностью передавая заботу о своем малыше другим людям. Далеко не каждая мать смиряется с такой участью, и отказных оборотней немало. Даром что Арсений родился котёнком. Таким всегда проще?и дом найти, и своего хранителя. Его забрала "Организация по обеспечению благополучия", сокращенно ОПОБ. Тогда, совсем малышом, он попал в своеобразный аналог детского дома, где оборотни, потерявшие родителей, а также те, кому просто некуда больше идти, обретали пристанище.Арс зажмурился и замурчал. Тело его было ещё до нелепого круглым и неудобным, но это нужно было просто переждать и пережить: уже скоро он сможет открыть глаза, потом его огромный и круглый живот станет не таким выдающимся, а лапы вытянутся и окрепнут, позволяя легко бегать, прыгать и наслаждаться жизнью в кошачьем теле.Он повозился немного, но всё же смог лечь достаточно удобно и, пребывая между явью и сном, стал вспоминать. Воспоминания?— это всё, что ему осталось.В груди от мыслей о наставнике стало тепло и удивительно спокойно. Хотя с тех пор, как Антон принёс его в этот дом, ему почти всегда спокойно. Значит ли это, что?.. Да нет, едва ли. Такой удачи просто не существует.С Яковом он познакомился раньше, чем научился ходить. Его голос, тихий, но глубокий, таящий какую-то мощь, помогал, направлял маленького Сеню в жизни, не позволял соскользнуть в отчаяние и стать просто животным, напрочь утратив человеческую сущность.Стараниями старого еврея, как сам Яков Адамович любил себя называть, Арсений перекинулся из котёнка в человеческого детёныша всего на пятый день пребывания в Организации. Его же усилиями Арс почти всё время проводил в облике человека, становясь котом только днём и отсыпаясь на солнышке.Наставник был и остаётся самым дорогим существом для оборотня. Тем, кто научил его не только выживать, но и ценить жизнь.Сам Яков встретил своего Хранителя очень быстро. Он родился у заводчицы кошек, что было даже иронично, поскольку перекидывался Химбер в кота-ориентала чёрной масти.Его мать была из тех, кто примиряется с судьбой родителя оборотня, и оказалась готова ко всему: к бесконечным сменам ипостасей сына, к тому, что за пару недель Яков мог подрасти как за несколько месяцев, и одежду ему приходилось покупать почти постоянно. К тому, что он очень легко и быстро учился, порой осваивая программу нескольких лет за считанные недели.Но к тому, что её сын, шестнадцатилетний нескладный мальчишка, едва завидев Алевтину?— покупательницу, пришедшую за котёнком породы мейн-кун — подойдёт и ни с того ни с сего просто поцелует девушку, подготовиться было никак нельзя. А Якову сердце подсказало: то непередаваемое ощущение покоя и счастья вблизи предназначенной ему дочери Солнца невозможно было спутать ни с чем. Встреча с Хранителем, по его словам, похожа на вспышку: становишься слепым на мгновение, а потом, сколько ни моргай, на сетчатке как будто отпечатывается силуэт, и ты видишь его даже с закрытыми глазами. Попов очень хорошо помнил это описание. Оно было одним из важнейших и служило своеобразным маркером: когда Арсению посчастливится встретить своего солнечного человека, он свой шанс не упустит и, так же, как Химбер, бесстрашно поцелует.Они вообще много говорили о том, как найти Хранителя, и о том, какой была его Алевтина, ушедшая слишком рано и не подарившая ему детей, о которых они так мечтали.Яков Адамович рассказывал о своей жене вечерами, когда иначе Арса было не успокоить.Арсений снова вздохнул. Стало тоскливо, захотелось разреветься, как давным-давно, и уткнуться в костлявое плечо старшего товарища или, забывшись, в порыве чувств вылизать чужую недовольную морду.В памяти всплыли непрошеные образы из прошлого?— обучение. Письмо, как и математика, всегда плохо давалось Арсению, и мальчишка был на удивление неусидчив, чаще, чем на остальных уроках, перекидываясь в кота и обратно. В один из таких дней вместе с нудной тёткой, одной из немногих, не являющейся оборотнем в Организации, в класс, вальяжно ступая на длинных, как у лошади, ногах, прошел и Яков Адамович. Грациозно изогнув спину, с маху, запрыгнул на край учительского стола. Уселся и уставился, сверкая пронзительными зелёными глазами, прямо на Арсюшу, как удав, гипнотизирующий павиана.Худшего урока в жизни невозможно было припомнить: Арс сидел, как гвоздями прибитый к стулу, и тщательно всё записывал. Он так был поглощен сохранением приличного вида, что даже дышал через раз. А утомлённый такой неожиданной покладистостью Яков вдруг принялся вылизывать лапу и мыть ею поочерёдно за огромными ушами. Когда с приведением себя в лучший вид было покончено, он озорно глянул на подопечного и, спрыгнув со стола, был таков.Это запомнилось Арсу так же хорошо, как множество историй из их общей жизни. Не все они были такими же весёлыми, но сейчас, когда было тоскливо, хотелось именно такого: хотелось, чтобы на смену промозглому ноябрю пришёл знойный май, чтобы цвели яблони и вишни, устилая землю белым, и чтобы одуряюще пахло сиренью. В Питере, не привыкшем к теплу, с первыми же лучами почти по-летнему жаркого солнца стремительно распускается вся растительность. Хотелось, чтобы не было сражений, драк и потерь, чтобы Яков Адамович был рядом… Так хотелось тепла…Антон невесомо положил руку рядом со спиной Арса и, едва касаясь, погладил выступающий хребетик кончиками пальцев.Котёнок не заметил как, всё ещё мурча, провалился в сон.