Глава 15.3 (1/2)

У Маркеса в его романе ?Сто лет одиночества? ближе к финалу возникает момент, когда дом, в котором живут герои, уничтожают муравьи. Термиты сжирают перекрытия изнутри, и дом готов рассыпаться, превращаясь в постепенную пустотелую фикцию, в будущую труху, стоящую на пустоте, демонстрируя тем самым мощную, но несложную метафору конца всего сущего, в том числе и самого текста. Никто и ничто не может устоять против времени, и наши жалкие попытки победить смерть любовью изначально обречены на неудачу.Мне этот образ съедаемого изнутри дома всегда казался завораживающим, но каким-то чересчур красивым. Слишком кинематографическим.Тем удивительней было встретиться с этим преувеличенным голливудом на собственной кухне....Я помню, как я приготовил последнюю пасту в своей жизни. В тот самый раз (еще не зная, что он последний) я делал ее для нас с тобой на двоих, зачем-то купив в большом магазине дорогие итальянские макароны с чернилами каракатицы. Паста в пакете смотрелась очень аккуратной, представляя собой компактные, слегка перекрученные палочки из темно-серого теста, и было по-обывательски весело думать, какая она будет на вкус.В этом же магазине я купил еще и специальную засушенную смесь для соуса — в маленьком жестком целлофановом пакете, перевязанном красной лентой.Смесь тоже была безупречной, праздничной и игрушечной, с драгоценными вкраплениями какой-то карминовой сухой буржуазной ерунды, и стоила, как целая банка красной икры.— Сегодня будет хороший день, — поскрипывал, пересыпаясь, буржуазный гастрономический гербарий.И только дома я увидел на этикетке пасты ручной работы, что варить ее надо будет 20 минут.Такого я еще не встречал.Это был какой-то макаронный долгострой.Но я, тем не менее, сделал все, как было написано.И вот тут-то все и произошло.Когда я поставил две тарелки на стол, на этих тарелках лежала и хлюпала сливочным соусом стайка древних черных червей. Паста при варке увеличилась втрое, черные макаронины набухли и растолстели, и вид у всего этого был апокалипсический.Я смотрел на двенадцатисантиметровых жирных аскарид в своей тарелке и понимал, что это знак.Что-то вроде хрестоматийного: ?Где стол был яств, там гроб стоит?.Почему-то у меня не было сомнений, что это знак. Более того — я знал, что этот знак, наверное, даже съедобен.Точнее, даже не так: он, бесспорно, был съедобен и очень вкусен.Но я не умею есть знаки. Поэтому целая лоханка этой символической еды была съедена без меня.Но и этого аллегорически настроенной судьбе было недостаточно. Она, видимо, решила, что я тупица. Отстающий ученик. Будущий второгодник.Через шесть дней по какой-то надобности я залез в шкаф, где лежали остатки сушеной смеси для соуса, и из целлофанового конверта с красной лентой чуть ли не мне в лицо выпорхнула стайка моли. Отдельные невырвавшиеся представители этой популяции метались по целлофановому плену. А кто-то из другого отряда и класса извивался и ползал.Более прозрачной метафоры про мертвое и гнилое мне еще никто не диктовал.?Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа уничтожают их?, — говорил шкаф.— Не буду, — ответил я.Закрыл дверцу, и через несколько недель жил один.И второй тарелки на столе у меня уже не было.Все по-написанному. Правила разлуки. Дмитрий Воденников.***— О, это все: и что я пропадал,

и что мой разум ныл и голодал,

как мышь в холодном погребе, болел,

что никого никто не пожалел —

все двинулось, от счастья очумев,

как ?все пройдет?, горациев припев...Минуту, жизнь,

зачем тебе спешить?

Еще успеешь ты мне рот зашить

железной ниткой. Смилуйся, позволь

раз или два испробовать пароль:

?Большая вещь — сама себе приют?,

она споет, когда нас отпоют —и, говорят, прекрасней. Но теперь

полуденной красы ночная дверь

раскрыта настежь; глубоко в горах

огонь созвездий, ангел и монах,

при собственной свече из глубины

вычитывает образы вины...Большая вещь — утрата из утрат.

Скажу ли? взгляд в медиоланский сад:

приструнен слух; на опытных струнах

играет страх; одушевленный прах,

как бабочка, глядит свою свечу:

— Я не хочу быть тем, что я хочу! —И будущее катится с трудом

в огромный дом, секретный водоем...Ольга Седакова.***Николь говорила: человечество обречено, и мы не сможем существовать в той же форме из-за того, что он нашел. Он стал гибелью нашей цивилизации. И моей личной гибелью. Трещиной. Доказал, что все мы сломлены, но не одиноки во вселенной.5***— Пару часов назад наша команда достигла врат. Там все сгорело: если раньше, то с чем вы повстречались, существовало, теперь оно мертво.

— Я ничего не помню.

— Вы прибыли на Новую Землю месяц назад и…— Я здесь уже месяц. Месяц в чертовом карантине. Я болен? Почему ко мне допускают только андроидов?

— Вы не больны, но…— И, может быть, вы наконец скажете мне…— … но вы единственный выживший представитель человеческого вида на данный момент, точнее…— … где Арсений? Что?

— Арсений ждет вас в комнате напротив, я провожу.***— Ты не Антон, так ведь?— Я не знаю. А ты Арсений?

— Отчасти.

— Я люблю тебя, Арсений.

***2547 год.— Совсем плохо?

— Ну, — де Сото морщится, — я все еще вижу твои кишки.

— Блядь, — голос Кадмина проседает, но скорее от осознания, чем от боли, которая накатывает медленными, утягивающими в темноту волнами. — Не успеем.

— Не успеем, — подтверждает Джимми и достает бластер из кобуры. — Счастливо перезагрузиться.

— Стой, — хрипит Кадмин. — Давай попробуем еще раз, пожалуйста.— Что?

— Как меня зовут?

— Ты охренел? Пора прекратить. Ты не вспомнишь, даже если я тысячу раз повторю. Сдохнешь опять в попытках.— Я и так сдохну сейчас.

— Ты из углерода вынырнуть не сможешь, — у де Сото заканчиваются аргументы, он всегда сдается, потому что надеется и свою память вернуть когда-нибудь, а чужая у него на блюдечке.

— Джимми, ты постоянно твердишь, что меня не должно здесь быть. Я не помню, почему я здесь. Близким мне людям может угрожать опасность.— Нормально с ними все.

— Пожалуйста, — умоляет Кадмин.

— Хорошо. Ладно.

— Как меня зовут?— Арсений Сергеевич Попов.Кадмин жмурится, втягивая воздух сквозь сжатые зубы, и шепчет:— Когда я родился?— В двадцатом веке.— Точная дата!— Перебор, — предупреждает де Сото, но продолжает: — Тысяча девятьсот восемьдесят третий.

— Сука, — орет Кадмин, закрывая руками лицо.Из-под пальцев льется кровь, пачкает волосы, шею и грудь.

— Дальше?— Люди с фотографии, которую я с собой ношу… я не вижу лиц… даже лиц… Они… Как их зовут. Слева направо.

— Дмитрий.— Дима.— Павел.— Паша.— Сергей.— Сережа, — сипит из последних сил.

— И… — де Сото роняет подбородок на грудь.Кадмин опять умирает, не услышав последнее имя.

А потом он вспоминает этого человека первым.

— Антон… Его зовут Антон Шастун.

***2019 годКогда Антон зол, Арсению приходится защищаться. Но он все равно из раза в раз специально напрашивается.

Антон сбегает из офиса на улицу, игнорируя просьбы Стаса успокоиться. Ярость сжирает с потрохами. Сережа, затеявший ссору на ровном месте, уже через десять минут умудрился залипнуть в какой-то сериал. А Антон курит сигарету за сигаретой дрожащими пальцами, пытаясь тоже наконец угомониться. Он ненавидит выплескивать свою злость на окружающих. Но Арсению досталось. В очередной раз. Потому что лезет вечно, растаскивает, мирит, будто его ебет. Да все его ебет. Антон сейчас больше бесится даже не из-за ссоры с Матвиенко, а из-за Арсения, которому мало того что нагрубил, еще и толкнуть умудрился. А Арс, блядь, сжался. Удара ждал? Антон натурально охуел. Не в тот момент, позже, минут через пять, когда осознал. И теперь давится дымом четвертой по счету сигареты.

За спиной хлопает дверь. Понимание, что это Арсений, приходит как-то сразу. Узнавание по шороху шагов. По запаху. Той неуловимой невидимой связи, заставляющей сейчас замереть на мгновение, укутываясь чужим присутствием.

Арс так и остается за спиной, перемещается только чуть в сторону. Не говорит ничего. Не обиделся, нет. Просто Антон довольно ясно дал понять, что лучше его не трогать, пока он сам не остынет. Или вскипит. Крышечка с чайника со свистом улетает. Антон сверлит темноволосую макушку всю свою пятую сигарету. Арсений тоже вынимает из кармана пачку, роется, хлопает по остальным карманам и зависает. Зажигалку забыл. У него обычно и сигарет своих не бывает. Редко курит. В офисе почти никогда.

Ноги Антона сами несут. Он достает зажигалку из толстовки и протягивает Арсению через плечо. И Арс, блядь, вздрагивает. Что за хуйня?

— Сережа — дурак, но и я зря вспылил.— С языка снял, Шаст.

Арсений вдруг выхватывает только что прикуренную сигарету Антона и затягивается глубоко.

— Верни на базу, — требует Антон.

— Жалко тебе? Уже третья, наверное?

— Шестая.

Арсений закашливается. Вертит сигарету в пальцах, а потом тушит, уткнув в бетон.

— Пожалуй, мы с тобой немного подышим свежим воздухом, — зажигалку подкидывает, ловит и сжимает в ладони. — Сильно, я смотрю, ты расстроился. Сережа действительно дурак. Поставить его на место стоило, но приуныл ты зря.

— Не в Матвиенко дело.

— А в чем?

Антон чувствует себя полным идиотом, когда задает вопрос:— Ты думал, я тебя ударю?

На лице Арсения очень явственно проступает непонимание. Он заглядывает глаза в глаза, спокойно интересуясь:— Ты о чем?

— Я тебя толкнул, и ты… — Антон не знает, как сказать, и замолкает.

— Во-первых, — начинает Арсений, нахмурившись, — я так не думал. Во-вторых, даже если б ты и ударил, я получил бы за дело.

У Антона лицо вытягивается.— Чего?— Ты же просил к тебе не лезть, я полез. Все честно.

— Да я бы никогда…— Я верю.— Особенно тебя.

— Особенно меня? — переспрашивает Арсений оскорбленно. — Почему это?Антон несколько секунд тупо моргает, а потом начинает ржать.

— Исключительно потому, что ты не умеешь драться, Арс, — выдавливает сквозь смех с сарказмом.— Вот сейчас мы точно подеремся, — предупреждает Арсений с ухмылкой и, подпрыгнув, шутливо давит на плечи, заломав одну руку.

Антон поддается, хотя мог бы и вывернуться, и вопит:— Ой, как больно. Спасите, помогите!Чужая ладонь ложится на горло, и воздух резко заканчивается. Арсений не душит, проблема вообще в другом. Антону, блядь, это нравится.

— Ну и кто тут не умеет драться? — победно вскрикивает Арсений, умудряясь еще и второе запястье сжать в одной руке.

Подсекает ногу, обхватив своей. Антон замирает, совсем перестав делать вид, что сопротивляется. Позиция интересная. Для драки, разумеется. Поза.

— Вы ебанутые? — спрашивает Сережа.***— Шастун, я спиздил из офиса бухло, — кричит Паша, ярко улыбаясь.

Антон бросается его обнимать. Прямо через порог вываливается. Он, несмотря на ситуацию, сейчас от счастья натурально лопнет.

— Зачем? У меня же полно.— Странно, я думал, ты все выжрал.

— Я предлагал заказать еду, — отзывается откуда-то с лестницы Арсений.

Антон, дернувшись, меняется в лице и отступает от Паши сразу на несколько шагов.

— Я же говорю, — Паша переводит взгляд с одного на другого, — с этой хуйней пора заканчивать.

— Я на кухню, — хрипит Антон, — все принесу. Вы идите в гостиную.

И убегает со скоростью света, еле вписавшись в поворот. Пытается нормально нарезать закуску, но получаются толстые неровные куски сначала сыра, а потом колбасы. Антон думает, что стоило, наверное, попросить домашнего андроида, и резко осознает: он его не видел минимум три дня. Да и всю последнюю неделю бывал дома редко. Впрочем, отсутствие домашнего андроида — вещь на данный момент вообще неудивительная. Жаль, если погиб на Тверской. Действительно жаль. Хоть он и не воспринимался серьезно, не воспринимался человеком. А Арс — человек. Не тот, что сидит сейчас в гостиной, а тот, у кого голубая кровь.

Антон осторожно складывает еду и бокалы на поднос. И на первом же шаге разбивает все три. Ставит аккуратно поднос на стол, выдыхает и берет гору пластиковых стаканчиков. Нечего тут праздновать.

Ситуация жестко напоминает пир во время чумы. Паша с Арсением о чем-то очень оживленно пиздят, но, когда Антон заходит, замолкают, тупо улыбаясь.

— Меня обсуждали, — делает вывод Антон.

— Заинтересованность в тебе Карреры.Паша хмурится на стаканчики, но не комментирует. Зато Арсений мгновенно вставляет шпильку:— Ты на кухне вообще всю посуду перебил?

— А хотелось — тебе лицо.— Да еб вашу мать, — рявкает Паша. — Потрахайтесь уже.

— Уже, — Арсений потирает лоб ладонью.— Хуево трахаешься, значит.Антон кидает на Арсения уничтожающий взгляд.— А можно это не обсуждать?— Нельзя, — зло шипит Паша и добавляет спокойнее: — Интересно же.

Арс выдает истеричный смешок, предлагая тихо:— Давайте поговорим о чем-то кроме секса и политики.Паша прищуривается.— О любви?— Началось.

Антон тянется к бутылке и неожиданно получает по пальцам. Арс пожимает плечами, откручивая крышку.

— А тебе неделю точно пить нельзя. Минимум.

— М-м-м, я уже пил.

— Мо! Ло! Дец!— А что еще мне нельзя?— Из дома выходить, но тут я бессилен.

— Шастун, я с Арсением согласен, — Паша склоняет голову набок. — Ты в последнее время очень сильно меня пугаешь.— Извини. Я не хотел тебя беспокоить.

— Не хотел… Я сам беспокоюсь, понятно? Ты ведешь себя как смертник. И мне страшно. Я повторяюсь.

Антон опускает взгляд, перед Пашей стыдно.

— Паш, ты же осознаешь ситуацию, как никто другой. Я в жопе. Каррера сегодня был занят, а завтра, чувствую, возьмется за меня. Арс чуть не умер. И мы же понятия не имеем, где он и что с ним.

— Его не тронут, я обещаю, — говорит Арсений. — Каррера в нем заинтересован.

— Зачем он Каррере? — спрашивает Паша, прищуриваясь.— Андроид — оружие. И очень удобный способ давления на Антона. Зачем Каррере Антон, — вот это меня интересует гораздо больше.— Я нужен ему как медийное лицо.

— А без тебя, — Паша разводит руки в стороны, — он же не справится.

— Ну это его слова. Продаю, за что купил.

Арсений отпивает ром и давится. Паша вмазывает ему по спине. Они сидят рядом и на удивление не срутся, Антон даже не знает, радоваться ли или насторожиться.

— А почему вы вместе сюда пришли?— Арсений приперся и благородно освободил меня из башни.

— Вроде занят был.

— Передал полномочия на время. Де Сото истосковался по работе.

— Бедняга Джимми, — саркастично бросает Антон и снова тянется к бутылке, получает по руке и в прыжке выхватывает ее, вылив на Арсения половину.Арс поднимается, отряхиваясь, обходит стол и садится у Антона в ногах, оперевшись спиной, и смиренно игнорирует пинки.Паша утыкается в ладони лицом.

— Расскажете мне, что между вами происходит?

— Унижение человеческого достоинства, — шипит Антон, продолжая пинать чужую спину.

Была бы родная оболочка, наверное бы уже валялся в ногах или целовал. У ебаной химии странное воздействие. А с таким Арсением можно не нежничать, хотя хочется.

— Ты либо сильнее бей, либо сделай массаж.

— Арсений, может ты мне объяснишь, а то я чего-то не понимаю, — начинает неуверенно Паша, — какая же хуйня, что происходит?

— Унижение! Человеческого! Достоинства!Антон попадает коленом по чужому плечу, и Арсений от неожиданности чуть не влетает лбом в стол.

— Мы, Паш, на стадии переговоров.

Арс разворачивается, перехватывая занесенную для пинка ногу, и сдергивает Антона с дивана почти к себе на бедра. Антон зависает над ним, как рожающий жираф, балансирует, передавая бутылку Паше, и все-таки оседает рядом с Арсением, который закатывает глаза и выдыхает измученно.

— Тема переговоров? Нет, погодите, вы все расплескали, блядь, я пошел за новой бутылкой.

Антон кивает, ждет, пока Паша выйдет за дверь, и вмазывает Арсению локтем под дых, дебильно радуясь, когда он сгибается пополам.

— Договоримся?

— О чем? — хрипит Арсений.

— Дай мне время.

— Шестьсот лет тебе мало было?

— И пространство.

— Весь дом твой.

— Где Арс? — без перехода спрашивает Антон, встает и уходит к креслу.

— Я не знаю. Но сейчас он в большей безопасности, чем был до этого, поверь мне. Сенат прекратил его преследование.

— Как Каррера собирается его использовать?Арсений забирается на диван, растягиваясь во всю длину и ширь.

— Зависит от возможностей андроида.

— Которые неизвестны. Его будут изучать, если схватят?— Да.

Антон сжимает переносицу пальцами.— Это равнозначно убийству.

— Ни в коем случае. Я повторяю: он оружие. Мощное. С непонятным потенциалом. С ним будут обращаться как с хрустальной вазой.

— Ты все еще должен его искать?

— Обязан, но я не буду.

— И что дальше?

Арсений стонет, утыкаясь лицом в подушку.— Паша с бухлом подзадержался.

— Выбирает. Так что дальше?— О чем ты спрашиваешь?— О тебе.

Антон замечает замерзшего у дверей Пашу. Давно ли он там стоит, непонятно.

— Я не знаю. Меня в любом случае ждет трибунал.

— Каррера отпустит тебя, если я смогу договориться?

— Антон, — Арсений садится на диване и серьезно смотрит глаза в глаза, — ты же понимаешь, что не отпустит. Он сотрет меня. Я ведь тоже оружие, просто с истекшим сроком годности. Таких как я не отпускают. Каррера может сделать вид, но больше года я вряд ли проживу. Умру на какой-нибудь планетке, куда он меня сошлет.

— Почему ты так уверен?Арсений качает головой, будто дураку объяснять не собирается. И действительно молчит.

Паша заходит, гремя бутылками друг об друга, и падает на диван напротив Арсения.— Заскучали?— А то ты не слышал, — с сарказмом отвечает Антон.

— Слышал. Значит, Арсений Сергеевич, вы нацелились сдохнуть?

— Я, Павел Алексеевич, нацелился пожить, сколько получится.

— М-м-м, обычно умирающие люди наверстывают упущенное. Ты собираешься?— Я наверстываю.Антон перехватывает его украдкой брошенный взгляд. Паша замечает тоже.

— Будет больно, — говорит он совсем тихо. — Ты Антона уничтожишь. Поэтому, если хочешь быть с ним, тебе придется найти способ выжить.— Нет такого способа.

— Да с хуя ли? — не выдерживает Паша. — Откуда, блядь, такая уверенность?— Все сложнее, чем ты можешь себе представить.

— Ну так упрости, объясни.

— Есть вещи, которые просто так не объяснишь.

— Попробуй.— Я не могу. Я из-за этого… — Арсений осекается, мотнув головой. — Я не могу.Паша наклоняется к нему по столу.— Тайны твои блядские опять?

— От некоторых тайн зависят жизни людей.

Антон швыряет в Арсения подушкой.

— Может, расскажешь Паше обо мне? И о компромате.

— Арсений, — вкрадчиво шепчет Паша, — говори, твою мать.

— Компромат у Антона в голове.— А Антон не в курсе потому что?— Я стер ему память.

Антон поднимается из кресла и приземляется на диван рядом с Пашей, явно изо всех сил пытающимся не разораться.

— Он знал тогда, что умрет.

— Так, Арс…— Я хотел отдать компромат тебе, — перебивает Арсений, — но вы бы конечно же бросились меня спасать. И вас бы убили. Я не могу объяснить. Не могу.

— Не истери. Давай по порядку.

— Нет.

— Послушай… Да, блядь, Арс! Ты стер память Антону.

— Я опаснейший свидетель, — рычит Антон и отбирает открытую бутылку, присасываясь к ней.

— Мне пришлось. Он бы рассказал вам. И я стер ему память, поставив код на воспоминания. При угрозе жизни компромат окажется у вас.

— Прелесть-то какая.

— Код? — переспрашивает Антон. — Это цифры?— Ты поймешь.

Паша сворачивает горло второй бутылке.

— Ты ублюдок, Арсений.

— Пусть так.

— Сдохнуть собираешься. Но при этом Антона прокручиваешь в фарш. Оставь тогда его в покое. Утянешь же за собой.

— Я это не контролирую. Нет у меня рубильника и у Шаста нет, чтоб взять и выключиться.

— Съеби с планеты, а? — предлагает Паша.

Лицо Арсения превращается в предсмертную маску. На минуту воцаряется гнетущая абсолютная тишина.— Пока ситуация с андроидами не разрешится, я не могу, — наконец говорит Арсений. — А потом съебу.

Антон закрывает глаза.

— Ты моим мнением не поинтересуешься, Паш?

— А у тебя на лбу написано, что ты вместе с ним сдохнешь. Только проблему это не решит. Допустим, вот на секунду допустим, что ты, Арс, будешь жить. А дальше? Опять кошки-мышки? Шестиста лет вам не хватило? — Паша переводит взгляд с одного на другого. — Задумались, да? Мысли хоть есть?

— И планы, — шепчет Антон. — Но толку от них? Я все еще на двух стульях сижу, как ты правильно заметил.

— Изначально на одном, к сожалению. Перед собой-то будь честен. Ты любишь его? — Паша кивает на Арсения.

— Да.

— Я о другом спрашиваю.

— Я люблю его больше, чем… — голос у Антона позорно глохнет, — больше, чем кого-либо когда-нибудь любил.

Арсений невидяще смотрит в стену за плечо Антона. Не в глаза.

— Арс, оценил масштаб катастрофы? — продолжает пытку Паша. — А ты?

— Мы в гипотетической ситуации.

— А ты, блядь, его гипотетически любишь? Эй, не зависай.Арсений вжимается в спинку, отстраняясь от щелчка пальцами перед лицом.

— Ты серьезно, Арс? Три слова сказать не можешь? Антон тут наизнанку выворачивается, а ты молчишь? Молчит, — констатирует Паша, подождав пару секунд. — Извини, Шастун, самый рабочий вариант — пнуть этого молчуна с планеты. Отпусти и забудь.

Антон замечает, что они с Арсением синхронизируются в выражениях лиц. Злых лиц. Паша, конечно, откровенно давит на эмоции, но с силой начинает перебарщивать.

— Посмотрите на них. Нашли врага. Зато опять как одно целое. Я даже проникся. Но вы все еще хуйня полная, — рявкает он. — Серьезно, Арс? Ты, блядь, чего боишься? Думаешь, скажешь ?Я тебя люблю? и вспыхнешь ярким пламенем? Или Антон вспыхнет?

Арсений дергается так сильно, что сворачивает со стола поднос. И дышит быстро, будто его накрыло панической атакой. Зажмуривается, прижав запястье к губам. Антон подскакивает и замирает, не зная, что можно здесь вообще сделать.

— Это что сейчас было?— шокировано выдает Паша спустя полминуты.

— Я устал, — хрипит Арсений. — День тяжелый — нервы шалят. Я, наверное, спать пойду.

И уносится из гостиной, будто за ним черти гонятся. Может и гонятся, те, что из головы. Антон даже не успевает сформулировать, что хотел крикнуть ему вслед.

— Что я сказал? — Паша хмурится, потирая ладонью лоб.

— Хуйню.— Я серьезно. Что последнее я сказал? Ищу, с чего триггернуло нашего скрытного друга, блядь.

— Ты сказал, — Антон со стоном наклоняется и начинает собирать с ковра раскиданную еду, — ты сказал, что, если он скажет про любовь, то вспыхнет. Конечно, его триггернуло. Он посланник. Его пытали. И заживо сгорал, наверное.

— Или ты.

— Не припомню, блядь, такого.— И я, — кивает Паша, — а он, видимо, припомнил.— Вряд ли он стер мне память после того, как я ебнулся в его камин.Антон закатывает глаза, отпивает ром и закусывает сыром прямо с ковра.

— Ты должен залезть в его углерод.— Зачем?— Он лжет.

— Не раскрывает всей правды, выдает порциями.— Ты слишком сильно в нем, чтобы разглядеть, — возражает Паша, отбирая бутылку. — Но мелкие детали, оговорки… И вот это. Он лжет с самого начала. И с ним что-то очень сильно не так. Чем больше мы общаемся, тем больше я понимаю: все плохо!

Антон отбирает бутылку обратно, делает три больших глотка и шепчет неуверенно:— Значит, хуже уже не будет.

— Арсений стер тебе память, Шастун. И не просто стер, а еще оставил в твоих мозгах информацию, опасную саму по себе. Все очень плохо! Очень!

— Я знаю, Паш. Но надо работать с тем, что есть, иначе мы не выберемся. А сейчас давай выпьем и помолчим, я залипать начинаю.

Паша салютует бутылкой и тянется, чтоб чокнуться, но промахивается и ржет, съезжая по дивану набок, лбом в подушку. Антон еле успевает перехватить закинутые на него ноги и сбросить на пол. Впрочем Паша через пару минуту повторяет маневр, и приходится смириться.

— Шастун…— М-м-м?

— Тебе нужно его отпустить. Так будет лучше для всех. Главное, для тебя. Наш Арс вернется и…— Я не смогу, — перебивает Антон, зачем-то стягивая чужой носок. — Не смогу. Я улечу с планеты вместе с ним. Объяснюсь с Арсом и улечу.

— Он не поймет. И не простит тебя.— Я сам себя загрызу, но другого выхода для себя я не вижу. Кроме стирания. Только вот как вытравить из памяти огромную часть себя, я не знаю.

Паша вздыхает и поворачивается на бок, подкладывая руки под щеку.

— Я тебя понял. Делай, что хочешь, но останься в своем уме. И в живых. Ты дорог мне, Шастун.

— Я тебя тоже люблю, Паш.

— Без поцелуев!Антон поднимает руки вверх.— Натурально люблю.

— И я тебя.

Паша засыпает на диване минут через десять. Антон аккуратно выползает из-под его ног и накрывает пледом. Надо бы разбудить и отправить в гостевую спальню, но становится жалко. Окна затемняются по щелчку пальцами, и отблески голограмм, танцующие по стенам и потолку, исчезают.

Антон еще раз поправляет плед и выходит из гостиной, осторожно прикрыв дверь. Из кухни пахнет кофе. На секунду кажется, что Арс там, но свет не горит.

Арсения Антон находит в собственной спальне и просто пялится, поверить все еще сложно. Он разворачивается, чтобы уйти в гостевую, но чужой шепот заставляет замереть.— Не уходи.Арсений моргает сонно. Двигается чуть вправо, освобождая место, и Антон, сдавшись, валится в кровать, прижимаясь ближе. Одеяло взлетает на уровень подбородка. Арс чихает, потирая нос. Смеется вдруг, поворачивается набок и целует. Нежно. Убивая наповал.

— Ты делаешь ужасные вещи, — говорит Антон, кусая чужие губы — верхнюю, нижнюю, опять верхнюю. — Ужасные, Арс. Но я не знаю, как жить без тебя. Ты снова здесь, и я не смогу отпустить тебя. Пожалуйста, давай хотя бы попробуем. Паша прав, нам нужно решить, как быть дальше, иначе все бессмысленно.— Ты же хочешь меня стереть, — Арсений царапает ребра и кладет ладонь над сердцем.

Поцелуй перетекает в легкие касания губ. Антон все равно сгорает.

— Хочу. Потому что с тобой я перестаю быть собой.

— Я тоже. Но ты нужен мне больше, чем я сам себе.

— Ты ставишь меня на колени, ты понимаешь?

Арсений отстраняется, гладит скулу костяшкой указательного пальца, глядя в глаза.

— Ты — моя сбывшаяся мечта. Я думал, что никогда не смогу даже коснуться тебя так, как желаю. Так, — рука скользит от разлета ребер к пупку, — или так, — и по внутренней стороне бедра — пальцы давят на кожу. — Я думал, что никогда не смогу посмотреть тебе в глаза, когда ты будешь стонать подо мной, когда я буду тебя целовать.

Арсений сжимает член сквозь ткань пижамных штанов иловит губы вскинувшегося Антона. Поцелуй жжется, тягучий и ласковый. Ноги дрожат. Сложно держать глаза открытыми, но Арс затягивает темнотой своих зрачков.— И я целую тебя. Ты со мной. И никакой мне пощады. Ты говоришь: ?Я люблю тебя?. Ты требуешь ответа. Ты ищешь смысл, зная, что до тебя миллионы людей так и не смогли его найти. Любовь бессмысленна.Антон вздрагивает крупно, хватает ртом воздух и зажмуривается, выдыхая, выгибаясь на простынях.— Я твой.— Мой, — Арсений звучит жестко, будто ставит клеймо принадлежности голосом.Телом. Горячими пальцами давит на горло. И целует. Целует. Целует…Антон в этой разрушающей нежности утопает, только от посторонних мыслей избавиться не получается все равно.

— Я твой. Но я не могу не думать о нем. Я должен его найти. Я себя не прощу, если он пострадает.

Арсений замирает, а потом, вздохнув, соскальзывает губами с губ по щеке на висок и шепчет:— Его не тронут, Антон, поверь мне. И я помогу тебе найти его. Но завтра. А сейчас давай спать, хорошо?

— Спать?Антон взмахивает рукой в попытке перехватить чужую, переместившуюся с бедра на лопатки, и нахрен выкидывает кольцо с указательного пальца куда-то в стену.

Арсений утыкается носом в подушку и ржет, подрагивая плечами.— Постоянно такая хуйня, — жалуется Антон.

— Под кровать залетело вроде, сейчас гляну.

Арс скатывается на пол, утянув за собой одеяло. Возится, ругается, чихает пару раз. Искать кольцо в темноте идея, конечно, изначально провальная.Антон свешивается, разглядывая чужую макушку.— И правда, под кроватью, — говорит он, улыбаясь счастливо.

— Что?

— Смысл.— Точно спать, Шаст.

Арсений закидывает одеяло на кровать, а потом забирается сам, шлепая кольцо на тумбочку. Смеется вдруг, целует, нежно втягивая верхнюю губу, прикусывает, отстраняется и шепчет:— Спи.

Антон проваливается.

***Ресницы слиплись и заложенный нос чешется. Антон протирает глаза и моргает пару раз, потому что комната двоится. На наркотик или снотворное, которым ночью долбанул его Арсений, обнаруживается нехилая такая аллергия.

— Где аптечка? — спрашивает тихо Арс откуда-то из коридора. — Раньше на кухне была вроде бы.

— Теперь в гостиной за черным диваном. Что ты опять с ним сделал? — рявкает Паша.

— Тише, он спит. Кажется, простудился. Соплями меня закидал и гундел под утро.

— Гундел, — не выдержав, передразнивает Антон. — У меня аллергия, чтоб ты знал.

Арсений открывает дверь и заглядывает в спальню, виновато осматривая с ног до головы сморкающегося в салфетки Антона.

— Сейчас принесу таблетки.

— Спасибо. И не вырубай меня так больше. Я сам усну.

— У тебя проблемы со сном, — Арс хмурится, поджав губы.

Антон зевает, уткнувшись носом в плечо, и резво спрыгивает с кровати. Выспался он на самом деле замечательно, хотя вчерашний день проехался по нему катком.

— Свари кофе, я сам найду таблетки.

Арсений кивает как болванчики убегает на кухню, прыгнув вниз через лестничный пролет. Паша издает наркоманский смешок и появляется в поле зрения Антона половиной тела.

— Что с тобой?— Поцеловался неудачно, так сказать, всосал лишнего.Паша закатывает глаза.— Без подробностей.

— Да там и не интересно.— Не верю, что Арсений плохо трахается.

— На любителя.— А ты то у нас известный любитель Арсения, — угорает Паша и уворачивается от подушки на удивление метко брошенной в голову.Антон думал: не докинет.

Начинать день лень. Хочется еще поваляться в постели, желательно с Арсом под боком, целоваться до онемевших губ и стертого бородой подбородка. Облизывать родинки, которых нет, но представить никто не мешает. Шутить над лысиной, ни разу ведь не оборжал, а напрашивается. И обниматься. До обеда. Внутренний экран назло показывает восемь утра.

Арсений усердно варит кофе на кухне, — пахнет даже на втором этаже. Антон спускается по лестнице, оглаживая перила пальцами. Дерево гладкое, натертое кучей рук до блеска. Момент отпечатывается в памяти, как что-то нормальное, не счастливое, но будничное, будто дальше можно будет перейти к следующему этапу, решить накопившиеся проблемы и перезагрузить себя и свою жизнь.

— Молоко скисло, — жалуется Арс.— Сублиматором воспользуйся, — советует Антон и, не удержавшись, вваливается на кухню, хотя в гостиную за таблетками шел.

— Невкусно получится.

— Черный попьем.

Арсений пожимает плечами, поднимает турку над конфоркой и выливает кофе в огромную чашку, о существовании которой Антон и не помнил даже.

— Готово. Забирай.— Спасибо, — Антон подходит ближе, касается чужой лопатки, мягко очерчивая, и потирается виском о плечо.

— Ты сегодня свободен?— Нет, — почему-то хрипло отвечает Арсений, — меня ждут на базе. Я и вчера не имел права сбегать, но теперь проблема андроидов на Ортеге, я нужен лишь как ударная сила. Она хотела быть главой корпуса, пусть работает.

— Мы могли бы провести этот день с пользой, Арс.

— Вечер? Я ночью не успел закончить одно дело.

— Я все никак не успеваю закончить одно дело, — вздыхает Антон, прячась за кружкой.

— Не нравится моя оболочка?— Да причем тут оболочка. Нервный я. Расслабиться не могу.

Арсений в задумчивости обхватывает пальцами подбородок и хмыкает.

— С другим моим телом у тебя проблем не было.— Другое твое тело не оставляет выбора моему телу. Без вариантов. Дело заканчивается раньше, чем я успеваю к тебе подойти.

— Интересный эффект.

— Жаль, невзаимный. Практиковали бы секс на расстоянии.

— Вообще-то, — замечает Арсений, — мы практиковали.

— Каков пиздец.

Антон отступает на два шага, упирается попой в барную стойку и запрыгивает на нее, аккуратно удерживая чашку в руке. Расплескивает кофе на пол все равно. Арсений нахмуривается, рассматривает пристально.— Ты бледный. Поспи еще. И потом доедь до врача, он тебя ведь вчера ждал.

— Обязательно, — обещает Антон. — Только кофе тогда мне зачем сварил?— Дурак потому что.

Арсений швыряет турку в мойку и замирает, опустив голову.

— Арс, — зовет Антон, удивленный такой странной реакцией, — ты чего?— Подумал, что мне нравится варить тебе кофе по утрам. Опасная мысль, не находишь?

— А я люблю пить кофе по утрам. Удачно сошлось, не находишь? Мы можем хотя бы попробовать быть вместе?

— Момент неудачный, — Арсений включает воду и плескает себе в лицо.

Антон спрыгивает со стойки и, мягко притершись к чужому боку, стягивает полотенце с крючка. Отдает Арсу в руки, на секунду сжав его пальцы.

— А когда наступит удачный?

— Боюсь, никогда.

— Ух, безнадегой пахнуло, — Антон вздыхает. — Арс, я серьезно. Я хочу быть с тобой, — и усмехается. — Из меня вышел бы хороший посланник?— Думать об этом не желаю.— Я не из праздного интереса спросил.Арсений прищуривается.— Работу решил сменить?— С тобой быть хочу. Арс, я улечу с тобой.— Нет, — рявкает Арсений мгновенно. — Не смей даже заикаться об этом.Антон хватается за его плечи, будто за спасательный круг, встает на носочки, стараясь выцепить чужой взгляд, устремленный в потолок.— А какие еще варианты?

— Никаких. Я умру, ты понимаешь?

— Прекрати, — умоляет Антон, — просто прекрати. Что мне делать? Я хочу быть с тобой. Я не отпущу тебя.

Арсений обнимает осторожно, прижимается сильнее, зарываясь носом в волосы.

— Меня вздернет трибунал. Я кандидат на стирание. Если ты договоришься с Каррерой, сошлют на мало пригодную для жизни планету и убьют через какое-то время. Тебе это нужно?— Куда бы ты хотел улететь?— Туда, где есть растительность, и можно дышать без респиратора.

Антон поднимает голову, скользя губами по щеке, и притирается носом к носу в эскимосском поцелуе.— Арс, я полечу с тобой. Другие варианты я не рассматриваю.

— Я не позволю тебе.

— А я тебя не отпущу. И хоронить не собираюсь, слышишь меня?

Арсений кивает едва заметно и кусает за подбородок, за нижнюю губу, за верхнюю, облизывает широким мазком, спускается на шею и замирает в ключице, глубоко дыша.

— Прости, я не знаю, что делать. Но привязываться друг к другу бесполезно. Паша прав. Отпусти и забудь.

— Так, — тянет Антон, — где она? Не могу найти,— ощупывает себя, изворачивается, заглянув за спину. — Помоги, Арс.— Что? — беспомощно интересуется Арсений, потерявший нить разговора.— Кнопка, которая отключает чувства и желания. Ой, ее нет. Хотя десяток грамм металла в висок сработают ведь?

— Антон, пожалуйста. Я прошу тебя, не надо патетики. Пока ситуация с андроидами не разрешится, я буду здесь с тобой. Потом улечу.

Антон отступает на шаг, давая себе возможность дышать свободнее.

— Я повторяю свой вопрос. Что делать мне? Распотрошить свою личность? Удалить тебя из своей памяти?— Ты должен решить сам.

— Забуду тебя. В следующий раз мы встретимся, и я пройду мимо, да? Хотя погоди, это уже буду не я.

— Мы не встретимся, — шепчет Арсений.И Антон грохает чашку об стол, разбил бы и об пол, но силы на подобного рода злость закончились давно, усталость сжирает. Он выходит из кухни очень ровно, стараясь контролировать подступающую к груди ярость. Апатичную ярость.

Сидящий в кресле Пашапровожает его жалостливым взглядом и даже не говорит ничего, рукой только безнадежно машет.

Антон решает, что ему свежий воздух не помешает, и высовывается в окно по пояс. Свешивается, открыв рот в сторону дующего ветра. Челка тут же набивается в глаза. Он орет. Во весь усиленный имплантами голос. И жмурится от боли в затылке, кашляет надсадно, подавившись вдохом, когда на внутреннем экране появляется вызов от Карреры.

— Я слушаю, — хрипит Антон, не успев даже приличное лицо натянуть.

— Доброе утро, мистер Шастун.

Каррера звучит бодро для человека, которого сейчас наверняка поминает матом минимум одна планета. Обыкаться должен.

Паша шокировано оборачивается к вспыхнувшей голограмме и вжимается спиной в кресло, прикрыв рот рукой.

— Не ожидал, что вы свяжетесь со мной напрямую, — Антон прищуривается в надежде выглядеть хоть немного адекватнее.

— Мне проще разговаривать с вами лично. Без посредников. Вы довольно тяжелы в общении, мистер Шастун.

— Прошу прощения. Темы не самые легкие.

— Как вы себя чувствуете?Показная вежливость бьет по нервам хуже угроз. Антон не понимает, к чему готовиться, и напрягается настолько, что мышцы на ногах сводит, улыбка съезжает в прямую линию.

— Не очень хорошо. Сегодня покажусь врачу.Вряд ли Каррера после этих слов резко начнет испытывать жалость, но попробовать стоило.

— Я хотел бы видеть вас в семь в башне ТНТ. Успеете?Каррера не испытывает жалости, только терпение.

— Зависит от ваших целей.

— Запишете обращение от канала. Текст вам в течение дня пришлет мой помощник. Ознакомьтесь.

— Почему я, а не Павел Воля?Паша размашисто крестится и крутит пальцем у виска.

— Не хочу утруждать вас тонкостями политики, — Каррера будто одолжение делает, но это четкий намек — не задавать больше глупых вопросов.

Проблема в том, что Антон идиот.— Я не политик, вы правы. Поэтому мне нужно понять, зачем вам я? Слишком много неизвестных и никаких гарантий.

— Вы искренни. Ваша аудитория огромна. Вам верят. Считайте себя проплаченным медийным лицом. Гарантии? Сейчас у вас нет ничего.

— Именно.

— Не усугубляйте. Вчера я четко изложил свою позицию. Мы можем вновь потратить время друг друга на ненужные пояснения, но стоит ли?— Стоит, — Антон отвечает резче, чем хотел.

— Хорошо. Я выделю вам час. Приезжайте в башню к шести.

— Мне все еще нужны гарантии.Паша предупреждающе качает головой.

— Мистер Кадмин будет жить. Это вы надеетесь услышать? — спрашивает Каррера, зло сверкнув глазами.— Как долго?— Позвольте мне кое-что вам показать. Вы, видимо, не воспринимаете ситуацию правильно. Мистер Кадмин с вами?Антон вздрагивает. От упоминания Арсения дыхание перехватывает, и плохое предчувствие скребет сознание где-то под кожей над ребрами.

— Нет, — ложь дается на удивление легко.— Он с вами. У меня есть доступ к геолокации. Удобно. Надеюсь, вы прекрасно проводите время.— Замечательно, — хрипит Антон, горло саднит.

Каррера улыбается.— Значит, на контрасте вам будет понятнее. Видите ли, мистер Кадмин — моя инвестиция, инвестиция сената. Дорогая. Полезная. И полностью контролируемая. Я продемонстрирую.

Антон сжимает руки в кулаки, отступает на шаг, споткнувшись о ковер, и сам пугается умоляющих интонаций в своем голосе:— Не надо.

— Его сознание и его тело — моя собственность.

— Я понимаю. Чтобы бы вы ни собирались сделать сейчас, я прошу вас: не надо.

Паша медленно поднимается с дивана.— Взгляните на планшет. Оцените, оболочка от Накамуры. Контроль всех функций тела.

— Я понял. Не надо.

— Шастун? — одними губами произносит Паша и, уловив панику во взгляде Антона, выбегает из гостиной.— Арсений, — орет он, — блядь, Арс, ты где?

Каррера продолжает, кривя губы в ухмылке:— Обычно используется в военных операциях. Медик может дистанционно пустить по венам лекарство. Или яд. Отключить любой орган. Сердце, например.Антон знает, чем закончится этот спектакль одного актера для одного зрителя. Каррера садист и наслаждается своей игрой.

— В шесть я буду в башне.

— Я жду вас, мистер Шастун.Каррера, кивнув, отключается.

Антон несколько секунд не слышит ничего из-за шумящей в ушах крови. А потом в гостиную влетает Арсений и оказывается рядом мгновенно, обхватывает лицо ладонями, шепчет, стараясь привести в чувство:— Что он тебе сказал? Что убьет меня? Манипуляция привязанностями, особенно такими, как наша — беспроигрышный способ заставить человека сделать все, что от него требуется. Антон, ты не должен…— Он, блядь, управляет твоим телом.— Да, — Арсений слишком спокоен для того, кто в полной мере осознает свое положение.— И ты не боишься? Он может в любой момент сердце тебе остановить.

— Я устал бояться. Может и сердце. Или зрение, — усмехается Арс, зажмурившись, — и проприоцепцию.Его ведет куда-то влево. Антон еле успевает подхватить и удерживает за пояс, прижав к себе.

— Арс, — голос проседает, — ты…— Ничего не вижу и не очень хорошо понимаю, где мои ноги. Давай присядем.

Антон оседает прямо на пол, утягивая Арсения за собой. Осторожно укладывает к себе на колени, гладит виски и лоб, рассматривая чужие зрачки, никак не реагирующие на свет из окна.

— Антон, ты не обязан подчиняться Каррере, — Арс находит ладонь наощупь, переплетает их пальцы и подносит к губам. — Если дашь себя продавить, тебя до земли согнут, требуя все больше и больше. И это гуманная по меркам Карреры демонстрация его возможностей. Дальше только хуже. И ты не обязан. Не должен ему подчиняться.— Он убьет тебя.

— В любом случае рано или поздно. Поэтому подумай о себе. Забыть меня — хороший вариант. Но я прошу, останься со мной, насколько возможно. А потом я улечу, и ты забудешь.

Арсений безжалостен. И он дурак. Антон понятия не имеет, способен ли выдержать этот растущий ком отчаяния, давящий на плечи, не позволяющий дышать свободно, жить в ладах с собой. Их с Арсением любовь — камень, который они бесконечно катят в гору, как Сизиф, приговоренный богами. Каких богов молить им — вопрос насущный.

Паша, влетевший в гостиную, окидывает их испуганным взглядом и сползает в кресло, громко выматерившись.

— Я скоро потеряю способность общаться иначе, как нецензурно. И на канале стану птичкой. Вместо слов ?пи-пи-пи-пи?!— Я тебя не отпущу, — говорит Антон.

И Арсений выдыхает, слабо улыбнувшись.

***Арсений идет за этим человеком по пятам. А Антон своего преследователя не замечает. Антон, кажется, вообще ничего не замечает. Бледный, осунувшийся, дерганый, похудевший, хотя сменил оболочку недавно. Он сам на себя не похож. Арсений не понимает, что с ним случилось. И не может помочь. Прячется как этот чертов преследователь. Но хочет обнять, встряхнуть, вернуть того Антона, которого знал, потому что видит перед собой лишь бледную тень.

Арсений бегает за ним по всей Новой Москве. Шел от самого дома. Теперь подглядывает за Антоном через стекло кофейни. Он, не смотря на холод и дождь, сидит в тонкой футболке. Странная привычка — одеваться, игнорируя погоду. Арсений ведь постоянно свои теплые вещи ему отдавал. А Антон носил и не возвращал.

Сейчас разговаривает с кем-то, вяло сползая по креслу вниз. Хмурый и настороженный.

Арсений подавляет желание подойти на корню, продолжает подглядывать, прячась за стеной.

Антон подскакивает резко. Вылетает на улицу, ежится. Потребность согреть его зудит на кончиках пальцев. Непонятное человеческое ощущение, притяжение, жажда коснуться.

Арсений опять бежит, потому что Антон, на удивление купивший себе куртку, рвется к метро. Проезжает совсем немного и натыкается прямо на посланника.

А потом замечает своего преследователя.

Арсений не знает, зачем убивает этого человека так жестоко. Может, просто, наконец, находит выход своей ярости. На Кадмина.

***— Они хотят снять подкаст именно с тобой.

— Ну, — тянет Антон устало, уставившись в витрину с кислотными вибраторами, — значит, я приду.

Слава вздыхает. Растирает веки, заваливает голову на спинку кресла, моргает пару раз, сверкнув краснотой белков глаз, и встряхивается с усилием. Заметно, что он мечтает поспать. На Антона стыд накатывает неравномерными волнами до горящих щек, — состояние Славы по большей части его вина.

— Про другие съемки в этот день ты, надеюсь, не забыл?

— Нет, я в прошлый раз обе руки на этом ебаном шоу сломал, теперь вряд ли забуду.

— Я вообще не понимаю, как ты на ногах стоишь. А тебе бегать придется.

—- Приду на подкаст после и умру, — Антон пожимает плечами.

— Не надо, — просит Слава серьезно. — Что тебе кстати врач сказал?

— Я разговаривал с психиатром, представляешь? То есть меня считают совсем поехавшим?

Антон пинает стену, разворачивается и впечатывается в полуголого андроида, очень похожего на Арсения. И так дерьмовое настроение летит в ебеня. В те самые ебеня, где Антон уже два часа ошивается.— Тебе по-хорошему нужна реабилитация. Я волнуюсь за твое состояние.

— Попью таблеточки и буду как новенький.

— Сомневаюсь, — Слава морщится.

— Я в порядке, насколько позволяет ситуация.

— То, что ты в нижнем городе сейчас, меня тоже беспокоит.

— Просто гуляю.Антон идет и вглядывается в лица людей и андроидов. Искать Арса подобным способом изначально кривая затея, но других более адекватных вариантов он не придумал.

— Слав, Арс так со мной и не связался, а ему однозначно нужна помощь.Мысль доебываться до каждого встречного андроида с вопросом, а не видели ли вы вот того парня с рекламного щита, уже не кажется плохой.

— По словам другого Арсения помощь нужна тебе. А Арс удачно скрывается уже долгое время, и хорошо, что ты не знаешь, где он. Никто не знает. Захочет, найдет тебя сам. Прекрати страдать херней и займись своим здоровьем, — Слава маскирует зевок ладонью. — Арс — андроид, ты помнишь об этом? В его случае даже оторванная башка не критично.

— Мне сразу стало лучше, конечно, — с сарказмом замечает Антон и снова влетает в андроида, похожего на Арсения. — Слав, у нас прямо сейчас проблемы по части авторского права. В нижнем городе разгуливают копии Арса. Полуголые копии.

— Господи, — стонет Слава, — я сообщу нашим юристам, а толку-то? Это же нижний город. Мы с парнем, который твою оболочку скопировал почти полностью, разобраться не можем до сих пор, сорок лет прошло. Ну, глаза и рост же разные, оболочка не запатентована, — он передразнивает юристов, — изменения в конструкции тела же есть. Ой, бля. Охуенные проблемы. А Арсения скоро вообще продавать начнут. Бес-по-лез-но!

— Я должен его найти.

— Антон, я все понимаю, но он поступает правильно, не связываясь с тобой. Он заботится и о твоей и о своей безопасности.

— Я постоянно чувствую вину перед ним, — признается Антон, зарываясь пятерней в волосы.— Какого рода вину?— Я предатель. Я осознаю это очень четко, но я не могу… Арсений жив, понимаешь? И я ни о чем другом думать больше не способен. Поэтому я должен его найти, убедиться, что он в порядке, и иметь гарантии, что он вернется к нормальной жизни.

— Тебе придется объясниться с ним.

Антон опускает голову, замирая в толпе. Люди толкаются, разбегаясь по барам и борделям, снуют среди неярких в солнечном свете голограмм, болтают о чем-то будничном и, наверное, в большинстве своем счастливы. Антон не может понять, почему же тогда его будто давят со всех сторон. Сплющивают своей радостью.

— Шастун, — зовет Слава, — твоя ситуация сложная. Если позволишь, я дам совет. Поступай, как считаешь нужным. Правильным. И будь честен. С собой. С ним. С ними. Правда — тоже оружие, но оно не способно убить. А ложь убьет.

— Я не уверен, что ты прав. И я объяснюсь с Арсом, только бы он был в порядке.

— Хорошо, — Слава хлопает в ладоши. — Взбодрись. И осторожнее в нижнем городе.

— Тебе уже пора?— Полчаса как. Извини, дела. Увидимся вечером в башне. Постарайся не бесить Карреру. В твоем положении это неприемлемо.

— Сегодняшняя показательная порка научила меня хорошим манерам.

— Я не думал, что он сам свяжется с тобой.

— Это было ожидаемо, — вздыхает Антон и наконец сдвигается с места.— В любом случае его методы воздействия…— Эффективны, Слав.

Слава беспомощно мотает головой и отворачивается, глядя куда-то в сторону долгим немигающим взглядом.

— Антон, я прошу тебя, будь осторожнее. Истинные мотивы Карреры на твой счет мне все еще непонятны, и я боюсь за тебя.

— Каррера убьет Арсения, не меня.

— Он убьет вас обоих.

— Мы выберемся, Слав, — уверенно говорит Антон. — иной вариант я не рассматриваю.

— Часто вариантов бывает даже меньше, чем один.

— Я знаю, но мы выберемся.

— Хорошо. Я должен идти. До встречи.Слава отключается, и Антон шагает прямо через его меркнущую голограмму. В другую голограмму. Голой девушки. И сквозь еще одну. И еще. Пока не выбирается к метро. Садится в поезд и катается как дурак больше часа, залипая в интернете и личных переписках.

Паша вяло ругается в общем чате, что его дергают в выходной. Сережа шлет мемы, а Дима фотки с пляжа. Арсения не слышно с самого утра, уехал из дома и пропал. Целовал, слепой, не управляющий своим телом, гладил на ощупь лицо, кусался, улыбался в губы. А потом уехал.

И Антон может сколько угодно убеждать себя, что сам он не предатель, но правда — мерзкая вещь. Его правда сделает больно. Антон к этому не готов, не готов причинять боль человеку, которому, оказывается, еще и врал. О себе, о жизни, о любви. Человеку, в чьих пластиковых венах синяя кровь. И, тем не менее, самому человечному из всех, кого Антон встречал. И как он ему скажет? У этого нет разумного объяснения. Все поступки продиктованы чувствами, более сильными, острыми, яростными, чудовищными, мучительными. Антон — мудак, но мириться с таким положением вещей не собирается. Все-таки надеется идти по пути наименьших потерь.Девчонки, занявшие пару остановок назад места напротив него, усиленно шушукаются и цыкают друг на друга. Антон поднимает на них взгляд, улыбнувшись ярко, и смех мгновенно обрывается.

— Привет.

— Здравствуйте, как у вас дела, мистер Шастун? — спрашивает, видимо, самая смелая после недолгой паузы.

— Хорошо. А у тебя?

— Тоже хорошо. Кстати, последний выпуск Импровизации был очень смешной.

Антон понятия не имеет, когда его транслировали, и кто приходил в гости. Совсем потерялся во времени и своих проблемах. А для всех он ведь в первую очередь импровизатор, а уже потом хуевая модель, хуевый политик, хуевый любовник и совсем уж хуевый друг.— Спасибо, — отвечает запоздало. — Хотите сфотографироваться?— Если вам не сложно?Вежливые-то какие. Но пялятся без стеснения и с каким-то флиртующим интересом. На вид им лет по 20. И по факту скорее всего тоже. Еще абсолютно детская непосредственность.

— Не сложно, — вздыхает Антон и берет чужой планшет в руки.

Старается выглядеть на фото нормально, хотя собственное лицо пугает бледностью и мешками под глазами. Доктор с утра охуел, конечно. Таблетки теперь придется жрать горстями. И уколы назначили. Паша пообещал приезжать и лично истыкать жопу, даже если они не в жопу.

— Спасибо, — щеки у девчонки красные. — Вы красивый.

— Иногда бываю, — усмехается Антон и неожиданно для себя краснеет тоже.

Потрясающе, шесть веков жить и все равно каждый раз смущаться от комплиментов.

— А можно вас на кофе пригласить?Антон натурально выпадает и хохочет, даже не замечая, как девчонки выбегают из поезда, шипя на свою обнаглевшую подругу. Он закрывает ладонью глаза в попытках прекратить свой истеричный ржач, терпит неудачу и продолжает хихикать. Дебил дебилом. Люди косятся. У парня через два сиденья слева совсем уж неприятный цепкий взгляд из-под кепки. Узнал, видимо, потрепанную звезду ТНТ. Антон окончательно успокаивается только минут через десять и под осуждающие, но заинтересованные шепотки вываливается на Арбатской.

С океана дует холодный ветер. И двадцать шесть градусов, обещанные метеоцентром, превращаются чуть ли не в пятнадцать. Антон в своей тонкой футболке покрывается мурашками сразу же. И, недолго думая, бросается в Старбакс. У людей, встреченных на пути, удивительно разномастная одежда: начиная от курток-одеял, заканчивая трусами-шортами и мини юбками. Сразу видно: человечество думает, что научилось контролировать погоду. На самом деле в городах-пузырях почти всегда солнечно, но в Новой Москве решили, что погода должна быть непредсказуемой, иначе жить не интересно.

Антон еле открывает дверь в кофейню, таблеточки точно попить придется, и, прорвавшись к одной из касс, заказывает андроиду чай. Этот андроид не выглядит живым. Услужливым, профессиональным, да каким угодно, но не живым. В отличие от Арса. Которого Каррера рассматривает как новую игрушку. И договор не даст ровным счетом ничего. Антон хорошо это понимает. А Арс добровольно никогда не станет оружием сената.

Сообщение от По резко всплывает на внутреннем экране: ?Занят?? Антон решает перезвонить: переписываться лень.

— Алоха, Шаст? Дела твои как?— Я в кафе, если что. Дела плохи по всем направлениям, но я держусь. А у тебя как?— Ну, чувак, я снова успел переехать. Адрес позже скину, а то, боюсь, посланники заявятся раньше, чем я успею обустроиться.

— Не должны вроде, — неуверенно говорит Антон и скептично поджимает губы.

По качает головой и встряхивается, садясь прямо.

— Я по делу.

— Внимательно тебя слушаю.— Помнишь военный антивирус и вирус, которые я для тебя заказывал? Посланники же их спиздили. Так вот, антивирус полчаса назад всплыл на черном рынке.

— Они решили лишних денег заработать? — Антона почему-то пробивает на ржач.

Сразу представляется Ортега, торгующая дисками в палатке. И плевать, что черный рынок не выглядит как черкизовский.

— Пускай, — серьезно отвечает По и нахмуривается. — Меня беспокоит, что вирус посланники решили оставить себе. Зачем?Антон мгновенно перестает ржать.

— Ортега хочет…— Я по роже твоей вижу, — перебивает По, — что ты думаешь об Арсении своем. Но он и так полностью у них на крючке, убить его проще простого. А вот ты…— А я чего? — Антон удивленно моргает.— А ты хуйня абсолютно неуправляемая. Поэтому аккуратнее будь. Тебе могут подсадить спящую версию вируса и тем самым контролировать, смекаешь?— Ты Пиратов пересматривал?— Что?— Ничего, — отмахивается Антон. — Подсадить? Через мессенджеры перешлют?— На практике вряд ли. Но в теории я б поостерегся на твоем месте. И найми охрану.

— Займусь этим сегодня. Спасибо, По.

— Рад быть полезным, — По кривится, будто лимон жрет. — Помощь понадобится — маякни.

— Раз ты предлагаешь… Можешь глянуть, что там у андроидов в нижнем городе происходит?— Хуйня какая-то со вчера. Их стало в разы меньше. Про Тверскую я в курсе, но конкретики нет. Информацию из сети стирают с огромной скоростью. Каррера еще со своими странными извинениями. Хуй бы он обращение выпустил, если б на Тверской туристов с разных планет не было. И про андроидов, сука, ни слова.

— Я понял, — вздыхает Антон и грустно пялится в пустой стаканчик. — Есть еще один вопрос, но он личный.

— Валяй.

— Когда Арсений умер, я к тебе, — приходится оглянуться, но люди вокруг внимания вроде не обращают, — я к тебе за всякими вещами часто приходил.

— Да ты у меня жил почти. И?— За неделю до его смерти я у тебя появлялся?

По смотрит с немым осуждением. Тыкает пальцем в висок и хмыкает:— А я по-твоему только и жду твоего появления, дни считаю. Думаю: где ж мой Антоша шляется.

— Попробуй вспомнить. Это важно.

— Если ты не помнишь, я-то откуда?

Антон не знает, может ли сказать, но у них с По за столетия дружбы накопилось дел на полсотни пожизненных сроков, да и делать из стирания памяти какую-то особенную тайну смысла нет.

— Мне скорректировали кусок памяти.

По выпучивает глаза, ждет кивка и с душераздирающим скрипом отъезжает на стуле, чуть не опрокинувшись.— Нихуя себе. Нахуя?

— Понятия не имею. Поэтому спрашиваю. Я к тебе приходил?— Охуеть, — не успокаивается По. — Ты только сейчас узнал, да? Арсений оттяпал от тебя кусок, и ты узнал только сейчас? — он всплескивает руками. — Тогда я вспомнил! Ты приходил.

— С чего ты взял, что это Арсений?

— А кто еще?

— Логично, — Антон сползает по креслу вниз, елозя спиной, и, ударившись затылком о спинку, мотает головой из стороны в сторону. — Я был бухой?

По морщится.— Ебанулся, я не вспомню, что со мной вчера-то происходило, а ты тут в подробностях о вещах полуторавековой давности спрашиваешь.

— По…— Да не помню я. Серьезно. Кажется, ты танцевал.Антон закрывает лицо рукой и замирает, глядя на По сквозь пальцы.

— Я экстази нажрался?— Точно, — радостно восклицает По и снова морщится. — Я не уверен. Ты был в костюме, кинул пиджак в систему охлаждения. Я потом ее полгода чистил.

— В костюме?

— Вроде да. Шастун, ты издеваешься?

— Нахера я к тебе в костюме приперся? — Антон не понимает абсолютно искренне.— Концерт, свидание, корпорат? Может, сдохнуть хотел быстро. Ты же в дорогом костюме и ростом два метра максимально незаметный. И стек твой никого не интересует.

— Я об этом же и говорю.

— Слушай, я ничего не помню. Могу нырнуть в углерод, но вряд ли даже там что-то найду. Ну, сто пятьдесят лет, Шаст. Это в памяти осталось, потому что ты вентиляцию мне засрал и комнату разгромил. У меня обычно гости тихие, лишний раз не отсвечивают.

Антон со стоном упирается лбом в сложенные лодочкой ладони. И По безнадежно отмахивается от него рукой.

— Если надо, дам контакт. Ребята профессионально сознание чистят, блок вскроют быстро.

— Там стоит код.

— Ну еба, — вздыхает По. — Интересные у тебя с коллегой отношения: говна напихал, закрыл, умер, воскрес, выебывается.

— Выебывается, — соглашается Антон, сминая многострадальный стаканчик.

— О, Шастун, — вдруг вскрикивает По, — глянь в сеть. Появилась инфа о нападении андроидов на людей. Пятнадцать случаев в разных частях города.

— А где ближайший к центру?— Уже двадцать один. Что?— Пойду поинтересуюсь. Где ближайший?По мешкает, смотрит внимательно с прищуром, роняя голову набок.

— Идея так себе. Там посланники.

— Замечательно, — Антон встает. — Будь добр, сократи мне время на поиск. Где?

— Площадь революции.

— Спасибо. Ночью загляну. Адрес скинь и контакты ребят.

Антон сбрасывает звонок и, протолкнувшись у касс, выходит на улицу.

Ветер кусает еще злее, чем полчаса назад. Моросит мелкий противный дождь — голограммы сюрреалистично рябят. На верандах кафе люди кутаются в пледы, а прохожие жмутся, заворачиваются в себя от холода.

Антон решает, что простудиться ему надо в последнюю очередь, и в первом попавшемся бутике покупает себе куртку и, немного подумав, шапку. И бежит к метро, уткнувшись в застегнутый по самый нос ворот.

Червь-поезд синей ветки доезжает до Площади революции с Арбатской за полминуты. Антон выпадает в открывшиеся двери и натыкается взглядом на посланника, чернеющего броней у дверей сувенирной лавки в Старой башне.Голографическая стена оцепления сияет предупреждениями, люди впрочем пялятся все равно, окружили неплотной толпой и шепчутся, даже дождь не заставил разойтись. Вчерашние события общественность всколыхнули сильно.Антон прячется в воротник глубже и начинает осторожно внедряться в толпу.

За стеной посланник поднимается с колен и перешагивает тело, забрызганное сине-красной кровью. И над его плечом Антон вдруг видит смутно знакомый силуэт. Несколько секунд даже не понимает, где он этого человека видел, а потом вспоминает: сегодня в метро и пару часов назад у больницы. Низко надвинутая кепка мешает рассмотреть лицо, но вряд ли это поклонник, страстно желающий получить автограф. А вот посланник вполне. Они пересекаются взглядами.И Антон, издав звук раненой чайки, начинает пятиться, нервно цепляясь за карманы джинс, где фантомно ощущается наличие оружия. Попытки позвонить Арсению заканчиваются неудачей. ?Меня кто-то преследует, скорее всего, посланник?, — кидает Антон, разворачивается и бежит к ГУМу.

Собственная тупость даже не удивляет, да и отсутствие страха тоже. Происходящее кажется не более чем игрой, где его максимум сделают ниже, прыгнув сверху, как в ?Марио?.

Посланник не отстает, врывается в торговый центр следом, и замирает, глядя на Антона. Между ними сейчас фонтан, и шансы не попасться стремятся к нулю. Антон бросается влево к скопившемуся около сцены народу, с трудом огибает аниматора и прорывается через сквозной бутик в другую часть здания. А посланник не то чтобы сильно торопится, со стороны кажется, будто он прогуливается, выбирая одежду. Антон только через секунду понимает, почему. Во-первых, отслеживание по геолокации никто не отменял. Во-вторых, Антон загнал себя в огромный лофт — спрятаться негде. Он отрубает себя от сети и пятится, отступая к выходу из здания. И когда посланник наконец резко делает рывок, перепрыгивает через стол со сладостями и срывается к двери, открывающейся ублюдски медленно. На улице, прямой, как руки у хозяйственного Сережи (сам Антон криворукий), много магазинов. Приходится искать еще один сквозной, чтоб иметь хоть какую-то возможность петлять на другой улице и скрыться.

Антон врывается в ?Перекресток? и прячется за полкой с тортами. Умереть среди кондитерских изделий почему-то кажется уместным. Посланник заходит спокойно, оглядывается профессионально и тормозит у хлеба. ?Возьми с полки пирожок?, — мгновенно генерирует мозг Антона, отползающего в сторону молочки. Здесь они могут играть в кошки-мышки долго. Антон на всякий случай прихватывает со стеллажа нож. Позволяет себе пару секунд отдыха и быстрым шагом движется к противоположному выходу, пока посланник бродит среди полок, , — без геолокации ему стало гораздо тяжелее. Дверь как назло находится на полностью открытом пространстве и вынырнуть в нее, оставшись незамеченным, практически невозможно. Антон ждет момента, когда посланник отвернется.

— Вы можете снять с верхней полки хлопья, не могу дотянуться, — вежливо интересуется женщина, подходя ближе.Антон кивает на автомате, тянется за хлопьями и встречается взглядом с посланником. Съебывать, зашвырнув в корзину хлопья, приходится быстро. Системы защиты от краж пищат — он же нож умудрился спереть.

Антон чувствует себя полным дебилом, шныряет в толпе в бесплодных уже попытках скрыться, посланника из вида потерял минут пять назад. Страх накатывает тихонько, а с ним и дебильное желание остановиться и спросить, какого собственно хуя. Сердце бухает в ушах, дыхалка сдается следом. Антон оборачивается и удивленно отмечает, что если посланник еще следует за ним, то безбожно отстает. В теории может сейчас выскочить откуда-то из-за спины, но Антон не настолько косоглазый.

— Привет, еле нашла тебя.Антон отпрыгивает от Мириам на метр, врезается в какого-то парня, извиняется, подтормаживает и наконец выдыхает.

— Блядь, — хрипит он, сгибаясь пополам, — я обосрался.— Полчаса тебя гоняли, для гражданского неплохо, — Мириам приподнимает брови, кивая. — Меня попросили тебя до больницы сопроводить.

— До больницы?— Там относительно безопасно. Плюс несколько человек охраны. Будешь у нас как принцесса в башне.— Ладно, — нехотя соглашается Антон. — Только давай до ?Перекрестка? дойдем, я нож спиздил, вернуть надо.

Чужой хохот даже немного обижает.

— Ты такой хороший. Хотя тот прикол с мотоциклом я тебе припомню когда-нибудь.— Бля, я тебя тогда раздавил?

— Ну я к слову по тебе на поражение стреляла из автомата, так что можешь не извиняться. И Кадмин тоже не церемонился. Это сейчас он поплыл.

— Поплыл, — Антон морщится, — на другой берег. Кстати где он?— Разбирается с Ортегой.— Успешно?— Сложно пока сказать. Закину тебя в больничку и поеду к ним.

Мириам подтягивает Антона за локоть к себе ближе и тащит к ?Перекрестку?. И до Антона неожиданно доходит, что расстреляли его совсем недавно именно здесь. В знакомом переулке взгляд цепляет черную кепку посланника, валяющуюся между контейнерами.

— Мириам, тормозни на секунду. Оружие держи наготове.

— Ты чего? — настороженно спрашивает девушка, опуская руку к бедру.

— Хочу проверить кое-что. Пошли.

Антон несмотря на протесты устремляется в переулок. Злополучная кепка лежит на самом видном месте будто бы специально.

— Шастун, ты по помойкам полазить решил?

Антон отмахивается и медленно идет, огибая контейнеры один за одним. Свежую кровь Мириам замечает первой. Догоняет и отпихивает Антона за спину, бесполезно водя прицелом бластера по стенам. Они рассматривают алые лужи на асфальте, стекающие в ямы, выбитые колесами грузовиков.— Шастун…Антон бросается к ближайшему контейнеру, откидывает крышку и отшатывается.

— Блядь, — вскрикивает он, — ты посланника распотрошила?

Мириам заглядывает в контейнер и озадаченно тыкает в окровавленную голову.

— Это твой преследователь?

— Был им, ты имеешь ввиду?

— Алекс. В жизни просто душка. На свидание с ним ходила. Нет, — рявкает Мириам, — не я его убила. Мы стараемся действовать бескровно.

— Сворачивание шей, пытки — я помню, — не удерживается Антон.

— Так, Шастун, я впечатлилась оторванными конечностями. Ты не знаешь кто распотрошил его, я тоже не знаю. Поэтому вызывай такси к больнице и бежим отсюда, если не хотим резко узнать.

Антон оглядывается.

— Меня пытались защитить. И если не ты, то… Арс, — орет он во все горло, — Арс!

— Ебанулся, — шипит Мириам. — Быстрее уходим.

Антон вопит до тех пор, пока его из переулка не выталкивают.

— Это твой андроид сделал?— А кто еще? Вряд ли фанаты.

— Ваши фанаты способны. Куда такси прилетит?

— К ?Перекрестку?, конечно. Я ж нож вернуть хотел.

— Идиот!Мириам тащит его за собой, расталкивая людей, останавливается около входа в магазин и приглашающим жестом предлагает зайти.

Антон швыряет нож на первую попавшуюся полку и выбегает, пока тупящая охрана просто его разглядывает.

Такси приземляется в нескольких метрах, распахивая двери. Мириам флегматично ждет, когда Антон соизволит уместить конечности на сидении и устраивается рядом, устало откинувшись головой на стекло.

— К Каррере поедешь с охраной. Кадмин просил тебя не принимать поспешных решений.

— Он сегодня доберется до меня?

— Вряд ли. Мы сейчас ловим андроидов, которые бомбу в центр притащили. Безрезультатно. И звездолет чиним. Твой андроид его потрепал. Я в шоке. Понимаю теперь, зачем он Каррере.

— Очередная его игрушка, как и все вы.

Мириам вздыхает.

— А ты станешь игрушкой, не так уж мы и отличаемся.

— У меня есть выбор, — говорит Антон зло.

— Какой? Я не знаю условий, но уверена: они жесткие.— Ты права.

Антон роняет лицо в сложенные руки и замирает. Такси несется по городу с огромной скоростью. Здания рябят в глазах, и сосредоточиться сложно. Мириам отвлекает своей возней.

— Тебя попросили подключиться к сети.

— Кадмин?— Угу.Антон подрубается мгновенно, сморщившись от вспыхнувших болью висков.

Арсений что-то усиленно надиктовывает в голосовое минуты две. И в итоге не присылает. Кидает короткое сообщение:— Ты как?— В порядке. А ты?— Все нормально. Я надеюсь, что смогу сопровождать тебя к Каррере.

— Значит, увидимся, — с облегчением отвечает Антон.— Я надеюсь. Будь осторожен.

Арсений опять диктует голосовое и опять не отправляет. Антон съезжает по сидению, мотая головой. Мириам рассматривает его с жалостью. Это, кажется, тот особый тип понимающей жалости, присущей только женщинам.

— Кадмин чрезмерно опекает тебя. Он всех конечно опекает…

— У него пунктик, — перебивает Антон. — Думает, что может спасти всех. Удивительное чувство справедливости.— Говорит человек, вернувший кухонный ножик в магазин.

— Это забота об имидже. Камеры везде.

— Не бойся, не всплывет. Посланник тоже на них попал, — Мириам прищуривается, хлопая в ладоши. — Меня, знаешь, что интересует, ты серьезно вознамерился набиться к нему в любовники?

— Любовники? — Антон взрывается хохотом, но грустнеет мгновенно. — Любовники… А почему ты беспокоишься? Ревнуешь?

— Нет, просто жаль тебя. Ты ведь в курсе про Кавахару?

— В курсе.— Ясно, — Мириам пожимает плечами.

— Что тебе ясно? Человека, которого я знаю больше шестисот лет, сделали убийцей против его воли. Причем здесь, блядь, любовь?— Точка давления. Самая сильная. На моей памяти сдавались все. Но не питай иллюзий, Кадмин умрет. И неважно, на какие условия Карреры ты согласишься. Посланников не оставляют в живых.

— Если Каррера попытается убить его, я начну гражданскую войну.

Мириам медленно поворачивается и ее взгляд становится настороженным. Антон выдавливает кривую улыбку.— Нравится тебе мое чувство справедливости?

— Впечатляет. Каким образом?

— Я нужен Каррере в качестве медийного лица? Я как медийное лицо стравлю между собой планеты протектората.

— Ты слишком самоуверен для клоуна, — Мириам сжимает губы в тонкую линию.

— Я грустный клоун, чье терпение лопается.

— Очень страшно.

— Мириам, меня загнали в угол. Я не верю Каррере. И я буду защищаться.

Она отворачивается.

— Хочешь тягаться с ним?

— Я чертов маф. И свое влияние я очень четко осознаю. Шанс у меня есть.

— Мне нравится твое чувство справедливости, — Мириам вдруг смеется. — И возможность наконец получить свободу.

Антон усмехается в ответ.

— Тогда точи ножи.

— Иди прочисти мозги. Собрание анонимных психопатов начнется в три.

Машина хлопает воздушной подушкой по гравию и распахивает двери. Мириам пихает Антон в плечо и выпрыгивает наружу легким, изящным движением. Рядом с ней Антон ощущает себя развалиной, хоть и в молодом теле, которое, кажется, вот-вот сыграет в ящик.

Ветер гонит листья по дорожкам, и на мгновение можно представить, что это просто прогулка по парку. Деревья шелестят над головой, лебеди разгуливают по траве у пруда. Не могут улететь с обрезанными крыльями. Привязаны к территории больницы навсегда. У Антона крылья тоже обрезаны, от Арсения он никуда не улетит. Только если вместе с ним.

Мириам осторожно обходит женщину на инвалидном кресле. Смотрит хмуро.— Воспоминания неприятные? — спрашивает Антон.— Мне оторвало ноги. Сменить оболочку возможности не было, мы застряли на отдаленной планетке. И взвод таскал меня на коляске больше недели. А я умоляла вырезать мне стек.

— Что произошло?— Исследовательская миссия. Самое смешное, что мы пострадали от собственного оружия. Пустили наноботов расчистить местность от враждебных форм жизни, и через три дня они посчитали враждебной формой жизни нас. Иронично, не находишь?

— Честно.

— Считаешь? — Мириам останавливается у входа в больницу, хмыкает вдруг и смеется. — Я кстати ужасно боюсь боли, такая себе фобия для посланника. Если б не имплант, давно бы сошла с ума.

Антону не нравится этот разговор, но закончить его он в праве себя не считает. Ждет, пока девушка выдаст свою горькую правду.

— Ты часто умираешь?

— Чаще, чем хотела бы. Часть моей работы, — Мириам пожимает плечами. — Я не жалуюсь.

— А стоило бы.

— С нами работают психологи, но толку-то? Особенно любят влезать в сознание после пыток. Не знаю, что они надеются найти. Давай отойдем, твои сопровождающие задерживаются, а Кадмин просил передать тебя лично из рук в руки.

Антон закатывает глаза, качая головой, и машет рукой, решив даже не комментировать.

— Кадмин беспокоится. И у него есть все основания. Ты же как самоубийца себя ведешь.

— Я взрослый человек, умоляю.

— О взрослом человеке нельзя заботиться? — в голосе Мириам мелькает грусть.

Антон косится на нее удивленно.

— Иногда забота встает поперек горла.

— Лучше забота, чем нож.

— Не буду спорить. Ты сказала, что после пыток вас отправляют к психологам. Обязательное медицинское освидетельствование на профпригодность?

— Да, но мы для них больше подопытные, редкие экземпляры, чьи свернутые набекрень сознания интересно исследовать.

— Сколько раз тебя пытали? — Антон понятия не имеет, зачем спрашивает, хотел же перевести разговор в более приятное русло.

— Я не считала. Много. Командирам взвода в любом случае достается больше.Антон дергает плечами, стряхивая пробежавший по спине холодок.

— Почему?Вопрос на самом деле в другом, и Мириам хорошо это понимает. Окидывает Антона задумчивым взглядом, видимо решая, позволить ли себе сказать лишнего.

— Командиры владеют большим объемом информации. А Кадмин… просто много на себя берет.

Антон не успевает себя остановить:— Зачем Ортега пытала его роботом-хирургом?

— Тогда она была командиром взвода, где числился Кадмин. Должна была вытащить его, но предпочла смотреть. Официальная версия — неподчинение приказу и невозможность выйти из ситуации иным путем.

— А не официальная?

— Ортега — садистка. С Кадминым не поладила сразу, как он появился в корпусе.

— Не поладила, — Антон скрипит зубами. — Слово-то какое нейтральное.

— Мы сначала думали: он ей понравился. Не знали еще, что Ортега спит с Каррерой. Женский коллектив тогда взбодрился. Ощущение было, будто нам на корпорат звезду прислали.

Антон зажимает ладонью рот, и Мириам смотрит с жалостью.— По телику мы вас видели. Тебя чаще, конечно, но и его много. В итоге Кадмина мы не трогали. Происходящее казалось изощренной шуткой сената.— Подзатянулась шутка.

— А потом он стал ходить с нами на миссии. И все.

— Когда к нему вернулась память?— Вернулась? — Мириам фыркает. — Это как помещать осколки стекла под кожу. Или сшивать кожу по лоскуту прямо на себе.

Антон вдыхает глубоко и дерганно отворачивается. Тело хочет бежать. Он похож на героинового наркомана, слишком долго не получавшего дозу. Хлещет себя чужими страданиями в попытках сбросить хотя бы часть своей вины. Забрать часть боли, которую Арсений вытерпел.

— Ему было больно.

Мириам кивает.— Очень. Но Кадмин дал мне надежду, что я вспомню тоже. Пусть моя жизнь и вряд ли была такой же, как у него.— Какой? Думаешь, счастливой? — Антон рычит сквозь стиснутые зубы. — Нет. А лживой была. И вот я здесь. На территории психиатрической больницы.

— Ты любишь Кадмина.

— Я псих. И давай немного исправим: я люблю Арсения Сергеевича Попова, родившегося в двадцатом веке. К Кадмину у меня в основном претензии.

— Мой посыл в том, — грустно шепчет Мириам, — что Кадмина кто-то любит, и он знает об этом.

— Потрясающе! — Антон качает головой. — Ты посланник-романтик. Интересное сочетание.

— А почему я не могу хотеть любви? Почему Кадмин не может ее хотеть?

Антон мгновенно чувствует себя ублюдком. И какая-то рациональная его часть орет: ?Ты ведешься на эту хуйню? Любовь? Серьезно?? Другая часть медленно по кусочку жрет себя.

— Он заботится о тебе. А я не помню, чтобы кто-то бегал за мной с цветами, рассказывал обо мне с восхищением, смотрел с обожанием, целовал, будто я очень нужна, улыбался мне, будто я самая главная ценность…— Лгал ради тебя, — перебивает Антон, — манипулировал, убивал.

— Можешь считать Кадмина чудовищем. Можешь считать меня чудовищем…— И буду прав.— Будешь! — рявкает Мириам и вдруг резко успокаивается. — Антон, это твои телохранители. Познакомьтесь, переговорите, а мне надо бежать, пока-пока.

Воздушный поцелуй всем и никому, и она срывается по дороге сквозь бурю из опадающих листьев. Антон, медленно моргая, пялится ей вслед.

— Антон Андреевич, меня зовут Макс, а это Евгений. Нам нужно пройти к вашему лечащему врачу. Вас ждут.У Макса здесь, видимо, еще и функция няньки. Арсений, если и чудовище, то только то, которым пугают детей, не желающих есть кашу, чистить зубы, убирать в комнате. Посещать врача. Ну, не сожрал ты кашу, а дальше? Чудовище утащит и будет насильно кормить? Арсений поймает и запихает таблетки в глотку? Антон уже сам готов запихать хуй Арсению в глотку, но никому из них это не поможет. Секс вообще оказался отвратительным лекарством, горьким и с ворохом противопоказаний, к сожалению в инструкции не прописанных.Молчаливый Евгений прет напролом, заставляет обходить себя, сосредоточенный и холодный как айсберг в океане. Макс держит вежливую улыбку на губах, потому что идет в поле зрения Антона. Или считает, что с психами лучше обращаться нежно.

— Прошу прощения, Антон Андреевич, ваш врач пока занят, но вы можете посетить общую терапию…

Антон прыскает и отворачивается.— С удовольствием.

В глазах Макса появляется замешательство. Арсений скорее всего проинструктировал его, что подопечный будет резвый и предпочтет сбежать, а не подчиняться.

— Тогда пройдемте к лифту. Нам на четвертый этаж.

Антон поворачивается на пятках и тащится теперь следом за Максом, пялясь в затылок и выглядывающий из-под воротника шрам от стека. Стены затуманивают взгляд неприятно белым оттенком, давят, схлопываются. Антон ведет пальцами по шершавой имитации кирпича и возвращается мыслями в сегодняшнее нормальное утро, где он, Арс и Паша так по бытовому проводили утро, пили кофе, переругивались по-семейному мило. Потом Каррера нахрен все испортил, конечно. Но ощущения греют, и чувство тяжести где-то в ребрах отступает ненадолго.

Макс останавливается у лифта, и Антон влетает ему в спину, извиняется и от неловкости забегает в кабинку первым, растолкав выходящих оттуда людей. В глазах телохранителей явно выглядит максимально поехавшим. Они не обращают на него особого внимания, изредка оглядываются по сторонам и разговаривают по внутреннему каналу. Антон надеется, что не о нем. Такой уровень тревожности уже ненормален.

— Нам направо, — говорит Макс.

И залипший Антон вздрагивает. Открытые створки лифта намекают, что надо выйти уже.

Этот коридор светлее, через стеклянную крышу видны темные облака и половинчатый диск солнца. Лучи к сожалению не дают тепла.

Макс указывает на дверь в конце коридора.

— Вам сюда. Если понадобится помощь, кричите. Мы будем здесь.

Антон хочет поорать просто так. Стучится и вваливается в огромный, почти пустой кабинет. Пациенты мгновенно оборачиваются, а доктор с вежливой улыбкой интересуется:— Вы Антон? Проходите, присаживайтесь на любой свободный стул.

Как будто не знает, что Антон. Из окна с экрана рожей слепит и надписью: ?Почувствуй нашу любовь?.Антон косится на круг из стульев, вокруг которых бегать надо, а не сидеть со скорбными лицами, приговаривая: ?Меня зовут Антошка, и моя кукуха покатилась по пизде с ветерком, потому что мой коллега — ебанат, и я его люблю. Проблема, да?

Антон огибает стулья и останавливается у окна.

— Присоединяйтесь к нам, Антон, — просит доктор.

— Дайте мне секунду.

Где-то здесь должна быть пожарная лестница. Антон распахивает створки, вдыхает холодный воздух, обнаруживает лестницу слева на расстоянии вытянутой руки и легким движением суицидника запрыгивает на подоконник.

Доктор подскакивает, но сделать ничего не успевает. Антон перемахивает на ступеньки и со скоростью полета своей кукухи спускается вниз. То есть, очень быстро. Вопли сверху лишь подгоняют.

— На реабилитацию меня решил отправить, Арс? — спрашивает в сообщении Антон.Арсений не отвечает долго.

Антон пересекает рощу, пруд с этими несчастными бескрылыми лебедями, и топчется на парковке в ожидании такси и своей на удивление не расторопной охраны.

— Тебе надо, — кидает Арсений.

— Согласен.

Антон забирается в такси под предупреждающие крики телохранителей, устраивается поудобнее и просит умную машину лететь куда-нибудь в центр.

— Ты сбежал от охраны, — констатирует факт Арс. — Ты больной?

— Я из психиатрической больницы сбежал. Конечно, я больной.

Арсений опять замолкает надолго. Через десять минут звонит Паша, еще через пять — Сережа. Антон игнорирует обоих, но доебывается до Арсения, чье лицо в любой оболочке сейчас увидеть просто необходимо до трясущихся рук.

— Арс, ты где?