Глава 2. (1/2)
Космос так и не рассказал, что же в конечном итоге случилось на смотровой площадке, но не нужно было бы быть гением, чтобы это понять. Как только Валера и Витя оттащили моего брата и Сашу друг от друга, Белов с досадой махнул на нас рукой и пошел в сторону города, никоим образом не реагируя на оклики и попытки вернуться, сесть в машину и поехать вместе со всеми. Он решительным шагом удалялся прочь, словно здесь находились не его друзья детства, а заклятые враги, с которыми не хочется даже рядом находиться. Я поджала губы, глядя вслед Белову — меня раздирали весьма противоречивые эмоции. С одной стороны, мне было безумно жаль его, я искренне сочувствовала Саше — врагу не пожелаешь такой ситуации в жизни, когда не знаешь кому верить и стоит ли вообще расставлять приоритеты. С другой же стороны я была оскорблена до глубины души. Я даже в самых смелых фантазиях на тему реакции Белова не могла себе представить, чтобы он кого-то ударил. Для меня дружба парней, которых я знала столь долго, была святой и неоспоримой. Мне казалось, что друг другу они должны верить всегда. А сейчас складывалось впечатление, что Саша подставил под сомнения слова моего брата. Закутавшись поплотнее в куртку — казалось, что за четверть часа погода испортилась и жару сменило резкое похолодание, — я повернулась к пригорку, по которому вверх поднимались трое.
Причиной драки послужила Елисеева Лена. Девушка Саши, которая клятвенно обещала ждать его после армии. Она была довольно милой и скромной; я никогда не забуду, как они познакомились. Саша говорил только о своей Ленке.
Стреляя в брата утешающими взглядами, я и сама не заметила, как погрустнела. И даже не столько из-за ссоры друзей, сколько из-за поступка Лены. Честно признаться, я ей дико завидовала, хоть мы никогда и не общались близко. У нее был парень, который любил ее без памяти, верной честной любовью. Я же в свои семнадцать еще не знала какого это — когда тебя любят. И, уж тем более, не понимала, как она умудрилась осмелиться только осквернить такие светлые чувства!
Однажды, когда мы собрались на проводах Белова, я стала свидетельницей того, как Саша подарил Елисеевой кольцо. Простенькое такое колечко, не самое дорогое, но девушка очень обрадовалась. Они были уверены, что их никто не видит, но я усталым взглядом наблюдала за парочкой и наслаждалась зрелищем. Девушка буквально насквозь светилась от счастья, а Саша шептал ей на ухо. Я не могла слышать, что именно говорил Белов, но Лена кивала то и дело, и смущенно прятала лицо в ладони, довольно смеясь. Позже, на кухне, она показала колечко мне, и я спросила, будет ли она ждать Сашу. Вопрос был скорее формальным, ибо слишком уж красивой была эта пара, чтобы расстаться из-за разлуки в два года.
— Конечно буду! — поспешила меня тогда заверить Лена. Покрутив колечко в свете лампы, она мечтательно улыбнулась и, словно делилась большим секретом, шепотом добавила, — Я кроме него никого так не любила и не полюблю.
Куда все это делось? Девушка в бирюзовом платье, скромница и красавица, стала настоящей сучкой. Уже осенью, спустя пару месяцев со дня Сашиного отъезда, она устроилась на работу. Мы изредка встречались на улицах и всегда здоровались — но с каждым разом встречи стали все прохладнее. В один момент Лена прошла мимо, сделав вид, что не заметила меня. А в ответ на оклик лишь прибавила шаг. Затем Елисеева вместе со своей матерью переехала в Люберцы и тогда все кончилось. Она стала шлюхой. Иного слова для описания Елисеевой я просто не смогла подобрать. Когда Космос рассказал мне, что видел ее в компании каких-то чертей в Люберцах, я буквально задохнулась от возмущения. Надо сказать, даже поверила в подобное не сразу — а еще удивляюсь недоверию со стороны Саши.
Я быстро пошла следом за друзьями обратно, к парапету. Светлый пиджак Космоса был перепачкан травой, я не думала, что его еще можно будет спасти. Но хуже выглядело лицо моего брата. Рассеченная бровь и нижняя губа, которая тут же опухла и стала больше раза в два. В глазах Космоса плескалась вселенская обида и разочарование. Я едва удержалась от комментария и вопросов. Совершенно не хотелось переводить досаду Космоса на себя — его язвительность меня порядком доставала и в мирное время.
Мой немой вопрос был озвучен Пчёлой. Он засучил рукава спортивной куртки, словно был готов и в следующий момент принимать удары. Разгоряченный последними событиями, он то и дело оборачивался назад, изучая беглым взглядом полянку, на которой только что подрались два лучших друга. Витя пихнул Космоса в бок и кивком указал себе за спину.
— Что произошло-то, Кос? — спросил Пчёлкин, привлекая к себе внимание подбитого товарища. Тот только махнул рукой, давая понять, что тут и объяснять нечего.
— Что, что… — он сплюнул на землю кровавый сгусток. Похоже, Белов по неосторожности выбил Косматому зуб. К тому времени, как троица приблизилась к парапету, я уже выходила из себя от ожидания и нервно кусала губу. Разговаривали парни все это время достаточно тихо, я могла только догадываться, о чем идет речь и делать выводы по обрывкам возгласов, доходивших до меня с большим трудом.
Когда все оказались возле машины, я не смогла проглотить очередной вопрос и сочувствующе посмотрела на брата. Он в это время нагнулся к зеркалу заднего вида и придирчиво рассматривал разбитую губу. Кончиком языка попробовав кровь на вкус, Космос снова сплюнул и стукнул кулаком по крыше Линкольна.
— Тише, — тихо попросила я и накрыла его кулак своей ладонью. К моему удивлению, брат не взбрыкнул, а даже наоборот, перехватил мою руку и сжал ее в своей. Я попыталась вкрадчиво посмотреть ему в глаза, но парень старательно избегал моего взгляда, — Не поверил, что ли?
Космос отрицательно покачал головой и тут его спокойствие куда-то улетучилось. Он снова ударил кулаком по крыше несчастного автомобиля, а затем поддел носом ботинка камень и пнул его с такой ненавистью, словно в этом крошечном предмете были заключены все его проблемы.
— Ну и дурак, — выдохнула я, до конца не понимая, кому адресовываю такую характеристику. Витя промолчал, только закурил. Видимо, уж он-то удивлен такому повороту явно не был. Фил же отошел в сторону, наблюдая за событиями со стороны. Он еще не разобрался с формированием собственного мнения в данной ситуации, а потому только дернул плечом.
— Да ладно, — без особого энтузиазма протянул он, — Отойдет еще. Одумается.
— Поехали, — махнул рукой Космос и направился к водительскому сиденью. Спорить с ним никто не собирался, ровным счетом как и развивать тему, обсуждая отношения Саши, Ленку в частности и то, как Белов себя повел этим днем.
Настроение у всех было бесповоротно испорчено. Я наблюдала за ребятами, пока мы ехали до окраины района. Путь к беседке показался мне более коротким, чем тот, которым мы ехали на Воробьевы горы несколько часов назад.
От беседки же все пошли в разные стороны; я и Космос остались вдвоем. Мы проводили друзей долгими сдержанными взглядами, а потом взглянули друг на друга.
Над крышами блочных многоэтажек дребезжал красноватый свет заходящего солнца. Было тихо, даже слишком. Космос был спокоен, но это пугало еще сильнее. Слепой бы и то понял — переживает он, волнуется за то, какие отношения теперь будут связывать его с другом детства. Глупая ведь ссора получилась, пустяковая.
— Тебя домой отвезти или опять к своей Оксане? — поинтересовался Космос не без язвительных нот в голосе, когда мы оказались за один квартал до поворота в арку нашего двора. Я вопросительно уставилась на него, растерявшись.
— А ты куда-то собрался?
Космос поморщился. То ли от неприятной саднящей боли, то ли от нежелания отчитываться передо мной. Я же настойчиво молчала, рассматривая профиль брата.
— Нет, просто ты зачастила возвращаться домой позже обычного, — он сбавил скорость, давая мне время на размышления. Оксана была моей единственной подругой, я знала ее с детства. Она всегда слыла немного инфантильной и меланхоличной, но, судя по всему, именно поэтому мы с ней нашли общий язык. Женская компания меня обычно весьма тяготила.
Видимо, не только меня.
— Почему ты весь день ведешь себя так, словно я тебя раздражаю каждым своим движением?
Космос оторопел и резко затормозил. Скорость, с которой Линкольн полз возле тротуара, была не большая, но все равно из-за внезапной остановки машину тряхнуло, и я чуть было не пробила приборную панель лбом.
— Что?
— То, — с каждым сказанным словом я все больше распалялась, — Я устала от твоих придирок, язвительных замечаний и попыток уколоть. Я понимаю, что ты не хочешь видеть меня рядом. И если уж я до такой степени противна тебе, то, так и быть, я перестану докучать!
Космос на секунду замер, пустым взглядом рассматривая дорогу перед собой. Я напряглась всем телом, готовясь к очередному разговору, после которого я просто обязана буду вновь отдалиться от брата и друзей, а мне этого делать очень не хотелось… Но тут парень рассмеялся. Это был не дикий хохот, словно я сказала что-то смешное, а, скорее умиляющийся смешок, которым сопровождают матери первые нелепые поступки своих детей.
— Я просто забочусь о тебе.
От неожиданности я растерялась. Я знала о том, что Космос действительно любит меня и переживает, но все же подобные признания были редкостью в нашей семье. Я накрыла его ладонь, мирно лежащую на рычаге переключения скоростей своей и осторожно сжала.
— Я знаю. Но мне уже не пятнадцать. Ты должен научиться мне доверять, — на секунду мне показалось, что разговор примет необычный формат и сейчас мы, наконец-то, поговорим по душам. Но Космос промолчал. На всякий случай я выдержала несколько мгновений тишины, а потом на выдохе произнесла, — Останови у метро. Я сегодня еду к Оксане. Папа знает.
*** — Почему ты не поговоришь с ним? — логичный вопрос Оксаны нарушил тишину в небольшой чистенькой кухне. Я поднесла ко рту большую чашку горячего чая, пряча взгляд за облачком густого пара. Подруга отличалась прямолинейностью; она считала, что весь мир чертовски прост и люди сами усложняют себе жизнь недомолвками. И объяснить ей, почему просто нельзя поговорить с тем или иным человеком о наболевшем, я не могла.
Оксана была тем самым мудрецом, который дает советы, но сам ими не пользуется. У нее не было опыта в бессмысленных переживаниях и проклятой безответной влюбленности — проблеме всех молоденьких дур, к числу которых я себя теперь относила. Раньше я была уверена, что этот бич глупости обойдет меня стороной. И, конечно же, совершила ту ошибку, какую совершают многие — посчитала себя умнее других. А теперь рассказывала об этом подруге, сидя на ее кухне и заедая тоску молочным шоколадом.
Сделав несколько глотков обжигающего чая, я продолжала испепелять взглядом клеенчатую скатерть. Молча, не произнося и слова; всем своим видом демонстрируя, что тему разговора лучше стремительно поменять. Но Оксане мой ответ был не нужен, как не было нужно разрешение для продолжения. Она села напротив меня, скрестив руки на столешнице, и склонила голову набок.
— Это глупо, ты ведь понимаешь? — мне понадобилось сделать над собой усилие, чтобы не фыркнуть и не сказать в ответ что-то такое, о чем впоследствии мне пришлось бы пожалеть, — Впрочем, что меня удивляет…
Хлопнув по столу ладонью, Оксана откинулась на спинку стула. Я невольно подняла на нее взгляд. Что она имеет ввиду? В воздухе повисла тишина, нарушаемая только мерным тиканьем настенных часов. В следующий момент раздался характерный щелчок и скрежет механизма — а затем из часов выскочила кукушка, оповещая о том, что минул час ночи.
Времени прошло слишком много. Оставаться здесь еще дольше было бы неприлично. Я устало потерла виски пальцами и покачала головой.
— Мне пора ехать, — поднявшись со своего места, я отнесла кружку с недопитым крепким чаем к остальной, скопившейся за этот вечер, грязной посуде.
— Подумай над моими словами, — фраза Оксаны прозвучала слишком громко, но звон стекла, соприкоснувшегося с эмалированным дном раковины все равно его перекрыл, — Иногда лучше что-то сказать, чем потом жалеть о несказанном.
— Это слишком банально, придумай что-то другое, — я повернула вентиль и теплая вода шумно потекла из-под крана. Философские высказывания подруги уже успели мне изрядно надоесть и все равно я регулярно приходила к ней с жалобами и жгучим желанием поделиться всем, что грузом лежало на сердце.
В глубине души я понимала, что Оксана права. В конце концов, признание — это довольно логичный поступок, который мог бы решить все мои проблемы. Ведь решись я на разговор, то если я не добьюсь желаемого, то хотя бы смогу быть уверена в том, что мне и ждать нечего. Но страх не отпускал. Мне казалось, что за этим кратким событием обязательно последует череда других. Тех, что обязательно разрушат мою связь с друзьями брата. А я не была к этому готова. Оксана тем временем поднялась со своего места и, подойдя ко мне со спины, приобняла за плечи и отобрала намыленную губку из рук. Только тогда я почувствовала, что панически дрожу от страха и волнения — перед собственными мыслями и, конечно же, перед решением, которое так и крутилось в голове.
— Сейчас все начнет меняться. У тебя выпускной класс, потом — университет, — вкрадчиво начала девушка, прежде чем перекрыть воду и требовательным движением руки развернуть меня к себе лицом, — Новые знакомства. Новые проблемы. Другая жизнь. Они тоже меняются. Что ты будешь делать тогда, когда у твоего Вити появится другая девушка? Когда у него начнутся серьезные отношения? Не будешь ли ты жалеть о том, что промолчала?
Я знала, что буду. Непременно буду.
Отвернувшись, я сморгнула с ресниц навернувшиеся слезы и шумно выдохнула.
— Мне правда уже пора, — метро уже перестало работать, но ехать домой я не собиралась в любом случае. Вытерев руки вафельным полотенцем, я направилась в коридор. Оксана покорно последовала за мной, ничего не говоря ровно до той минуты, пока я не опустилась на пуфик возле входной двери и не начала обуваться.
— Ты домой сейчас? — сомнение вибрировало в голосе Оксаны. Она прижалась плечом к дверному косяку и сосредоточенно следила за тем, как я неспешно завязываю шнурки своих кед. Я с готовностью кивнула, не поднимая на нее взгляда — эмпатией подруга не была обделена; она бы сразу поняла, что я вру. Решительности во мне всегда было мало. Я постоянно думала о последствиях и в большинстве случаев откладывала важные решения на потом. В этом я совершенно не походила ни на отца, ни на Космоса — брат уж точно давно разложил бы всю мою жизнь по полочкам. Но иногда наступали моменты полного безрассудства. Разговоры и принятие разумных доводов действовали на меня подобно алкоголю. Появлялось ощущение вседозволенности; значение фразы ?море по колено? становилось еще более понятным. И я решалась на серьезный шаг — как и сию же минуту. Сделать его нужно было именно сейчас, пока я не нашла сотню поводов передумать. Поэтому теперь я собиралась вовсе не домой, а на соседнюю улицу, к дому Вити. Чтобы поговорить — да, огорошить своим ранним появлением и, конечно же, признанием. Я не знала, что будет потом и не надеялась на что-то хорошее. Но верила в то, что обязательно станет легче. Потому что если жизнь радикально изменится, а я так ничего и не предприму для своего спокойствия и получения той малой толики счастья, то… В чем тогда смысл?
Я выпрямилась и поднялась на ноги. Сняв с вешалки куртку, я накинула ее на плечи и потянулась к Оксане за прощальными объятиями.
— Спасибо за футболку, — я указала на чистую одежду. Липкую, испачканную ?колой?, пришлось выбросить, но подруга ожидаемо пришла на помощь, как только увидела масштабы бедствия, — Увидимся.
Она кивнула и с улыбкой обняла меня в ответ.
— Разумеется.