11. Слова (1/1)

Рука горит, словно она сунула ее в пламя Гаруды. Нора разглядывает белый потолок лазарета и считает биение пульса в левом, обожженном чужими клетками оракула, запястье. Даже спустя тысячу ударов, Линдо не приходит. Возможно, убеждает себя Нора, это его кто-то не пускает. Но ведь Алиса и Кота, молчаливый Сома, ребята из второго отряда…

Он сам пострадал, вспоминает Нора и расслабляется, прикрывает глаза. Это она должна поскорее прийти в себя и пойти навестить его. Сказать все-таки то, что не смогла. Резонанс кажется мутным сном, и она думает, что все то, что видела там, в его голове — ее выдумка. Надеется. За дверью, когда она наконец покидает палату, Нору никто не ждет. Фенрир живет своей жизнью, и хоть Нора и является его частью, без нее ничего не останавливается. Это правильно, ведь Нора — всего лишь маленькая деталь в его огромном механизме. В далеком, кажется, детстве Пожиратели Богов казались ей сами чуть ли не богами, наделенными великой силой уничтожать арагами. Сейчас она — одна из них, но не чувствует себя сильной. Шестеренкой, скорее. Порядком проржавевшей от слез и разъедающих тело клеток оракула. Где искать Линдо, она не знает: Нора ведь заняла его комнату, и идти тому, наверное, некуда. А надеяться на то, что он ждет ее там — глупо.

Но Нора все равно идет к себе. И останавливается, не доходя до двери. Голос, раздающийся из комнаты Сакуи, она узнает сразу, он громкий и знакомый, слышанный ей сотни раз на ранних миссиях. В поздних снах. В собственной голове. Нора мнется, не решаясь сразу. Она там явно лишняя, и поэтому стоит, колеблется на кончиках пальцев и на грани принятия решения. Но потом слышит голос Тсубаки и все-таки решается, стучит легко по двери костяшками пальцев. Выжидает вежливо ответа и только после этого входит. — Тебе уже разрешили вставать? — строго удивляется Тсубаки, вскидывая брови. Нора пожимает плечами. Ей не у кого было спросить, когда она проснулась. Да и в мире, где постоянно кого-то едят, у нее нет времени долго лежать и смотреть в потолок. Считать свой пульс, отмеряя минуты до того, как кто-нибудь про нее вспомнит. Тсубаки вздыхает и трет лоб рукой. Бросает быстрый взгляд на Линдо и едва заметно морщится. Думает. — Ладно, — решает она, наконец, и проходит к двери, у которой замерла Нора. Опускает руку на плечо и сжимает пальцы — Нора чувствует очень хорошо. — Спасибо, — тихо говорит Тсубаки. — Что не послушалась нас. — Спасибо, — вторит ей Сакуя, подходя ближе. Медлит мгновение, но все-таки обнимает Нору, вжимает в себя, тычется подбородком в ее острое плечо. От Сакуи пахнет как обычно, какими-то цветами, но сегодня к запаху примешиваются и другие — у Норы хорошее обоняние. За те короткие мгновения объятий она не успевает разобрать, но ей чудятся сигареты и арагами. И что-то еще. Сакуе не стоило бы пояснять, за что именно благодарит, но она уточняет. За то, что Нора вернула ей Линдо. Он где-то дальше за ее плечом протяжно вздыхает. — Нора, — говорит он, и она вздрагивает всем телом, пока Сакуя слишком медленно выпускает ее из своих душных объятий. — У тебя найдется для меня время? Я ведь тоже не сказал тебе спасибо. Медленно кивая, Нора чувствует, как руки Сакуи скользят по ее спине. Похлопывают — сочувственно, будто бы. Норе, верно, это кажется, как и секундная жалость в теплой улыбке. Не так уж и сильно она пострадала. Ей кажется, что они останутся здесь, но Сакуя отодвигается, давая Линдо пройти к двери. Комната Норы — его комната — совсем рядом, но он хочет поговорить там. Не при Сакуе. И от этого внутри что-то начинает трепетать, возможно, струны, которые снова растут у нее внутри. Клавиши и трубы, готовые вот-вот начать звучать. Нора одергивает себя и закрывает за спиной дверь.

— Тут почти ничего не изменилось. Нора поводит плечами и смотрит в спину. Разглядывает, жадно и бессовестно, то ли пытаясь вспомнить, когда Линдо был тут впервые, то ли собираясь запомнить насовсем. Она не знает, не думает и не отдает себе отчета — просто смотрит. Линдо оборачивается и ловит этот взгляд, заставляя Нору запнуться на полувдохе и замереть, не находя в себе сил даже натянуть на лицо привычную улыбку. Она уже разучилась делать это.

Линдо от ее взгляда почему-то теряется, отводит глаза и трет здоровой рукой шею. Вздыхает, морщится, пока Нора, растерянная, пытается нашарить его взгляд, ухватиться за тонкую ниточку. Что-то кажется ей неправильным в этом. — Кроме тебя, — говорит Линдо и смотрит ей в глаза. Нора улыбается — искренне. Кивает, сжимает руки в кулаки. Левая отдается болью, но она даже не морщится — по сравнению с тем, во что превратилась рука Линдо, она отделалась совсем легко. Ее не пугает часть арагами, вгрызшаяся в его тело. Нора ненавидит их, но Линдо в ее глазах не портит даже это. Даже когда он стал Ганнибалом, она не могла его ненавидеть. Что-то другое внутри нее не позволяет ей испытывать к нему ненависть. — Я выросла? — наконец, разлепляет ссохшиеся губы Нора. Линдо кивает. Подходит, наконец, ближе и кладет обе руки ей на плечи. Наклоняется — Нора забывает, что ей все-таки надо дышать. — Ты огромная молодец, Нора, — тепло говорит Линдо, но в его глазах она видит что-то совсем другое.

Как будто это ничего не меняет. Как будто тот бред, те иллюзии, которые она видела в резонансе — настоящие. Нора не хочет в них верить. — И я, — Линдо говорит с трудом, будто что-то очень мешает ему делать это, — Очень благодарен тебе за то, что ты меня спасла. Что не дала сдаться, когда я был готов. Что не послушалась приказа. Левая рука у него много горячее правой и пахнет арагами, слабо, едва заметно. Нору это не пугает. Не это пугает, а то, что Линдо сейчас скажет. Норе почему-то совсем не хочется этого слышать. Нора встает на цыпочки, ведь Линдо так близко-близко и пахнет сигаретами и немного арагами. Если закрыть глаза, то почти не страшно — и уж точно не страшнее того, что он хочет сказать. И она прижимается губами к его губам, неловко и неумело, Нора ведь никогда раньше никого не целовала, но ей почему-то кажется, что у нее получится. От волнения ее губы сухие, как пески пустошей, оставшихся после арагами. Но Линдо терпит и ждет, пока она не отстранится, насладившись новыми ощущениями и своей смелостью. Терпит и ничего не делает, только крепче сжимает руки у нее на плечах. — Нора, — повторяет он ее имя, когда подошвы нориных ботинок снова касаются пола. — Прости меня. Наверное, мне стоило вести себя по-другому, но я не знал, не мог даже подумать, что ты… Норе очень хочется, чтобы он все-таки не говорил ничего из этого, но второй раз у нее не выходит: Линдо держит ее крепко, не давая придвинуться. Откуда-то изнутри к горлу поднимается что-то тяжелое и горькое, и Норе только и остается, что сглатывать это. Пытаться сглотнуть.

— Я видел в резонансе, — продолжает Линдо, болезненно морщась. — Мне очень жаль, что тебе пришлось через все это пройти. В этом моя вина. Норе хочется сказать, что он ни в чем не виноват — ну правда, не в нападении арагами же? Не потому что они все думали, что он мертв? — Мне очень жаль, — повторяется Линдо, запинается и глотает воздух. — Но я не могу ответить на твои чувства. Ты очень хорошая, Нора, смелая и сильная, но... В комнате что-то трещит, и Нора моргает удивленно, даже почти оглядывается, пытаясь понять, что это за звук. Потом догадывается — Линдо его не слышит. Это где-то у нее внутри.

— Маленькая? — наконец, собирается с силами спросить она. И улыбается. Чувствует, как улыбка наползает на ее губы, заставляет уголки подниматься выше. Надо же, а ей казалось — разучилась. Линдо отпускает ее, вскидывает руки в несогласном жесте. — Нет, что ты! — он не слишком убедителен, и Нора понимает: угадала. — Нора, я… Я люблю Сакую. Мы с ней давно вместе, и когда все это случилось, я наконец-то понял. И… я не могу, послушай. Не так. — Я понимаю, — говорит Нора, и ей кажется, что Линдо сейчас мгновенно раскусит ее ложь. — Я видела это в резонансе. Рукой он прикрывает лицо. Стонет, кажется, растерянно и стыдливо.

— Господи, — говорит он, не убирая руки. — Это ужасно. Тебе не стоило… Мне не стоило.

— Это резонанс, — объясняет Нора, продолжая улыбаться. — Его нельзя контролировать. Все… все в порядке, Линдо.

Она перехватывает одной рукой другую и смотрит, смотрит на него. Врет отчаянно, но что еще ей делать? Плакать и кричать? Что это она спасла его, что она рисковала собой, что это ее он должен любить? Ее, а не Сакую, которая сдалась почти сразу? Нора мало знает о любви, но ей кажется, что это неправильно. Так она сделает только хуже. — Точно? — переспрашивает он, наконец, снова глядя ей в глаза. Внимательно и испытующе, словно они собираются на первую миссию, и он проверяет, насколько она готова.

Первая миссия была слишком давно, и Нора многому научилась. Поэтому она кивает, и Линдо выдыхает с облегчением, шагает вперед и обнимает ее, прижимает к себе. — Спасибо, Нора, — шепчет горячо на ухо, отчего Нора изо всех сил жмурится. — Пожалуйста, не ненавидь меня. — Не буду, — обещает она со всей искренностью. И правда ведь — не будет. Нора маленькая, в ней мало места для ненависти, и все его занимают арагами. У Линдо совершенно другое место у нее внутри, и это, Нора верит, не изменится. Никогда. Даже после его ухода, даже когда она узнает, что они с Сакуей уезжают. Даже когда лежит без сна, рассматривая свою руку на фоне темного потолка. Бледная кожа в тусклом свете из-под двери кажется совсем белой, и Нора думает, что она, возможно, где-то все-таки умерла, но все еще нужна Фенриру, как пожиратель богов. Поэтому они сделали так, что Нора двигается, сражается и говорит, но на самом деле от нее осталась только оболочка, наполненная россыпью клеток оракула. Потому что больше у нее внутри ничего нет.