Часть 1. Бывают в жизни огорчения. (1/1)

Едва ребята исполнили композицию, в которой моё участие, как вокалиста, не требовалось, я прислонился виском к оконной раме и стал напряженно всматриваться в расплывчатый пейзаж по ту сторону стекла. Тяжелые капли дождя мерно ударялись о грязный подоконник, отстукивая неведомый мне ритм, временами — ложились на стекло мокрыми штрихами. Кое-где я видел нечеткое отражение светлых стен большого помещения, служившего моей группе студией. Несколько минут спустя изображение поплыло, растеклось, краски перемешались. Голова начала гудеть. Я прикрыл глаза и устало вздохнул, чувствуя, как угнетение медленно закрадывается в моё сознание. Пустое и едкое, оно отравляло каждую мысль, приходившую в голову. Депрессивную идиллию нарушил недовольный возглас Антона: — Достало! — я услышал, как что-то жалобно звякнуло. — Вы делайте, что хотите, а больше так не могу. Я распахнул глаза и, натянув капюшон пониже, посмотрел в сторону говорившего. Антон нервно теребил лямку электрогитары и недовольно хмурился, пиля остальных участников группы взглядом темно-карих глаз. Его губы были плотно сжаты; в уголках рта появились складочки. Высокий, широкоплечий юноша в любую секунду был готов сорваться с места. Однако когда гитарист повстречал другие, более жестокие и насмешливые глаза, его напряжение ослабло. Плечи приподнялись — он вдохнул. — Что опять? — такой же черствый, как взгляд обладателя, голос раздался в ответ. Он был негромкий, суховатый. Ответивший Игорь явно хотел продемонстрировать свою сдержанность. Парень отпустил гриф бас-гитары и поправил светлую прядь волос возле уха. При этом глаз с Антона он не сводил. — Ты ещё спрашиваешь, — зашипел гитарист. Антон, не выдержав, оторвался от глаз блондина и окинул того испепеляющим взглядом целиком, с головы до ног. — Сам постоянно тупишь, начинаешь раньше времени, — он всплеснул руками и повернулся в сторону клавишника Кости. — А ты снова запаздываешь. Вырванный из своего крошечного мирка в углу помещения, Костя дернулся от неожиданности. Его руки оторвались от синтезатора, по клавишам которого он задумчиво водил кончиками пальцев. Даже не посмотрев на Антона, Костя пожал плечами и в очередной раз невесомо провел по черно-белому ряду. — Раз ты такой умный, то бери мою басуху и пробуй сам. Знаешь, у тебя тоже косяки случаются, — Игорь почти вплотную приблизился к Антону. — И случаются они чаще, чем надо, — усмешка окрасила его губы, за которыми виднелись очертания стиснутых зубов. Мне показалось, что воздух между соперниками накалился, не выдержав таких бурных эмоций с обеих сторон. Никита, вставший из-за барабанной установки, приблизился к парням и невозмутимо произнес: — Ребят, успокойтесь, — барабанщик положил одну руку на ёжик темных волос Антона, а другую на светлые волосы Игоря. Антон дёрнулся, стряхнул руку Никиты и поставил свою электрогитару у стены. — Уходишь? — язвительно поинтересовался Игорь.Я снова захлопнул веки и склонил голову набок, придерживая капюшон одной рукой. Шея глухо хрустнула. Приятная боль начала разливаться по позвоночнику. Больше не было желания вслушиваться в голоса коллег, поэтому я пытался концентрироваться на медленно уходящем ощущении. Боль совсем отошла, уступила место теплу. Натянутые мышцы затрепетали. Голоса стали расплываться глухим эхом. На несколько секунд воцарилась тишина, нарушаемая сдавленными ударами капель дождя. После долгой репетиции эти мирные секунды приносили истинное блаженство. Дремота наверняка бы сковала меня, если бы не хлопок двери, заставивший открыть глаза. — Да чтоб его… Как обычно, всё настроение испортил, — шипел бас-гитарист, присаживаясь на небольшую сцену. — А у меня сегодня ещё интервью. Убью когда-нибудь этого…— Игорь, — устало выдохнул барабанщик, скрестив руки на груди. — Скоро концерт, а вы ерундой страдаете. Ваши придирки могут дорого обойтись всем нам. — Никита повернулся ко мне. — Стас, а ты что? Собираешься, наконец, открыться или нет?Услышав своё имя, я невольно вздрогнул и пролепетал: — Наверное. — Ладно, — Никита потер переносицу и двинулся к выходу. — Я пойду тогда. Надеюсь, завтра мы сработаемся лучше, — он поднял с журнального столика рюкзак и вышел. Я уткнулся носом в колено, поскольку яркий свет бросился в глаза. Перед ними тут же начали расплываться желтоватые пятна. Зыбкое и горячее, словно нагретый песок, ощущение, которое так хочется смахнуть, безуспешно моргая. Через пару минут входная дверь снова издала звук. Несомненно, помещение покинул Игорь, редко позволяющий себе прощаться вслух. Обычно он бегло кивал. Стук капель прекратился. Костя взял пару аккордов, как будто желал нарушить неожиданную тишину. Звук медленно растворился в помещении, как растворялось сияющее пятно перед моими глазами. Разогнувшись, я спрыгнул с подоконника и обратился к клавишнику: — Ты здесь останешься или мне тебя подождать? Ссутулившаяся фигура за синтезатором повела плечом. Клавишник на некоторое время затих. Несколько капель за окном разбились о подоконник, предшествуя чрезвычайно спокойному голосу, раздавшемуся в ответ: — Нет, я останусь, — как всегда робко отозвался Костя, подняв серые блестящие глаза.Костя вновь склонился над инструментом. Длинные тонкие пальцы скользнули по резким изгибам, нетерпеливо провели по краям клавиш. Словно одержимый, привязанный к ним больше, чем плотью, в лице он был абсолютно бесстрастен. Глянцевые блики на каштановых волосах всколыхнулись — клавишник поднял голову, и мы обменялись прощаниями.Массивные двери студии за моей спиной — тишину взрывает быстрая отчаянная мелодия. Бесконечно красивые, приглушенные рыдания синтезатора. Я прошел узкий коридор и спустился в гостиную, ведя ладонью по гладким перилам винтовой лестницы.***

Выходя из большого двухэтажного здания, в котором мой коллектив снимал комнату, я был не в лучшем расположении духа. Сорванные репетиции и ссоры между участниками группы всегда подавляли моё настроение, и не важно, насколько хорошим оно было до этого. Конфликты между Антоном и Игорем — обычное дело. Антон чрезмерно эмоционален, а Игорь своенравен и упрям. К тому же, парни всегда боролись друг с другом за любовь слушателей. Они оба были достаточно амбициозны, но Игорь всё же обладал большей известностью. Бас-гитарист часто эпатировал публику, привлекая к себе внимание, и был завсегдатаем ночной жизни города. Однажды Игорь во всеуслышание признался в своей бисексуальной ориентации, что вызвало настоящую бурю эмоций со стороны фанатов. После этого популярность группы, конечно же, возросла, однако мне такое положение дел не понравилось. Я ничего против однополых отношений не имею, но считаю неприемлемым кричать об этом на каждом углу. Барабанщик Никита является связующим звеном между нами. Он умеет сплотить коллектив и, применяя лишь силу логических доводов, сделать так, чтобы к нему прислушивались. Я уверен, что каждый член группы ощущает его неформальное лидерство. Несмотря на то, что отцом Никиты является состоятельный предприниматель, барабанщик совсем не похож на избалованного ребенка. Он добродушный, трудолюбивый и надежный человек. Изначально Никита не был талантливым музыкантом, но, благодаря своему упорству, сумел достичь небывалых высот. И я его очень уважаю за это. Что касается клавишника… Он, как и его инструмент, фон, без которого музыка была бы совсем иной. Застенчивый, неразговорчивый, вечно отрешенный. Думаю, он в чем-то похож на меня, хоть и знаю его лишь поверхностно. Костя часто обрывает свою речь на полуслове, любая информация выходит из него с трудом. Он не выглядит несчастным, однако избегает всех тем, что касаются его друзей, семьи и жизни вне мира музыки. К клавишнику стараются относиться снисходительно из-за особенностей его поведения, поэтому не донимают парня лишними расспросами. Если о Косте известно мало, то обо мне товарищам не известно практически ничего. Капюшон, скрывающий моё лицо, за все два года, проведенные с группой, не снимался ни на концертах, ни на репетициях. Да, меня можно счесть полным идиотом, но я вижу здесь неоспоримые плюсы. К примеру, из-за своей робости и самокритичности я не могу показаться огромной толпе. Мне гораздо спокойнее, когда темная ткань капюшона почти полностью скрывает лицо. Также это замечательный способ спрятаться от нежелательного внимания, да и имиджу группы данный факт приносит некую таинственность. Обо мне ходят разные слухи: я и девушка с мужским голосом, и урод, и неописуемый красавец. Интрига делает своё дело. Перед группой я своё лицо тоже никогда не показывал. Сначала многие возмущались, а потом смирились, во многом потому, что я был самым «старым» участником группы, если не считать бывшего клавишника, с которым мы всё это затеяли. Казалось бы, зачем мне скрываться ото всех? Ответ прост — не хочу переплетать жизнь только окончившего школу обычного юноши, и жизнь известного вокалиста. Конечно, трудно назвать столь контрастное, несогласованное сборище коллективом. Поначалу казалось, что создание группы с каверзным названием «Melody of Euphoria» (англ. «Мелодия Эйфории»)было ошибкой. Постоянные столкновения и выяснения отношений — вот непременные спутники группы в период работы над мелкими композициями и первым альбомом. Однако то, что нас объединяло, было гораздо сильнее. А именно — всецелая, самозабвенная преданность музыке. Мы отдавались ей без остатка, всем естеством погружаясь в резкие, трепещущие волны звука. Было нелегко, поскольку исполнение рок-музыки тяжелых жанров требует колоссальных усилий. Особенно по части вокала. Можно с легкой беспечностью, пританцовывая, исполнять регги, живо двигаясь на сцене, вдаваться в тексты популярных композиций, эфирным дуновением нести эхо баллады. Но если ты поёшь в рок-группе, необходимо гораздо больше эмоций и сил. Пост-хардкор, который мы выбрали в качестве основного жанра, предполагает сплетение чистого и экстрим вокалов. Для одного солиста выдерживать переход и саму технику неимоверно сложно. Игорь помог мне, взяв на себя бэк-вокал, а также отдельные части, которые исполнялись таящим, чуть надрывным голосом, и обычно располагались ближе к концу песни. Разумеется, моя работа не становилась легче, зато второстепенный вокал придавал композициям свежести. Я приручал свой голос, будто дикое животное, пел до тех пор, пока не начинал хрипеть. И бессонными ночами, еле сглатывая, морщась от сильнейшей боли в горле, мне приходилось убеждать себя в том, что все усилия тратятся не зря. Шли долгие месяцы упорной работы. Самозабвенная игра балансировала на грани с конфликтами, а конфликты — с желанием создать нечто превосходное. Столько вдохновения было потрачено на тексты, мастерства — на создание музыки, времени — на практику, нервов — на пребывание в коллективе. И всё это только ради выхода маленького альбома. Наша эйфория не имела ничего общего с чувством счастья. Это была неистовая, совершенная борьба, прекрасная и ужасная одновременно. Релиз пришелся на раннюю осень. Мы все были в отчаянии. Изнуренные, пересыщенные обществом друг друга, уверенные в том, что альбом потерпит фиаско. По этой причине композиций было мало — всего семь. Все на английском языке. Шесть из них включали мистические короткие истории, не объединенные общей темой. Седьмая же была длинной десятиминутной инструментальной композицией. Обложку альбома я рисовал сам, так как имел неплохие художественные навыки вперемешку с безудержной фантазией. Рисунок представлял собой тень однокрылой птицы, заключенной в треугольник. Из её распахнутого крыла сыпались перья, клюв был приоткрыт, когтистые лапы поджаты. На заднем плане извивалось сухое дерево, пять ветвей которого оплетали треугольник с разных сторон. Название альбома пришло спонтанно, буквально за день до выпуска. «A Little Madness» (англ. «Маленькое Безумие»)— было выведено замысловатыми буквами в верхнем углу обложки. Вопреки всем ожиданиям, труды не остались незамеченными, и нам удалось заключить контракты с двумя зарубежными нет-лейблами. Композиции быстро распространились по сети, и вскоре появились первые предложения выступить на сцене, обычно в клубах, где проходили неформальные тусовки. И все дальше, дальше, по нарастающей, неслась эта стремительная волна, именуемая популярностью. Она ощутимо ударила по моему закрытому миру. Я никогда не мог подумать, что большое количество людей может заинтересоваться мной, моими чувствами и творчеством. Поначалу это было невероятно, слишком внезапно, а после — словно так было всегда. ***

Шлепая промокшими ботинками, я медленно шел по асфальту и наблюдал за тем, как редкие капли срываются с деревьев и тревожат тонкий слой воды вокруг себя. Теплое летнее солнце вырвалось из плена и теперь освещало всю трассу. Я только собрался вдохнуть волшебный запах свежести после дождя, как в кармане завибрировал телефон. — Да, — уныло протянул я, поднося трубку к уху. — Стас, привет, — послышался высокий голос моей девушки Нади. — Чего не звонишь? Неужели тебе не важно, что со мной происходит? А вдруг меня машина сбила или ещё что похуже? — в её голосе прозвучали досадные нотки. А вот и «привет» из повседневного мира. — Да нет же. Конечно, мне очень важно, что с тобой происходит. Просто у меня дела сегодня были… — я тяжело вздохнул. — У тебя всегда какие-то дела, о которых ты мне не говоришь! — она вскрикнула так, что я немного отстранил телефон. — Ты мне почти никогда первым не звонишь, а ещё, — Надя запнулась. — Мало ли, с кем ты там. — Да тише ты, никого у меня нет… — Ты опять меня затыкаешь! — взвизгнула она, прервав мою реплику. — А у Наташки парень, вон, не то, что ты. Я бы назвала их отношения идеальными. — А от меня ты чего хочешь? — не выдержал я, повысив голос. — Я и без того много денег и времени на тебя трачу, выслушиваю, поддерживаю, по первому зову прихожу, в конце концов. — Понятно с тобой всё, — девушка, всхлипнув, бросила трубку. — Чёрт… — гневно прошептал я, кладя телефон обратно в карман.Она всегда была экспрессивной и взвинченной. Не знаю, чувствовал ли я по отношению к Наде что-нибудь или нет. Может, ещё пару месяцев назад симпатия была весьма сильной, но в последнее время то ли я перегорел, то ли она изменилась. Произошедший разговор, весьма задев меня, заставил в который раз усомниться в надобности этих отношений. Настроение было безнадежно испорчено. Я быстро зашагал по улице, больше не обращая внимания на окружающий пейзаж и надеясь поскорее добраться до дома. ***

Открыв дверь в квартиру, я облегченно вздохнул. Отец пребывал на работе, а кроме него в нашей квартире никого быть не могло. Мать уже три года жила отдельно от нас. В другом городе и с новой семьёй. Наспех разувшись, я запрыгнул на софу в гостиной и, обхватив руками подушку, закрыл глаза. Несмотря на осадок от неприятного разговора и конфликта на репетиции, медленное погружение в сон не заставило себя долго ждать. Открыть глаза меня вынудил телефонный звонок. Находясь в полудрёме, я неаккуратно вытащил мобильный телефон из кармана, отчего тот упал на скользкий пол и закатился под диван. Выругавшись, я медленно встал и принялся двигать софу. Когда телефон всё-таки оказался в моих руках, остатки сна рассеялись. Как оказалось позже, звонил мой хороший друг Дима и предлагал отправиться к нему с ночевкой. Я, воодушевленный, быстро стянул с себя привычную олимпийку и надел белую рубашку. Приятная на ощупь ткань щекотала подбородок. Я поправил воротник и подошел к зеркалу. Уложив черные локоны, обрамляющие лицо, и закинув челку набок, я придвинулся к зеркалу вплотную. Странно, что моё лицо так и сияло. Даже легкий румянец играл на бледных щеках. Обычно я похож на мертвеца с белым, как мел, оттенком кожи. Сейчас же, наоборот, даже тусклые серо-голубые глаза делали черты лица свежее и выразительнее. Я чуть улыбнулся своему отражению в зеркале. В подобные моменты я себе очень даже нравился и понимал, что глупо не принимать себя таким, какой ты есть. ***

Было около десяти часов вечера. Я сидел на диване и всматривался в мерцающий экран телевизора. Дима располагался рядом, то и дело поднося к губам сигарету и затягиваясь горьким дымом. Я был очень рад, что пришел к нему и развеялся. Мы здорово провели время и теперь отдыхали, думая каждый о своём. — Стас, — Дима поднялся и стряхнул сигаретный пепел прямо на ковер. — Я оставлю тебя минут на пятнадцать, ладно? — он перевел взгляд на часы, висящие над дверным проемом. — Ага, — я закинул голову назад. — Ты куда? — Да, нужно к одному типу зайти, приставку забрать. А ещё я думаю по дороге в магазин заскочить, — договорив, Дима вышел в коридор. — Это хорошо, — задумчиво протянул я и снова принял нормальное положение. Как только входная дверь захлопнулась, резко вырвав меня из бессмысленных раздумий, я взял пульт и стал перебирать каналы. Ничего стоящего не находилось, и я от скуки продолжал кликать на одну и ту же кнопку. Вдруг на экране показалась знакомое лицо. Я сначала не обратил внимания и продолжил щелкать дальше, но внезапно остановился. Вспомнив, что Игорь сегодня даёт интервью в прямом эфире, я пролистал несколько каналов назад и убедился в своей правоте. На кожаных диванчиках, стоящих друг напротив друга, сидели молодая светловолосая ведущая и Игорь. Очевидно, передача началась давно, так как они увлеченно о чем-то беседовали. Парень улыбался и беспечно отвечал на вопросы, положив одну руку на спинку дивана. Девушка же не сводила глаз с нашего бас-гитариста и изредка что-то добавляла. Я не вслушивался. Просто лениво наблюдал за тем, какой Игорь весь из себя прекрасный. — Многих интересует вопрос, — вновь начала ведущая. — Какой внешностью должен обладать ваш идеал, если таковой имеется? Игорь уселся поудобнее, дотронулся до нижней губы и протянул: — Да, имеется, — он немного задумался, а затем продолжил. — Знаете, это обязательно должен быть темноволосый юноша. Чем темнее волосы, тем лучше. Они должны быть приятными на ощупь, длиной до щёк и ниже. У меня фетиш на волосы, — Игорь говорил чуть ли ни с придыханием, жестикулируя и закатывая глаза. — Что касается черт лица, то они должны быть мягкие. Чтобы не было выдающихся скул и подбородка. Кожа — светлая, даже болезненно-бледная. А глаза… Глаза дикие, загадочные. Холодного оттенка. — А тело? — ведущая захихикала. — О, это довольно сложный вопрос. Но, точно могу сказать, что мне нравятся острые плечи с четко очерченными ключицами, бедренными косточками и лопатками. Ещё запястья. Хрупкие такие, с выпирающей косточкой. Обожаю худеньких. — Значит, вот как, — девушка закинула одну ногу на другую. — Вы поэтому не состоите в отношениях? Всё ищете свой идеал? — она поддалась вперед. — Именно так. На то есть свои причины. — Ладно. Допустим, вы нашли его. Что дальше? — Дальше? — похабная ухмылка окрасила его губы, глаза широко раскрылись. — Дальше я за себя не ручаюсь. Я, как завороженный, ещё несколько минут смотрел в экран, а затем подскочил и ринулся к зеркалу в прихожей. Так… «Темные, мягкие волосы до шеи», — пронеслось в моей голове. Я стал перебирать пряди своих волос. «Глаза холодные, загадочные». Я поддался вперед, рассматривая свои глаза. «Мягкие черты лица». Я коснулся гладких скул, подбородка, переносицы. «Выдающиеся ключицы и бедренные косточки». Я провел подушечками пальцев по ключице и бедрам, осознавая схожесть своей внешности с описанным идеалом Игоря. Черт, это какой-то прикол. Я прислонился спиной к стене и сполз вниз. Почему-то меня разом пробрала дрожь. Я приподнял голову и вжался затылком в стену. На моих губах непроизвольно выросла нервная усмешка. Прокрутив в голове ситуацию, я поднялся, оперся рукой на стену и вернулся на диван. — А у девушек совсем-совсем нет шансов? — невесело поинтересовалась ведущая. — Почему же? — Игорь прищурил жёлто-зелёные глаза. — Возможно всё. Я резко переключил на другой канал, не в состоянии больше видеть его. Если раньше у меня возникали мысли о том, чтобы раскрыть свою внешность, то теперь они улетучились. И какого чёрта всё складывается именно так?