Часть 2 (1/1)

Сквозь неба синие шелкаВзметнулась белой искрой птица,Чтобы узнать как глубокаНебесная рекаИ в солнце утопитьсяДельфин?— ?Девять? Их не связывают, а просто бросают к бетонному столбу, наставив оружие. Берсерк, что прикончил Незола, садится напротив и долго смотрит в упор. Ориона трясёт, чувств столько, что те переливаются через край чем-то жгучим в глазах. Он не понимает, почему тело так подводит его: когда требуется полная отдача, им снова овладевает леденящий душу страх! —?Что же вы за создания такие? —?наконец лидер берсерков прерывает тишину, нарушаемую лишь рваным дыханием Ориона, и брезгливо поднимает его лицо концом кинжала под подбородком. Металлический запах тут же ударяет в нос; он не понимает, что холоднее?— кинжал или кровь Незола на нём. —?Точно не альбы?— слишком слабые, но и не люди?— рожей не вышли, да и мозгами. Орион понимает, что после смерти Незола должен взять на себя командование, защитить Талию, хотя та вполне может постоять за себя, и начинает объясняться: —?Мы покинули Ксакор добровольно и не представляем для вас опасности,?— ровным голосом произносит он и не видит на лице собеседника ни тени изменений. —?Мы хотели заключить перемирие, союз… Берсерки смеются, но тот, что перед ним?— молчит и смотрит так, что Орион мечтает проглотить собственный язык. —?Должен признаться, ещё ни разу мы не общались с альбами так близко, если не считать Джакса,?— будто и не услышав его слов о мире, лидер берсерков опускается на одно колено, с ленцой переводя взгляд то на Талию, то на Ориона, разводит руками. Резкая перемена настроения не поддаётся логике. —?Скажем, у альбов есть какие-то интересные истории? Усмешка на небритом лице не позволяет Ориону относиться к вопросу серьёзно; он хлопает глазами и делает попытку, на ходу пытаясь понять, что значит ?интересно? для человека: —?У нас развитая культура. Мы чтим своё прошлое,?— ?Пусть элексеторы и отрицают это?. —?В архивах есть множество данных об истории альбов… —?А мне казалось, если кто-то из ваших подыхает, значит, он облажался. Намёк на Джакса вынуждает Ориона скривиться, как от удара. Его фигура остаётся спорной, ведь память о ходячем болванчике Гибрида всё ещё свежа, однако его подвиг вдохновил Незола на побег. —?Командор Джакс?— наш герой. Живая легенда,?— наконец выдавливает из себя Орион, и берсерк перед ним чуть наклоняет голову. —?О, почему же? —?Он отказался от элекса, он свободен от его влияния,?— вставляет Талия, и взгляды перемещаются на неё. Если даже она рот открывает, значит, тема правда задела за живое. Один Гибрид знает, какие мучения она сейчас испытывает: бледный лоб застилает пот, зрачки расширены, почти чёрные, слова мешаются с дыханием; Талия будто задыхается?— и только он знает, что дело в пробудившихся чувствах. —?И как, уже придумали легенду для своего нового героя? Что-нибудь о том, как он убивает альбов и присоединяется к берсеркам? Несколько секунд под мостом гремит тишина. Орион боится пошевелиться, хотя в душе он давно подозревал, кто подослал эту шайку. Талия рядом содрогается и шипит, чуть нагнувшись вперёд: —?Ты лжёшь! —?Ого, посмотрите на эту горячую цыпочку,?— кто-то гнусно хохочет, указывая на неё пальцем, словно на невиданного зверька. —?Первый раз вижу такого вспыльчивого альба! Их главарь отмахивается, и хохот обрывается. Водянистые глаза изучают будто бы с интересом, но не с позиции доверия; скорее оценивают?— представляют ли они угрозу. Наконец он качает головой и тихо произносит: —?Больше похоже на судороги, чем на эмоции,?— рот кривится, обнажая жёлтые зубы. —?Вы?— лишь пародия на людей, в вас нет ничего живого. В области грудной клетки будто обрывается что-то и срывается в пропасть, но Орион не умирает, а значит, это что-то ненужное?— наверное, его дрянное сердце. Если человек так говорит, то наверное, он понимает лучше? Изгой среди изгоев, альб с поломанными чувствами?— здесь Орион не находит ничего для себя нового. Ему бы следить за руками, сжимающими оружие, но взгляд скользит вниз, под ноги берсерков, где белеет распростёртое тело Незола. Смерть?— такая же естественная часть жизни, как элекс. Альбы не обращают на неё ни малейшего внимания, разве что в контексте культа силы, когда слабая особь естественным образом отсеивается, но сейчас, глядя на своего командира, Орион чувствует, как в груди, на месте щемящей пустоты, поднимается настолько огромная волна, что глаза мгновенно застилает пеленой. Ему больно, невыносимо больно, но физическое состояние тут вовсе ни при чём. Хочется кричать, и он не держит новую эмоцию в себе?— нет сил. Когда Орион снова может дышать, становится куда легче. Талия содрогается всем телом, встречая его взгляд, но всё ещё молчит; её лицо блестит, а щёки восхитительно краснеют. Наконец и Орион видит тень варварских инстинктов: приливает адреналин, и мышцы будто вздуваются, руки сжимаются в кулаки, мысли же горят: ?Убей! Растерзай!?. Он собирается сделать нечто нелогичное и знает, что ярость и порыв, связанный с ней, не приведут ни к чему хорошему?— Орион просто ударится о стену и скорее всего погибнет, но та часть мозга, что отвечает за благоразумие, едва лепечет сквозь грохот его разрушающейся жизни. Талия реагирует куда быстрее?— она вообще схватывает всё налету и явно опережает Ориона что когнитивно, что эмоционально?— и с силой пинает под колено берсерка перед ними. Орион старается не отставать, и вот уже они пятятся вместе, прикрываясь их командиром, как живым щитом. Это будет честным обменом, если они отомстят за Незола?— мысленно он уже представляет, как берсерк падает в грязь,?— однако с его смертью они лишатся шанса на побег. Дальше всё как в кровавом тумане. Берсерк слишком тяжёл, он не собирается помогать им сбежать, поэтому Орион толкает его вперёд, в сторону своих людей, и тянет за собой Талию. Они долго страдали от истощения, но выносливость альбов, к счастью, их не предаёт. С какой-то тоской Орион вспоминает о спрятанном в машине элексе, но хвататься за него было бы безумием. В лесу укрыться легче лёгкого, особенно от стрел. Они бредут около часа, старательно огибая скопления мутантов, пока не валятся на землю, пытаясь отдышаться. Шастать по диким местам без оружия?— верх глупости, и чудо, что они вообще остались в живых. Впрочем, как оказалось, глупости они начали делать задолго до прихода берсерков. Орион жмурится, пытаясь укрыться от палящего солнца и сконцентрироваться на ощущениях, но внутри него пустота?— не обычная, холодная и спокойная, а тёмная, как космическая чёрная дыра. Чтобы отвлечься и привести мысли в привычный порядок, Талия исследует броню на повреждения и снимает погнутый нарукавник, сдвинув тонкие светлые брови к переносице. Такой её застаёт Орион, вынырнув из своих дум,?— в прекрасном свете пробивающихся солнечных лучей,?— и понимает, что не может отвести взгляд. Талия опережает его в эмоциях, а значит, мимику она усвоила куда лучше, и что-то не даёт Ориону покоя. Он не видит ничего кардинально нового?— и за одной мыслью его окатывает настоящее озарение. Если кто-то заговаривал о людях, альбы хмурились, сдвигали брови и морщились, охотно показывали самодовольство и пренебрежение. Эти мельчайшие детали были невыгодны Ксакору, а потому никогда не всплывали на поверхность. Орион содрогается от мысли, что всё это время мог чувствовать. Да, спектр был куда уже и ограничивался характерным для альбов снобизмом, но все же?— это яркие, доисторические признаки эмоций. Значит, не только люди грешат пробелами в эволюции, но и альбы?— от тех же людей,?— которые кичатся совершенством. Значит, и Орион не так одинок в своей ущербности, раз те же затруднения наверняка испытывали элексеторы. Наверняка им кажется, что альбы переняли что-то вроде болезни, от которой следует избавиться, вроде штамма вируса, который упорно выживает в организме и ждёт подходящего возбудителя?— истощения, отключки, предательства. Орион так увлечён своим внезапным открытием, что не сразу замечает, как Талия обращается к нему: —?После Незола ты?— следующий командир. Он качает головой, глядя куда-то в сторону?— почему-то теперь, когда Талия отвлеклась от своего нарукавника, смотреть на неё становится тяжело. —?Нет, хватит. Больше никакого подчинения, никакой старой иерархии. Теперь есть только мы двое. Краем зрения он замечает новую эмоцию, мелькающую в её взгляде?— настолько восхитительную, что перехватывает дыхание. Талия облизывает пересохшие после бега губы, и Орион совершенно бездумно следит за движением маленького кончика розового языка. —?Это звучит… Не знаю,?— копна белых, как снег, волос скрывает половину лица, и интуиция подсказывает, что Талия делает это специально. —?Почему ты отворачиваешься? —?Я всё ещё боюсь, Орион, и не знаю, что делать дальше. Мы одни, без элекса, без оружия… Да, мы ушли, но у нас всегда был план и какая-то подстраховка, а теперь… —?Теперь у нас есть всё, чтобы по-настоящему начать новую жизнь. Кивок впервые кажется ложью?— ничего она не поняла пока что, но почему-то это внезапное проявление лжи кажется весьма приятным. Приятно разрушать природу альбов своим инстинктивным неповиновением. Они изначально что-то делали не так. Легко сказать, но тяжело отбросить всё, чем жил долгие годы. Те же берсерки никогда не поймут, с какой ношей живут, и почему бездумное подчинение?— проще, когда свобода даётся им легко, как дыхание. Орион же вынужден впервые сорвать с лица респиратор и вдохнуть разреженный воздух, точно новорожденный. Эволюция ехидно ухмыляется ему, мутанту, в кошмарах и приглашает принять участие в отборе на право существовать. Глупо себе врать, что по щелчку пальцев можно стать другим, отмести элекс и стать человеком: монотонная речь Джакса и его каменное выражение лица тому яркое подтверждение. Возможно, его вероломность и строгая приверженность выбранной стороне даже больше выдаёт в нём альба. Они всегда будут народом льда?— и это не изменить сразу. Может, разве что через несколько поколений, но элекс так прочно въелся в землю, в гены и жизни, что он просто не позволит сделать шаг назад. Клетка же, выстроенная изо льда элексеторами и Гибридом?— безнадежная западня, ведь эволюция никогда не останавливается, она требует движения и развития. Альбы возомнили, будто уже находятся на вершине, и не видят возможностей прямо над головой. Это застой, и каждая его секунда ведёт лишь к смерти, которая, судя по последним событиям, уже не за горами. Ориону горько признаться даже самому себе, что является тупиковой веткой эволюции. Ему позволили распробовать эмоции, однако он не нашёл в себе силы с ними справиться или хотя бы понять: если дикому мутанту вручить карабин, тот начнёт копать им ямы, а не стрелять. Альбы печально утопичны и бесперспективны как вид, если не могут поддерживать оптимальную численность без помощи Свободных Народов. Всё это время в рассуждениях Орион прикрывается природой, эволюцией и игнорирует самый очевидный факт, почему им не стоит существовать в нынешнем виде; почему их существование в принципе иррационально. Уловив наконец логику, большинство альбов бы прыгнуло в утилизатор?— наверное, поэтому элексеторы так рьяно их ограждают от информации. Впервые их мотивацию можно понять. Недостаток элекса приводит совершенно не в ту степь, и Орион уже начинает скучать по страху, внезапно вспыхнувшему через день после побега из Ксакора. Теперь он молчит вместе с Талией и не хочет её лишний раз разочаровывать. Возможно, она и сама всё поняла гораздо раньше. Они отыскивают неплохой дом с хорошим обзором и несколько дней занимаются его починкой, таскают к окнам бетонные блоки и лом, чтобы возвести баррикады. За постоянной работой некогда формироваться гиблым мыслям, и Орион находит усталость после поднятия тяжестей весьма приятной; впервые сон его крепок и безмятежен. Талия, которая раньше специализировалась на поддержке, сооружает ловушки и как-то изготавливает взрывчатку из подручных материалов. К счастью, канистр с горючим тоже пока в достатке. Первые сутки они ещё как-то терпят, но потом потребность в элексе пересиливает страх. —?Ты была права насчёт Абессы, а мы не слушали,?— наконец признаётся Орион: он давно думает об этом, но почему-то до последнего молчит. —?Этот город под куполом?— торговый узел, где есть община альбов. Мы можем торговать с ними и возвращаться обратно. —?Только мы будем выходить вместе,?— решительно ставит условие Талия, будто заранее знает его мысли. —?Ты обещал быть рядом. Разделяться не стоит; даже потенциальная потеря их убежища не стоит риска, и Орион соглашается. Вместе они собирают всё полезное, что могут найти в округе, вместе же вооружаются подручными средствами?— топором и ножом,?— чтобы хоть как-то обезопасить себя, и, следуя в лесу параллельно дороге, оказываются в Домед Сити, где выменивают немного элекса. Женщина-альб, видно, услышав о них, выходит за ворота, чтобы познакомиться, но Орион с Талией больше походят на загнанных зверьков и наотрез отказываются называть имена. Несмотря на опасения, их спокойно отпускают и не преследуют. Хлам Старого мира не бесконечен, выбираться каждый раз приходится всё дальше от убежища, поэтому постепенно они переключаются на изготовление чего-то более сложного и полезного. Знания альбов помогают чинить более-менее пригодную технику, а также строить что-то новое; Орион собирает перегонный аппарат и размышляет над возможным потенциалом, когда Талия высаживает растения с особо ценными лечебными свойствами. Так дни растягиваются в недели. Тишина между ними приятная и даже уютная?— совсем не такая, как под мостом, где они разбредались в разные стороны и страдали в одиночестве. С утра и до самого вечера Орион будто сжимается в единый комок нервов, пока занимает мышцы работой, а потом?— просто отпускает. Он находит спокойствие, как под элексом, в тишине дома; ему нравится сидеть на втором этаже и следить за горизонтом, наблюдать за восходом солнца и как Талия, сидя на коленях, бережно касается растений. Ещё недавно его воротило от существования, полного безделья, без войны, без приказов Незола, но сейчас внутренняя пружина будто расправилась. Пришлось адаптироваться к тому, что имеется. Как бы ни была бессмысленна жизнь, всё же она уже есть, и расставаться с ней он не готов?— иначе бы присоединился к Незолу. Спорить с таким сильным фактом бесполезно. Преодолевая внутреннюю брезгливость, он кидает спальник на кровать, но всё равно не расстаётся с мыслями о насекомых, что обычно водятся в вещах Старого мира. Когда они только нашли дом и принялись выгребать мусор, Талия приподняла груду тряпья и тут же зажала нос рукой, машинально выпустив его из рук. Даже Орион содрогнулся при виде разбегающихся чёрных точек?— а некоторые, мать их, ещё и взлетели,?— хотя раньше он не страдал от впечатлительности. Подумать только, какой абсурд?— убивать диких мутантов, которые могут перегрызть тело пополам, но вздрагивать по вине какой-то мошкары? И всё же он опасается больше не соседства насекомых, а того, что они могут перенести с укусом. Орион чувствует себя беззащитным посреди леса, в окружении дикости, без поддержки техники и врачей, а потому?— перестраховывается, когда несколько раз выбивает матрац перед сном. От сырости и времени деревянный каркас кровати давно прогнил, и Орион нисколько не удивился, когда тот однажды сложился, точно карточный домик, утянув его за собой на пол. В принципе, всё и так устраивало. К Талии лезть?— себе дороже; чутьё подсказывает, что ей нужно время разобраться в себе, хотя мысли то и дело возвращаются к проклятому мосту, где все они были вместе, но?— отчаянно одиноки. Однако Орион не знает ни что говорить ей, ни что при этом делать, а собственные руки кажутся лишней деталью, когда они вынуждены общаться по каким-то делам. Всё это глупо; Орион чувствует себя глупым и со вздохом перекатывается на спину, уже не пытаясь поймать слетевшую с глаз дрёму. От всей исковерканной души он проклинает дар разума и горько усмехается, когда на ум приходит изречение Старого мира: ?Мыслить?— значит существовать?.* Эволюция явно заигралась с объёмом мозга, когда выдумывала изощрённые способы выживания для своих любимых видов, и не потрудилась сообщить, зачем позволила зародиться столь гибельным побочным эффектам. Орион больше напоминает себе разумное растение, нежели альба, когда слышит скрип двери и несколько неуверенных шагов в его сторону; Талия застывает в метре от кровати бледной тенью. Если бы он сейчас проснулся, то непременно бы всполошился, но сейчас, зависнув где-то между реальностью и очередным помутнением, он жаждет избавления от постылой двойственности. Она усаживается рядом, и некоторое время ничего не происходит?— по крайней мере, для Ориона,?— лишь затем ощущается явственное давление её руки где-то в области предплечья. Когда она перемещается и касается его шеи, кожу обдаёт жаром, хотя пальцы холодные. —?Что ты делаешь? —?голос срывается на хрип, дышать сложно, словно пустыня из Тавара мгновенно переселяется в горло. Талия же говорит тихо, но с лёгким нажимом: —?С первых минут этой жизни я не испытываю ничего, кроме страха и боли. Пожалуйста, докажи, что существуют и приятные эмоции, или я сойду с ума. Ответить он не в силах, да и что бы сказал? Что вряд ли они способны отличить ?хорошие? эмоции от ?плохих?? Талия остаётся альбом?— сильным созданием,?— поэтому стянуть с Ориона нагрудник не составляет для неё труда. Он её не останавливает, а только ошарашено таращится в пустоту за её плечом, утопая в волне новых чувств?— горячих, как лава. Оцепенение сковывает каждую мышцу тела, и в то же время что-то тяжело поднимается в районе диафрагмы, будто после долгого сна. Она усаживается сверху, фактически продолжая разбирать его по частям. Конечно, он носит броню почти круглыми сутками, даже спать приходится в ней, чтобы не окоченеть, поэтому Орион не в восторге от лёгкости в руках и груди, ничем не сдавленной; холод ночи мгновенно нападает на беззащитное тело. —?Как же я устала от этой оболочки… —?бормочет она с привычной уже злобой в голосе, чуть отодвигаясь и сдирая с Ориона наколенники. Когда её руки опускаются на пояс, он перехватывает запястье и впервые встречается с Талией взглядом. В молчании они понимают друг друга лучше всего?— это их личный способ коммуникации, куда более чувственный, чем слова и непонятная мимика. Вскоре уже его руки шарят по её телу, освобождая от верхнего слоя брони, как она и просила. Кажется, никто из них на самом деле не знает, что делать дальше, но Талия как всегда первой бросается в омут и ведёт его за собой. Когда она чуть выгибается назад, чтобы потянуть молнию на своей одежде вниз, ворот его комбинезона чуть сдавливает шею, и Орион почти задыхается. На них преступно много слоёв лишней кожи?— такой же бледной, как их собственной,?— слишком много барьеров. Орион никогда прежде не показывался кому бы то ни было обнажённым?— не только физически, но и духовно. Талия тоже выглядит не такой уверенной, какой хотела показаться сначала, и он немного помогает, аккуратно касаясь участка кожи на бедре. Пальцы чертят невидимую линию всё выше и выше, будто набираясь храбрости для исследований. С каждым прикосновением он пылает изнутри; наверное, лишь внутренний ледяной стержень не позволяет тотчас развалиться на части. О холоде они оба забывают?— или же сливаются с ним, как истинные альбы,?— отдавшись новым ощущениям с головой. Ему нравится наблюдать за ней, как и раньше, но теперь?— нестерпимо хочется касаться, тянет укрыть ладонями её снежную кожу от ночной тьмы, от боли. Будто прочитав его стремление, Талия перехватывает его руку, но не за тем, чтобы остановить, а наоборот, уводит вниз, чтобы открыть источник восхитительного жара. Он сходит с ума, когда она склоняется и ложится сверху, кожа к коже, царапая грудь бледными сосками. Сердце рвётся наружу, как и её?— стремится к нему. Орион удивлён, но охотно делит с ней чувства,?— может быть, для этого они и существуют? —?свой собственный жар, скопившийся под кожей. Наверное, впервые за всю сознательную жизнь они по-настоящему не одиноки.