II. (1/1)

Алекс довольно улыбается, разглядывая своё отражение в зеркале, и возвращает подводку обратно в мамину косметичку, вместо неё выуживая персиковую помаду. Хорошо, что она не следит за таким, и он может беспрепятственно одалживать у неё косметику, не переживая, что она заметит и начнёт задавать вопросы. Её это вообще мало интересует, она покупает помаду и тени просто так, зачастую выбрасывая их почти неиспользованными?— тушью и подводкой она пользуется чаще, так что у неё на всякий случай всегда есть две-три штуки. И ему это на руку?— можно спокойно учиться краситься, ни о чём не волнуясь, пока родители улетели в очередную экспедицию, оставив его дома одного. Точнее с дядей Джонатоном, но тот уже закрутил роман с какой-то женщиной и почти переехал к ней, изредка навещая его. Что ж, для него же лучше. Взволнованно крутанув колпачок в пальцах, он старательно наносит помаду на губы, надеясь, что Имхотеп оценит и ему понравится?— Алекс специально выискивал в интернете фотографии макияжа, что делали в Древнем Египте, и целых полторы недели учился правильно и красиво его наносить. Самая трудная часть это нарисовать узор под глазами ровно, с первого раза, но он вроде вполне приноровился и теперь у него хорошо получается. Глубоко вдохнув, он бросает взгляд на часы, радостно улыбаясь. Половина восьмого, с минуту на минуту придёт Имхотеп. Крутанувшись на стуле, он придирчиво разглядывает себя в зеркале, выискивая недостатки, проверяя, всё ли идеально?— они не виделись целую неделю, и Алекс безумно соскучился по мужчине. Ему не терпится вновь оказаться в обжигающих объятиях, ощутить запах и впиться поцелуем в губы. Вспомнив, во что перерос их последний поцелуй, Алекс краснеет, сдвигая бёдра, чувствуя волну жара, пронёсшуюся по низу живота. Иногда быть подростком?— полный отстой.*** Имхотеп раздражённо поправляет плащ, быстрым шагом направляясь по коридорам в хозяйскую спальню. Долгие поиски артефакта, способного вернуть ему силу и нормальное живое человеческое тело увенчались ничем?— простой пустышкой, красивой безделушкой, в которой нет ни капли магии. И он всё ещё мумия, не мёртвый, но и не живой. Впрочем, это состояние его почти не волнует, как и Алекса. Куда больше его бесит невозможность восстановить былую силу, способность управлять стихиями так, что сравнять город с землёй было бы так же просто, как раздавить муравья. Он прикрывает глаза на мгновение, прогоняя ярость, не желая портить момент долгожданной встречи со своим мальчишкой?— даже столь короткая разлука длинною в семь дней оставляет болезненный осадок, камнем лежащий на душе всё это время. Поразительно, как мало нужно, чтобы привязаться к кому-то. Кажется, что ещё вчера Алекс был ребёнком, с упрямой храбростью противостоящим ему. А теперь они любовники, связанные крепкими узами судьбы и похоти. Этот век принёс ему много неожиданностей. Почти невесомо коснувшись старательно приготовленного подарка, он отдёргивает руку, сжимая в кулак?— нервы шалят, и терпение уже на пределе. Воображение рисует красочные картины воссоединения, и густая застывшая кровь начинает двигаться по венам, разливая по телу жар вожделения. Сладостное вожделение, смешанное с ненавистью и нежностью?— пожалуй, идеальное описание того, что он испытывает к мальчишке. Наивная влюблённость, смешанная с желанием быть нужным и ведомым?— идеальное описание того, что мальчишка испытывает к нему. Они прекрасно подходят друг другу. Усмехнувшись, он толкает дверь, заходя в комнату, и тут же застывает, поймав взгляд Алекса в отражении зеркала.—?Привет,?— неловко улыбается мальчишка, поворачиваясь и смущённо опуская ресницы. Имхотеп шокированно смотрит на отливающие золотом веки, насыщенно чёрные узоры вокруг глаз и губы, такого невыносимо вызывающего цвета, что желание поцеловать их, слизывая стоны, становится почти болезненным, сотней скарабеев скользя под кожей и сосредотачиваясь в животе, копошась и множась, щекотая маленькими лапками внутренности. Ему хочется сжать мальчишку в объятиях, сорвав с него халат, и трогатьтрогатьтрогать, вылизывать его тело, пока Алекс не начнёт умолять остановиться, пока не станет выгибаться до хруста, пока не сорвёт голос от криков и стонов, пока в его глазах не останется ни капли разума, пока он не насытиться им сполна. О, великий Анубис, что же ты делаешь со мной, мальчик?—?Что скажешь? Тебе нравится? —?Алекс нервно стискивает пальцами сведённые колени, и Имхотеп находит это крайне очаровательным.—?Да. У меня тоже есть для тебя подарок,?— он подходит ближе, сдерживая себя, и достаёт браслеты, показывая их на вытянутых ладонях.—?Ого. Аленс завороженно разглядывает украшения, кончиками пальцев касаясь змеиных голов, и обводит всё туловище золотой змеи, что должна будет обвиться вокруг его запястья. Его глаза блестят магическим светом в отблесках ламп, и момент кажется поистине важным и чарующим, волшебным, наполненным чем-то особенным, чему нельзя дать название, ибо не придумал ещё человек таких слов.—?Надень один на меня,?— мягко говорит Имхотеп, и Алекс повинуется, бережно заключая его руку в ободок из золота. Он довольно улыбается, ласково проделывая то же самое, и внутри что-то дрожит от чувства единения, чего-то такого, что он не испытывал даже рядом с Анк-су-намун, которая понимала его лучше других и принимала таким, какой он есть. Но она была рядом с ним пока он был красив, молод и влиятелен, а стоило исчезнуть живой привлекательной плоти и высокому статусу?— она исчезла, решив добиться всего самостоятельно. В то время как Алекс рядом с ним, касается его мёртвой кожи и пахнет возбуждением, старается быть соблазнительным для него и переживает о том, как бы не показаться слишком ветреным и развратным. Разве он не прелестен? Имхотеп наклоняется, жадно сминая пухлые губы, как желал, размазывая помаду, приспуская шёлковый халат с покатых плеч. Алекс пылко отвечает, разводя ноги в стороны и удовлетворённо постанывая, и обнимает его за талию. Они оба скучали, они оба жаждали этой встречи и этого поцелуя, они оба нуждаются в большем. Только в такие моменты Имхотеп рад, что пролежал в саркофаге три тысячи лет. Только ради этих поцелуев он готов это повторить.